Варяг I - Иван Ладыгин

class="p">Во дворе наступила тишина. Даже Балунга перестал меня подгонять, заинтересованно наблюдая.

Бьёрн помолчал. Я видел, как в его глазах идет борьба. Помочь собрату-сопернику? Рисковать своим имуществом? Отдать меня, свою новую диковинку, в руки того, кто явно недолюбливает его? Но с другой стороны… закон гостеприимства, пусть и искаженный, мог быть нарушен. Прямой отказ являлся вызовом и слабостью одновременно. Асгейр мог использовать это против него позже.

— Мой трэлл — не игрушка, — наконец сказал Бьёрн. — Он стоит дорого. А твоя жена… кто знает, что с ней? Если он не поможет, ты обвинишь его? А значит, и меня? Или того хуже — что если с ней что-то случится из-за его рук?

— Я прошу, Бьёрн, — в голосе Асгейра прозвучала сталь. — Как сосед. Как дальний родич.

Это было сильно. Отказать родичу считалось тяжелым проступком.

Бьёрн тяжело вздохнул. Он проигрывал, и он это понимал.

— Ладно, — сдался он, но его глаза стали холодными, как лед. — Забирай его. Но на условиях. — Он повернулся и крикнул:

— Балунга!

Тот подскочил.

— Иди с ними. Смотри за трэллом в оба глаза. Если он посмотрит не так, побежит не туда, или… если женщине станет хуже от его снадобий — заруби его на месте. Без раздумий. Понял?

Балунга злобно ухмыльнулся, положив руку на рукоять ножа за поясом.

— Понял, хозяин.

— Иди, — кивнул Бьёрн Асгейру. — И помни… ты мне должен.

Асгейр ничего не ответил. Он лишь кивнул и резко развернулся.

— Ты, — он ткнул пальцем в меня. — За мной.

Мое сердце заколотилось, пытаясь вырваться из груди. Шанс! Это был шанс проявить себя, доказать свою ценность еще кому-то. Но это была и ловушка. Балунга с ножом. Неизвестная болезнь. И риск — колоссальный.

Я поднялся, отряхивая руки от грязи. Балунга грубо толкнул меня в спину.

— Шевелись, знахарь. Покажешь, на что ты способен.

Дом Асгейра был таким же длинным и крепким, как у Бьёрна, но чувствовалось в нем какое-то запустение. Меньше добра на стенах, меньше порядка. Пахло не только дымом и едой, но и болезнью. Кислый, тяжелый запах несварения и страха.

Женщина лежала на широкой деревянной лавке, укрытая грубым одеялом. Она металась, стонала, скручиваясь от спазмов. Лицо было землистым, испарина покрывала лоб и верхнюю губу. Ее глаза были закрыты, но веки судорожно вздрагивали.

Асгейр стоял рядом, мрачный и беспомощный. Его хищная самоуверенность куда-то испарилась, сменившись растерянностью зверя, столкнувшегося с невидимым врагом.

— Вот, — он буркнул, не глядя на меня. — Сделай что-нибудь.

— Сперва я бы хотел вымыть руки. — попросил я.

Хозяин дома кивнул какому-то любопытному мальчишке в соседней комнате. Тот быстро принес кусок мыла из жира и щелока, а также кадку с водой. Я этому приятно удивился. Ведь древние викинги использовали в качестве мыльного раствора мочу.

Приведя себя в порядок, я подошел ближе к пациентке. Балунга встал у выхода, перекрывая путь, его рука так и не отпускала рукоять ножа.

Я опустился на колени у лавки. Прикоснулся ко лбу женщины. Горячий, влажный. Лихорадка. Я аккуратно надавил на живот, чуть ниже ребер. Она застонала, изогнулась от боли. Классические симптомы острого отравления или тяжелой кишечной инфекции. Без антибиотиков, без спазмолитиков… Но не без вариантов.

— Что она ела? — спросил я, обращаясь к Асгейру через Балунгу. — Вчера? Позавчера? Что-то необычное? Может, грибы? Ягоды? Несвежую рыбу?

Асгейр нахмурился, раздраженный моими вопросами.

— Какая разница? Все ели одно и то же! Лечи!

— Разница есть! — я заставил свой голос звучать твердо, хотя внутри все сжималось от страха. — Если это яд, нужно промыть желудок. Если гнилая пища — сорбент. Иначе она умрет от обезвоживания и интоксикации!

Слово «умрет» заставило его вздрогнуть, на остальные он попросту не обратил внимания. Он мотнул головой, сдаваясь.

— Рыба… была странная. Желтоватая. Родственники привезли ее с торгов. Она лежала на дне лодки, могла протухнуть.

— Вот и все, — выдохнул я. План действий сложился в голове, отчаянный и рискованный. — Нужна теплая кипяченая вода. Много. Соль. Уголь из очага, истолченный в пыль. И кора дуба, если есть. Быстро!

Балунга посмотрел на Асгейра. Тот, бледнея, кивнул.

Пока суетились, я поднес к ее носу щепотку соли, растертой между пальцев. Она слабо отвела голову — рефлекс еще работал. Хорошо.

Мне принесли чашку с толченым углем, кружку с густым отваром дубовой коры и ведро теплой воды, в которой плавала крупная соль.

— Теперь слушай меня, — я обратился к Асгейру, уже не как раб к хозяину, а как врач к санитару. — Нужно заставить ее это выпить. Все. До конца. Потом — вызвать рвоту. Это очистит желудок.

Асгейр посмотрел на меня с ужасом. Вызвать рвоту у жены? Это казалось ему кощунством.

— Ты с ума сошел! Я не буду…

— Или она умрет у тебя на глазах! — прошипел я. — Выбирай!

Он стиснул зубы, кивнул. Мы вдвоем с Балунгой приподняли ее. Она слабо сопротивлялась, полубессознательная. Я вливал в ее рот соленую воду, смешанную с угольным порошком. Она давилась, кашляла, но большую часть проглотила. Потом — отвар коры дуба, чтобы закрепить эффект и защитить слизистую.

Потом настал самый отвратительный момент. Я надавил ей на корень языка двумя пальцами. Ее тело выгнулось в мучительном спазме. Началось.

Это было долго, мучительно и унизительно для всех. Но когда все закончилось, она, изможденная, белая как полотно, наконец перестала метаться. Ее дыхание, хриплое и прерывистое, постепенно стало глубже, ровнее. Спазмы стихли. Она погрузилась в глубокий, истощенный сон, но это был сон живого человека.

Я отполз в сторону, вытирая испачканные руки о солому на полу. Меня трясло от напряжения и омерзения. Во рту стоял тот же горький привкус, что и у нее.

Воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием углей в очаге и ее ровным дыханием.

Асгейр смотрел на жену, потом на меня. Его взгляд был пуст. Потрясение от самой процедуры затмило для него даже ее результат.

Балунга молча убрал руку с рукояти ножа. Он смотрел на меня не с почтением, а с откровенным, животным непониманием. То, что я сделал, было для него не магией. Это было чем-то более странным и пугающим — осознанным, методичным насилием над болезнью. Жестоким, но эффективным.

— Она… — Асгейр попытался найти слова. — Она будет жить?

— Шансы есть, — я