Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр

раз умывался. Чэн Фэнтай предложил юноше присесть, но тому не сиделось на месте, он так и стоял с коробкой в руках, расплывшись в улыбке и глядя на Шан Сижуя. На лице Шан Сижуя еще оставались капельки воды, прищурившись, он взглянул на юношу, но не узнал его. Молодой человек, впрочем, не спешил представляться, словно был уверен, что Шан Сижуй непременно его вспомнит. Однако он ошибался на его счет: вот будь он каким-нибудь персонажем из пьесы, неважно, сколько времени прошло, при виде разукрашенной маски на его лице Шан Сижуй тотчас бы назвал его имя. Но разве было ему дело до человека из плоти и крови, да еще с непримечательными чертами лица?

Тут лоточники с заднего двора принесли актрисам несколько мисок с рисовыми клецками в бульоне из османтуса. Шан Сижуй тут же унюхал сладкий аромат, в два шага оказался подле актрис и заглянул им в миски:

– Что это вы тут едите?

Шан Сижуй так хорошо ладил с женщинами, что, стоило ему обронить лишь слово, как миска тут же оказалась у него в руках, и он принялся за еду.

Молодой человек не мог больше терпеть и заговорил с шаньдунским акцентом:

– Шан-лаобань, я ведь Сюэ Чжичэн! Ты позабыл меня!

Чэн Фэнтай в изумлении обернулся и вперился взглядом в юношу, будто услышал, как кошка залаяла, подумав при этом, что тот, мать его, говорит по-китайски. А чего перед ним притворялся иностранцем?!

Шан Сижуй как раз зачерпнул ложкой клецку и теперь смотрел на Сюэ Чжичэна. Тот понял, что если Шан Сижуй его не вспомнит, то его выгонят из-за кулис. Он поспешно отложил коробку, взял с гримерного столика веер, раскрыл его лицевой стороной и изобразил два не слишком-то вразумительных танцевальных движения:

– Мадам Баттерфляй!

И вот этот козырь сработал! Все, что касалось театра, Шан Сижуй никак не мог позабыть. В противном случае юноша напрасно распинался бы перед ним. Шан Сижуй тут же проглотил две оставшиеся клецки и вытер руки:

– Так это ты! Как давно мы не виделись! А ты переменился, кажется! Садись, садись!

Неудивительно, что Шан Сижуй не мог вспомнить Сюэ Чжичэна. С их последней встречи в труппе драматического театра Яньцзинского университета прошло шесть или семь лет. В то время Сюэ Чжичэн не знал ни слова по-китайски и всецело полагался на переводчика в лице Ду Ци, который, едва не прыгая от радости, пересказывал Шан Сижую сюжет «Мадам Баттерфляй». Из уважения к Ду Ци через день Шан Сижуй пригласил Сюэ Чжичэна в театр послушать оперу. Невзирая на языковой барьер, Сюэ Чжичэн и Шан Сижуй не могли наговориться. Сюэ Чжичэн с гордостью продемонстрировал Шан Сижую коллекцию насекомых, собранную им в Китае, вся она состояла из огромных жуков и крупных бабочек. Коллекция эта произвела на Шан Сижуя ужасающее впечатление. На следующий день уже Шан Сижуй пригласил Сюэ Чжичэна выпить молока из забродивших бобов и поесть зажаренных до хруста бубликов, отчего едва не стошнило уже Сюэ Чжичена. Перед разлукой Сюэ Чжичэн обнял Шан Сижуя и заплакал, словно расставался с самым близким другом.

– Ду сказал как-то раз, что ты его муза, источник его вдохновения. Вот почему в тот раз я специально приехал в Бэйпин, чтобы встретиться с тобой, – сказал Сюэ Чжичэн. – Только увидев тебя, я понял, что Ду не преувеличивал. Да и китайский я выучил только для того, чтобы однажды сказать тебе это лично.

Оказалось, что Сюэ Чжичэн отыскал земляка Шан Сижуя, чтобы выучиться у него китайскому языку. Шан Сижуй понятия не имел, кто такая муза, а спрашивать ему было неловко. Увидев, с каким восхищением Сюэ Чжичэн на него смотрит, он предположил, что это наверняка что-то хорошее, и потому вежливо поблагодарил его с легкой улыбкой. У Чэн Фэнтая от этой сладости свело зубы, он не удержался и склонился к Шан Сижую, шепнув ему на ухо:

– Муза – это иностранный Лаолан, бог актеров. Он хочет сказать, что вы, Шан-лаобань, словно основоположник профессии.

В кругах труппы «Шуйюнь» подобные слова прозвучали бы как вполне заурядная лесть, но вот за ее пределами они приобретали совершенно другой оттенок: выходило, что Шан Сижуй задрал нос до небес. Принимать подобный комплимент ни в коем случае нельзя! Шан Сижуй так резво подскочил с кресла, будто ему подпалили зад, и принялся беспрестанно кланяться Сюэ Чжичэну:

– Да как это возможно! Я, некий Шан, нисколько не заслуживаю подобных слов!

Сюэ Чжичэн, по-прежнему бережно держа на коленях свою коробку, сказал:

– Несколько дней назад я услышал, что ты тоже приехал в Шанхай, сразу же пришел навестить тебя, но твои слуги меня не пустили. Сегодня мне ничего не оставалось, кроме как притвориться иностранцем, против иностранцев-то они ничего не поделают.

Шан Сижуй хотел было воскликнуть, что он и так иностранец, эти слова так и вертелись у него на языке, но тут Сюэ Чжичэн не спеша открыл коробку и явил Шан Сижую вещь, что находилась внутри. Шан Сижуй тут же проглотил все, что хотел сказать. Внутри коробки на золотой шпильке сидела голубая бабочка, крылья ее искрились, подобно шелку или жемчугу, будто лунный свет отражался от морской глади. Даже редчайшие материалы не смогли бы воспроизвести столь завораживающий блеск.

Сюэ Чжичэн сказал:

– Я помню, ты говорил, что вещи на сцене должны выглядеть как настоящие. Так вот, это и есть настоящая бабочка, я ее поймал на американском континенте.

Шан Сижуй не смог устоять перед ее блеском и пригляделся к шпильке с бабочкой под светом лампы. Оказалось, что сзади бабочка была покрыта тончайшим стеклом, а шпилька, к которой она крепилась, отлита из червонного золота. Наверняка на сцене она сослужит долгую службу. Актеры обступили их со всех сторон, не переставая изумляться:

– Эта бабочка и впрямь похожа на украшения из перьев зимородка, вот только перья зимородка никогда не бывают такими большими.

Шан Сижуй привык уже принимать подарки от поклонников, и потому, поотнекиваясь для вида, взял бабочку себе. Сюэ Чжичэн еще долго сидел за кулисами, хвастаясь Шан Сижую своим китайским языком, разглагольствуя о своих взглядах на культуру традиционной китайской оперы. Высказывания его, впрочем, были в высшей степени дилетантскими: он только и делал, что сравнивал китайский театр с западной оперой и японскими кёгэнами [227]. Он не понимал, что китайская традиционная опера самодостаточна, ей не нужны образцы для сравнений, и сопоставлять ее ни с чем не надо: так, например, изящный английский язык не в силах передать «Книги песен». Слух