Я вам не Сталин… Я хуже! Часть четвёртая: "Шок и тремор" - Сергей Николаевич Зеленин

- Первые два задания: доложить об наличии раненых в подразделении и позаботиться об теле господина сержанта.

Легкораненых оказалось всего двое – небольшие царапины рук и ног, которые были перевязаны прямо на месте.

После чего взяв за руки за ноги, тело оттащили подальше в кусты, где забросали наспех хвойными ветками…

По «закону больших чисел», наибольшие потери понесла егерская рота – сразу пятеро убитых и тринадцать раненых, восемь из которых нуждались в оказании квалифицированной медицинской помощи и были перенесены в землянку лазарета. Для их переноски, в том числе были привлечены и солдаты «Маневренной группы» - кроме двух автоматчиков, которые вновь недовольно разбурчались:

- Теперь мы даже не пехотинцы, а…

Прапорщик Сеппэ по прозвищу «Туча» прикрикнул:

- А ну-ка взяли и без разговорчиков понесли!

Но не успели носильщики пройти и сотни шагов по перелеску, как над островом что-то зарычало, зарокотало и с ревом пронеслось над самой головой.

- Штурмовики!

Все, не исключая капитан Вуорела, упали и прижались к земле - прикрывая голову руками и оледенев от ужаса.

Мощные моторы ревели над самой головой, рвались бомбы, скорострельные пулемёты и пушки заливались чудовищным лаем - от которого волосы становились дыбом даже у самых забубенных финских головушек:

«Ну, сейчас убьет! Нет, я не побегу, не побегу, нельзя бежать, это верная смерть…!».

Когда самолёты улетели, со стороны носильщиков стали слышны стоны и крики:

- Перебита, елки-палки, видите, нога перебита! Я слышал, как она треснула!

- Кто-нибудь сюда!

- Помогите!

- На помощь!

Кто-то из раненых – «старых» или их носильщиков, отчаянно верещал:

- Не убегите, слышите, только не убегите!  Не бросайте нас одних!

Да и на огневой кто-то просил воды, кто-то страшно хрипел и задыхался:

- О, святая Сильвия я умираю…

Подбежав и глянув, солдаты невольно отвернулись. Широко раскрытые глаза Маркку Канерва смотрели на них с немым укором:

«Ну, что вы? Дали товарищу умереть…».

В руках у него был перевязочный пакет. Очевидно, собрав последние силы, он еще сумел достать пакет. Хейно вывернул все карманы убитого. В них нашлись только сломанная расческа, коробок спичек, несколько сигарет и винтовочных патронов. Хейно взял себе сигареты и спички, а остальное бросил.

Чуть позже:

- Ребята, живо сюда! Наш «Туча» ранен!

- Где? На нём же ни царапинки.

Только перевернув, обнаружили здоровенную, сочившуюся свежей кровью дыру в спине:

- Да он же готов!

С десяток солдат – всё, что осталось от их противотанкового взвода уставились на Хейно Яаскеляйнен… Теперь ты, мол, командир – так командуй.

Он сперва несколько неуверенно, спросил:

- Ранило кого-нибудь ещё?

- Нет вроде…

- А тут вот какая-то ерунда!

Йессе Йоронен шепеляво чертыхался:

- Шшерт! Шшёртов «рюшшя»! Выбил у меня жубы ишо рта!

На щеках у него были глубокие порезов от осколков, а из уголков губ текла кровь. Осколок, видимо пробил навылет обе щёки навылет, выбив несколько коренных зубов.

- Ой, ша-атана! Я предъявлю им шчет!

Хейно Яаскеляйнен с видом бывалого вояки, достал пачку «Беломора»:

- Скажи спасибо, что ещё легко отделался.

- …??? Ишшш-деваешься?

Тот, с донельзя серьёзной миной на лице:

- Одному служивому прямо на моих глазах - его «сокровище» (то - что между ног), осколком оторвало. А ты говоришь – «жубы ишо рта»!

Переждав когда солдаты проржутся:

- На пока покури русских папирос.

Все закурили. Йессе Йоронен затянулся так глубоко, что выкурил сразу чуть ли не полпапиросы. С непривычки к крепкому русскому табаку, голова у него закружилась и, закашлявшись, он едва не потерял сознание.

В это время они увидели пехоту и услышали треск пулеметов и, какой-то странный звук - перекатывающийся волнами:

- Ура-а-а-а! Ура-а-а-а-а!

Кто-то закричал в испуге:

- Идут! Ай, святая Сюльви, они идут! 

И тут же раздалась команда капитан Вуорела:

- К БОЮ !!!

***

Первую атаку пехоты противника силой примерно в роту при поддержке двух станковых пулемётов, они отбили достаточно легко: подпустили вплотную к самому берегу и срезали двусторонним фланкирующим пулемётным огнём. А «Максимы» - такие же как финские «Maxim» M/32-33, но только на станках с колёсиках - похожих на миниатюрные орудийные лафеты, были по одному расстреляны из 37-мм противотанковой пушки.

То ли это была так называемая «разведка боем», ради которой русский офицер преднамеренно пожертвовал целой стрелковой ротой, то ли он просто недооценил силы финнов.

У этих «загадочных» русских, никогда и ничего не поймёшь!

Но ко второй атаке те подготовились весьма основательно.

Вновь открыла огонь бывшая на острове Германсе батарея 76-мм пушек, к которой присоединилась 81-мм миномётная. Первая осыпала их шрапнелью, вторая щедро засыпала минами. Но в этот раз они уже стреляли не по всему острову – а по определённым участкам.

Мало того, русские выкатили на прямую наводку четыре 45-мм противотанковые пушки, которые имея неплохую оптику, открывали шквальный огонь по всему, что шевелится. Шесть станковых пулемётов русских, шпарили длинными очередями с рассеиванием - накрывая широкую полосу финской обороны.

Сразу же вокруг послышались крики и стоны раненых.

Единственный «Бофорс» финские артиллеристы успели оттащить в глубь острова за ближайший пригорочек… А вот когда капитан Вуорела послал связного к пулемёту на левом – самом уязвимом фланге, то тот обнаружил его совершенно разбитым, с валяющимися вокруг телами пулеметчиков… Среди последних был и прапорщик – командир пулемётного взвода.

Он приказал всей «Боевой группа «Ернэн»» отойти вглубь острова и там закрепиться на наиболее выгодных и пригодных к обороне позициях, сам пока оставаясь с двумя автоматчиками на прежнем КНП.

Вскоре мимо них пронесли на носилках старшего лейтенанта – командира егерской роты 19-й пехотной дивизии. Он был весь перемотан бинтами, харкал кровью и стонал. За ним несли ещё и ещё раненых, которых на ходу перевязывали санитары…

Капитану Вуорела было отсюда очень хорошо видно: захватив и зачистив остров Ернэн, русская пехота стала возвращаться на островки между ним и Германсе, накапливаясь для штурма. Всего, роты две или даже три. Не без затруднений конечно (две танкетки так и остались болтаться поплавками) выбравшись из полыньи, туда же стали подъезжать и Т-37/38.

С берега теперь по ним никто уже не стрелял и вскоре крик атакующих:

- Ура-а-а… Ура-а-а-а!

Стал слышен до ужаса близко.

И только тогда, когда цепи русской пехоты скрылись под берегом, он спокойно, своим обычным «свистящим» голосом скомандовал немногим возле него оставшимся:

- Отходим.

На ходу он глянул сперва на