Шайтан Иван 6 - Эдуард Тен

Алексеевича во время допроса. Его пояснения оставляют слишком много недосказанного. Одно несомненно: он знает куда больше нас и абсолютно уверен в своей правоте. Да и наличие именного жетона о многом говорит. Насколько мне известно, его жетон предоставляет ему куда больше прав, чем ваш?

— Действительно, Жан Иванович, его жетон весомее моего. Людей с такими жетонами в нашем ведомстве — по пальцам перечесть. Они выдаются лишь с ведома Императора. Это не просто ведомственная награда, это знак высочайшего доверия Его Величества.

— Вот я о том же. Почему же Петр Алексеевич не предъявил его сразу?

— Знаете, Жан Иванович, — Лукьянов задумчиво покачал головой, — при всей своей молодости, Пётр Алексеевич полон неожиданностей. Его кажущаяся простота и прямолинейность многих вводят в заблуждение. Я, признаться, был искренне поражён картиной в городской тюрьме. Его поместили в ту камеру намеренно. Арестанты там — люди с тяжёлым прошлым, и к дворянам они теплых чувств не питают. Особенно некий Крох. По сведениям следствия, на его совести жестокая расправа над несколькими помещичьими семьями. Правда, многое доказать не удалось, в вину вменить — тоже. Хитёр и осторожен. Но уважение, которое он выказал графу, — я видел своими глазами — было искренним.

— Да уж, — протянул Куликов, — толковый молодой человек. Далеко пойдёт.

— Почему «пойдёт», Жан Иванович? — возразил Лукьянов. — В его то годы подняться так высоко не каждому по силам. Далеко не каждому.

— Так что же такое сказал Иванов, что Велибина так взбесило? — не унимался Куликов.

— Вы знаете, Лев Юрьевич, — Куликов понизил голос, — слова сами по себе были в рамках приличий… но поданы в такой унизительной форме и с такой язвительной интонацией, что я и вправду испугался — как бы Велибина удар не хватил.

— Судя по тому, как к Петру Алексеевичу относится высшее начальство, — продолжал Лукьянов, — можно с уверенностью сказать: на него возлагают большие виды. Прошу учесть и особое расположение к нему цесаревича Александра. Я не сомневаюсь, что цесаревич, пользуясь своей милостью, добьётся включения графа в свой ближний круг.

— Вы имеете в виду его спасение графом Ивановым? — уточнил Куликов.

— Нет, Жан Иванович. Участие графа в предотвращении покушения стало лишь веским подтверждением правоты первоначального решения цесаревича приблизить графа к себе.

— Лев Юрьевич, — Куликов покачал головой, — у вас сложилось, пожалуй, несколько предвзятое мнение о его превосходительстве Велибине. Несмотря на все его… э… издержки характера, он искренне не переносит на дух казнокрадов и взяточников. Просто натура уж слишком пылкая и неукротимая. Его Императорское Величество, направляя его на Кавказ, был уверен: ни один изрядный мошенник не избежит возмездия. Поверьте, так оно и случится. Хотя, надо признать, нрав у него злопамятный. И уверяю вас, он не простит Петру Алексеевичу того унижения при свидетелях. И это — отнюдь не пустая угроза. С точки зрения такта, это был весьма опрометчивый шаг со стороны графа.

— Всякое может статься, Жан Иванович, — задумчиво произнёс Лукьянов. — Время покажет.

На базе третьей сотни мы неожиданно встретились с Андреем. Он, в сопровождении Саввы и Эркена, как раз двигался в Тифлис — встречать меня, как и договаривались.

— Пётр Алексеевич, слава Богу, ты на свободе! — воскликнул Андрей, едва завидев меня, выходящего из кареты. Не успел я спуститься на землю, как он крепко обнял меня.

— Андрей, ты чего? — искренне удивился я столь бурному проявлению чувств от обычно сдержанного Андрея.

— Да признаться, я уже стал опасаться за тебя! — горячо проговорил он, не отпуская. — Прошли слухи о твоём аресте и обвинении в государственной измене!

— И ты этому поверил, Андрей? — спросил я, слегка отстраняясь.

— Дело не в том, Пётр, поверил я или нет! — отчеканил он. — Столь серьёзное обвинение само по себе чревато тяжкими последствиями! И самое скверное, что я никак не могу ничем помочь тебе!

— Всё в порядке, Андрюха, — успокоил я его, похлопав по плечу. — Как видишь, я на свободе. Лишь одна неприятность: к пятому декабря мне непременно надо быть в Петербурге. Но сроки — дело второстепенное. Главное — то, что мне сейчас необходимо сделать здесь и сейчас.

— Значит, дело не кончилось? — в голосе Андрея вновь зазвучала тревога.

— Андрей, еще раз: сначала — дела, — твердо и чуть сухо ответил я. — Остальное — разберём потом. Уверен, всё решится в мою пользу.

— Так что дальше? — спросил он, немного успокоившись.

— Завтра едем к Хайбуле, — коротко бросил я.

К Хайбуле поехал один со своим сопровождением. Ехали в открытую, скрывать наши союзнические отношения не было смысла. Нас встретил патруль из трёх воинов Хайбулы. Судя по серьёзности несения службы Хайбула старался ввести армейскую дисциплину в своём создаваемом подразделении. На сегодня у него было не менее двух сотен конных воинов. Его усадьба выглядела хорошо защищённой, с крепкими воротами и невысокой сторожевой вышкой. Из дома вышли Хайбула, Гасан и Малик.

— Ассаламу алейкум, Пётр, рад тебя видеть.

Мы обнялись с Хайбулой.

— Вуалейкум ассалам, Хайбула.

Серьёзный Гасан и улыбающийся Малик обнялись со мной. Традиция так здороваться с друзьями. После краткого застолья мы остались с Хайбулой одни.

— С семьёй все хорошо.— Хайбула улыбнулся и слегка кивнул. — Кратко расскажи мне, что у тебя произошло после боя. — попросил я.

— Победа над Султаном значительно усилила моё влияние, уже десять селений признали меня ханом, Дасенруховцы подтвердили наш договор об их нейтралитете и невмешательстве в дела. Малик делает всё, чтобы мы еще договорились о взаимной помощи при необходимости. Население Картаха растёт. Хочу построить Базар как у тебя. Хунзахские беки молчат. Приезжал человек Хамида и сказал. В походе, от карахцев, участвовало тридцать два человека. Вернулось девять, остальные, во главе с Хамидом отказались от набега. Он заверил меня, что Карахцы не будут нападать на меня. Старейшины ждут, что я буду делать дальше. На днях была попытка нападения на меня, но всё обошлось, стрелявший из пистолета промахнулся. Так что опасность пока серьёзная. Знаешь, Пётр, я подумал и решил согласиться на переезд семьи к тебе, в Россию. Так будет надёжнее. Если ты не передумал конечно. — Он напряжённо смотрел на меня и ожидал ответа.

— Нет, я сдержу своё обещание. Я в конце октября поеду в Петербург —