Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд

— Ни о чем не думать невозможно! Стоит мне отделаться от одной мысли, как в голову приходит новая!

— Да, это непросто, я знаю, — сказала Роза, не проявляя ни малейшего сочувствия. — Но имей в виду: разговоры тебе вовсе не помогут.

На первый раз Ребекка продержалась всего десять минут, а потом сдалась и сказала, что лучше пойдет и посмотрит, чем там занимаются кротыши. Но Роза не отступалась, и по прошествии некоторого времени, где-то к середине марта, Ребекка обнаружила, что с нетерпением ждет того момента, когда сможет посидеть ни о чем не думая.

Когда Ребекка наконец научилась этому, Роза, следуя по пути, указанному ей много лет назад ее наставницей, предложила Ребекке попробовать теперь подумать о чем-нибудь одном. Сначала она должна была сосредоточиться на мысли о кустике чертополоха, росшего на лугу над Розиной норой, который вскоре снова пробудится к жизни. Потом они стали выбирать другие понятия и предметы: деревья, совы, камни, Камень, темнота, когти, тепло.

Однажды Ребекка сидела, сидела и заплакала, и Роза обрадовалась тому, что молодой кротихе наконец удалось дать выход своему горю. Впоследствии, описывая свои чувства, Ребекка сказала:

— Мне вспомнилось, как я бежала, взбираясь на холм, в тот день, когда Кеан ушел, чтобы сразиться с Руном, — я рассказывала тебе об этом, — лил дождь, а я все бежала и бежала, сама не зная куда, я все металась из стороны в сторону, а потом вдруг почему-то оказалась рядом с Камнем...

— Почему-то?

Ребекка знала: если Роза спрашивает, очень важно найти ответ. Так почему же она оказалась на вершине холма? Она задумалась и вдруг ясно увидела: высокие буковые деревья с серыми стволами, вокруг струится дождь, а она все мчится, мчится... да, да, конечно, ведь деревья раскачивались, размахивая ветвями и словно указывая ей дорогу, подгоняя ее туда, навстречу свету, к вершине холма, где возвышался Камень, как будто они знали, где ей нужно оказаться, и пытались сообщить ей об этом...

— Значит, в этом все дело? — спросила она, обращаясь к самой себе и к Розе.

— Ответ известен лишь тебе, моя дорогая. Но деревья и растения постоянно подсказывают мне вещи, о которых я сама ни за что бы не догадалась. Порой мне кажется, что именно они приводят меня к тем кротам, которым требуется помощь, — иначе я не сумела бы так быстро найти к ним дорогу. Если ты мне не веришь, наведайся как-нибудь в Данктонский Лес после сильной бури, и ты увидишь исхлестанные ветром деревья и валяющиеся повсюду на земле сломанные ветви и почувствуешь, как горюют о них деревья, одновременно радуясь тому, что буря миновала, — эти ощущения прямо-таки витают в воздухе.

Вот так постепенно Роза делилась с Ребеккой накопленной за время жизни мудростью, зная, что в один прекрасный день она станет целительницей и продолжит ее дело.

К середине марта кротыши обрели изрядную самостоятельность, особенно Виолета, которая быстро подрастала и уже завела дружбу кое с кем из ровесников. Она стала подолгу где-то пропадать, хотя почти всегда ночевала в норе у Ребекки.

Комфри по-прежнему предпочитал проводить время неподалеку от Ребекки, но спал теперь отдельно, соорудив свою собственную нору. Он проявлял все больший интерес к цветам и травам, чему способствовало общение с Розой, и без конца спрашивал, когда же он сможет увидеть их своими глазами.

— Тебе придется потерпеть еще недельку-другую, дорогой мой, — сказала Роза, хотя, возможно, подснежники и борец уже кое-где расцвели. Но уже скоро в рост пойдут пролески и чистотел, а в апреле зазеленеет собачья мята, дубровка и разные папоротники... ах, как это будет замечательно! — Роза вдруг погрустнела, словно зная, что ей не суждено этого увидеть.

— Ну конечно, Роза, — сказала Ребекка. — Уже совсем скоро станет тепло. Ты и глазом моргнуть не успеешь, а в Данктоне и среди лугов уже начнут скулить и пищать маленькие кротята...

Ребекка умолкла. Что она могла сказать, если и сама знала, что жить Розе осталось совсем недолго.

В их отношениях произошли перемены. Роза будто поняла, что больше ничему не сможет научить Ребекку, свою любимую Ребекку, и теперь ей остается положиться на милость Камня и надеяться, что Ребекка сама отыщет свой путь. Час за часом проводили они в тишине, и их молчание было красноречивей любых слов. Розе удалось показать Ребекке, что она всецело полагается на нее, и тем самым пробудить в ней прежнее доверие к жизни. Именно тогда Ребекка с ужасом сообразила, что скоро ей придется заменить Розу и стать целительницей. Но ведь она еще так мало знает! А Роза все чаще надолго погружалась в сон, терзавшие ее боли усиливались, речи порой казались бессвязными, а ощущение исходившего от нее покоя набирало мощь, распространяясь по всей норе, и тогда царившая в ней тишина казалась глубже, витавшие в воздухе ароматы словно прилетали откуда-то издалека, а таившиеся по углам тени становились насыщенней и четче. Теперь Ребекка почти не отходила от Розы.

Похоже, луговые кроты поняли, что жизненный путь Розы близится к концу: они старались говорить тише, одергивали кротышей, если те начинали возиться в расположенных поблизости туннелях, и приносили еду Ребекке, чтобы избавить ее от лишних хлопот.

Порой Роза принималась говорить. Кое-что Ребекке удалось понять сразу, другие слова врезались в память, и спустя много лет вместе с накопленной мудростью пришла способность проникнуть в их смысл, а кое-что навсегда осталось для нее загадкой.

Роза теперь почти не двигалась, дыхание ее сделалось частым и неглубоким.

...Какое блаженство, что Ребекка где-то рядом, в полумраке, она тихонько ходит по норе и помогает унять боль, а порой смеется, разговаривая с Виолетой — вот несносная проказница. А еще был Кеан и Брекен в Древней Системе. «Любовь моя, хороший мой»,— говорила я ему тогда. Там, в темных туннелях, я потратила так много сил, я поделилась ими с Брекеном, чтобы ему открылся дар любви. Сколько кротов повстречалось мне за все это время, сколько было страха, сколько лишнего и ненужного... Ребекка уже все знает бедное дитя она не понимает и говорить бессмысленно милое дитя и Брекен которого она полюбит...

— Ребекка! Ребекка! — прошептала она, лежа в норе среди благоуханных ароматов.

— Да, радость моя, — откликнулась Ребекка.

...Как мягок ее мех как она ласкова радость моя мои слова ее любовь во мне Ребекка Ребекка она дрожит и эта дрожь