Физрук: на своей волне 3 - Валерий Александрович Гуров

буквы над головой, составив имя «АЛЬБЕРТ». В зале раздались аплодисменты. Аля сидел, чуть наклонившись вперёд, глядя на детей.

— Неплохо… даже очень, — прокомментировал он.

Да, представление, мягко говоря, было простеньким. Ни режиссуры, ни музыкального сопровождения — обычная школьная самодеятельность, где дети старались изо всех сил, а взрослые делали вид, что это маленький праздник.

Но именно это и требовалось.

Аля, у которого с детства был раздутый культ собственного «я», сидел в кресле, самодовольно улыбаясь. Слова про «лидера», «твёрдость» и «авторитет» попадали точно в ту жилу, где у него билось самолюбие.

Я вдруг почувствовал лёгкий толчок со спины.

Медленно обернулся.

Позади, чуть согнувшись, стояла Мымра.

— Что такое? — спросил я тихо.

— Пойдёмте, — прошипела она, еле сдерживаясь, чтобы не привлекать внимание. — У нас проблемы.

— Какие ещё проблемы? — уточнил я.

— Вы всё сами увидите, — отрезала Соня и уже сделала шаг к выходу, явно рассчитывая, что я последую за ней немедленно.

— Ладно, пойдёмте, — сказал я, поднимаясь со своего места.

Аля даже не заметил — он был полностью увлечён происходящим на сцене. Дети продолжали свой номер, а он, сияя, хлопал им, наслаждаясь каждым новым словом о себе. Самодовольство буквально сочилось из него.

Зато телохранитель заметил. Он стоял у стены, руки сложены на груди, взгляд цепкий. Когда я вместе с завучем вышел из ряда и направился к выходу, тот проводил нас взглядом, но ничего не сказал. Профессионал — видит, но не вмешивается, пока нет команды.

— Всё-таки интересно, — сказал я, шагая рядом с Соней. — Есть директор, но прибежала ты именно ко мне.

Мымра шла быстро, каблуки отстукивали по полу, плечи напряжены.

— Ничего хорошего, — сказала она, не оборачиваясь. — Сейчас сами увидите.

Я усмехнулся про себя. Вот и правильно. Вражда враждой, а инстинкт — куда бежать в случае ЧП — у неё сработал верно.

Уже на подходе к выходу я услышал какие-то звуки. Неясные, глухие, будто отдалённая возня.

— Что там? — спросил я.

Мымра ничего не ответила. Звуки становились громче. Я ускорил шаг, Соня уже почти бежала впереди.

Я вышел из актового зала, и картина, что предстала перед глазами, была достойна комедии, если бы не происходила в реальной школе.

Посреди коридора, пошатываясь, стоял наш географ в мятой рубахе навыпуск, с растрёпанными волосами, в которых плескалась вселенская тоска и литр дешёвого самогона.

Он широко раскинул руки, будто дирижировал оркестром, и с чувством, но совершенно без слуха, тянул:

— Выйду ночью в поле с конём,

Ночкой тёмной тихо пойдём…

Голос у него был такой, будто он пел, давясь картошкой. Но при этом пел искренне, со всей душой.

Завуч остановилась рядом, сложила руки на груди и процедила сквозь зубы:

— Вот, Владимир Петрович… наш уважаемый географ решил лично поздравить бизнесмена.

— Вижу, — хмыкнул я.

Глобус тем временем, не теряя вдохновения, пошёл в сторону актового зала, пошатываясь и цепляясь за стену. Его пытались удержать трудовик и физичка, но он, словно в нём проснулся дух свободы, вырвался и заорал ещё громче:

— Мы пойдём с конём по полю вдвоём!

Песня эхом разнеслась по коридору.

Физичка, красная как рак, шипела:

— Да стой же ты! Там же делегация!

Но Глобус уже не слышал. Он вдохновенно пел, раскачиваясь, а глаза у него бегали, как у человека, поймавшего белочку в чистом виде.

— Вы понимаете, что он сейчас туда ворвётся⁈ — прошипела Мымра, кивая в сторону актового зала. — А если наш гость увидит вот это, — она ткнула пальцем в сторону Глобуса, — то скандала не избежать!

— Понимаю, — кивнул я.

— И что будем делать⁈ — в голосе завуч дрожали истеричные нотки.

Я посмотрел на Глобуса — тот уже пытался обнять трудовика, который, матерясь сквозь зубы, пытался его удержать. Физичка же тщетно прикрывала собой дорогу к залу, приговаривая:

— Давайте потом! Потом попоёте!

— Сейчас что-нибудь придумаем, — заверил я, но, если честно, в голове пока не было ни одной толковой идеи.

Из-за дверей актового зала донёсся детский хор:

— Добро пожаловать!

Это значило одно — представление закончилось, и через минуту Аля с директором и всей делегацией выйдут в коридор.

Я задумался, прикидывая варианты. М-да… товарищ был конкретно не в тему. Белка, портвейн и патриотизм — убойная смесь. Сейчас эта ходячая катастрофа ввалится к Але, и всё…

Глобус тем временем продолжал раскачиваться, с чувством выводя:

— Мы пойдём с конём по полю вдвоём…

У него как пластинку заело.

Физичка с трудовиком держали его под локти, но тот явно собирался рвануть вперёд. Впрочем, Аля вот-вот выйдет из зала сам. Если он увидит это «представление после представления», директору не жить. Да и мне достанется — ведь теперь я вроде как отвечаю за всё происходящее.

Я обернулся к Мымре:

— Держите дверь. Если что, задержите гостей — скажите, что замок заклинило.

— А вы что собираетесь делать?

— Попробую уговорить коня за пределы поля не выходить, — ответил я и шагнул к Глобусу, который как раз поднял руки к потолку и готовился взять финальную ноту.

Я окинул взглядом коридор. Надо было что-то делать быстро. И тут увидел на физичке клетчатый плед.

— Дайте-ка плед, — попросил я.

— Зачем он вам?.. — начала она растерянно.

— Потом объясню, — перебил я. — Быстро!

Она, не до конца понимая, в чём дело, сняла плед с плеч, и я тут же взял его. Тут же встал прямо на пути Глобуса, плед натянул между руками, как сетку. Одним движением я набросил плед географу на плечи, перехватил сбоку и, пока тот пытался разобраться, что происходит, провернул его на месте, буквально скрутив в бараний рог.

Глобус хрюкнул, зашатался, и через секунду стоял уже надёжно окутанный тканью — плотным коконом, из которого торчали только ботинки.

— Эй!.. Это саботаааа… — пробормотал он.

Но договорить ему я не дал. У завуча на голове красовалась нелепая розовая лента — что-то вроде бантика, который она, видимо, считала частью своего делового имиджа. Бантик был аккуратный, но в данный момент я увидел в нём не аксессуар, а идеальный инструмент для конкретной задачи.

— София Михайловна, позаимствую ненадолго.

Мымра только успела раскрыть рот, как я уже снял с её головы бантик. Волосы распались, упали ей на плечи — густые, ухоженные, с