Кай из рода красных драконов 3 - Кристиан Бэд

Это — свободная от небес и земли сила. Я могу шарахнуть тебя хоргоном, как молнией, а могу прижечь, запереть рану. Понимаешь?

— Ну, наверное, да, — согласился я. — Вот так — понимаю.

— Смотри, — не поверила Шасти и взяла сухую метёлку сорной травы, что сохла у неё возле очага.

Пошелушила. Выпало маленькое чёрное зёрнышко.

— Это семечко с виду мёртвое, — пояснила она. — Но посади его в землю, и возникнет росток. Значит, в зерне есть законсервированная живая сила. И она пока не принадлежит Тенгри или Эрлику. Это сила жизни самого зерна. Так и у любого колдуна есть свой дар, своя нейтральная сила жизни, своё внутреннее зерно, семя. И колдун аккумулирует эту силу в хоргон.

— А как понять, что это — именно сила жизни? По цвету? — решил уточнить я. — Вот молния — она багровая, я видел. Допустим, это огонь Эрлика. Понимаю. Но печати-то — синие!

— Не синие, — не согласилась Шасти. — Мои печати были голубые, потому что я сама придумала, как их наложить. А на Йорде — багровая печать Эрлика, она сильнее моих печатей.

— Всё! — сдался я. — Совсем запутался. Ничего не понимаю!

— Два огня! — рассмеялась Шасти. — В мире — два огня и две силы! Багровый огонь Эрлика и синий огонь шаманов. И Бурка твой — манипулирует синим огнём. А сама по себе жизненная энергия многоцветна. Она — как радуга в небе, но скрыта в сияющем белом зерне. В нём — всё. Там радуга спит до времени, чтобы отдать нам один из своих цветов. Видимо, мой цвет — голубой. Так бывает.

— Значит, теоретически могут быть колдуны, манипулирующие зелёным огнём?

— Наверное, — согласилась Шасти. — Только таких я пока не видела.

— Интересно, — кивнул я. — А шаманский огонь? Он пришёл, получается, с неба?

— Считается, что это — огонь самого Тенгри. Такого же оттенка был и дух волка, ты же видел его?

— Ну… — я задумался. (Для меня что синий, что голубой — одна зараза). — А синий огонь — лечебный?

— Откуда мне знать? Про шаманский огонь я знаю только легенды. Вот слушай.

Шасти придвинулась поближе к огню. Начала греть озябшие — несмотря на лето — руки.

Я взял её ладони в свои — мои-от горячие. А моя девочка совсем замёрзла.

Шасти сразу как-то размякла, прижалась ко мне.

Пришлось напомнить:

— Я слушаю?

— Сейчас.

Девушка со вздохом высвободилась из моих объятий, поднялась, принесла из сундука меленький котелок и, наполнив водой, повесила над огнём.

— Чаю попьём, я и согреюсь. Много сил отдала сегодня.

— Блин, — спохватился я. — Там же мясо!

— Я не хочу мяса, я его уже ела. Хочется… — Шасти задумалась.

— Сладкого?

— Ага. Земляники поела бы или малины. Но ягоды уже отошли. Теперь ждать, пока осенняя какая пойдёт.

Я задумался тоже. Сладкое…

Какие-то крахмалы в местных растениях есть. Вроде корня галеги, лопуха? Надо поговорить с мальчишками.

Неужели у меня ума не хватит изобрести что-то сладкое для любимой жены? В конце концов, в горах есть мёд.

А ещё — травы. Мы когда шли к лагерю, женщины добавляли в чай медовую прямо траву. И вот это-то Багай точно знает, он же охотник.

— Шасти, я обязательно придумаю что-нибудь сладкое для тебя. Да и мальчишкам понравится. А то питание у нас тут скудное какое-то. Одно мясо. А я — тоже не Бурка.

Шасти приободрилась, заулыбалась даже.

Она у меня сильная, умная. Но любит сладкое и бусики. Где бы ей ещё бусики раздобыть, я же обещал?

Кость тут есть в избытке. Те же оленьи рога. Нету Истэчи с его золотыми руками. Как её режут, эту кость? Размачивают предварительно?

— Шаманский огонь — он и не огонь вовсе, — сказала вдруг Шасти. Оказывается, она замечталась совсем не о бусиках, а думала, как мне понятнее всё объяснить. — Это как крылатый посланник. Он переносит жертвенную еду для богов в верхний или нижний мир. Переносит просьбу шамана богам. Огонь Бурки — посланник, понимаешь? Посланник местным духам. Они могут помочь снять печать. Отец изучал шаманов, как умел. Это он мне сказал, что шаманы делят огонь на нижний, багровый, и верхний. Синий огонь Бурки — это посредник, просьба к местным духам. Бурка бы мне сейчас очень пригодился. Мы с ним уже пробовали вместе. Кое-что получалось.

— Мне бы Бурка сейчас пригодился тоже, — вздохнул я. — Не случилось бы с ним чего: молодой он, горячий.

— Я думаю, ты беспокоишься зря. Дух волка простил его раньше, чем пришёл к нам прошлой ночью.

— Почему?

— Потому что огонь к твоему волку явился раньше. Огонь — посредник. Духи стали слышать его. Говорить с ним.

— Ну, я рад. Но всё-таки хотел бы убедиться, что с малым всё в порядке.

Я поднёс всё ещё горячую руку к огню. То ли в свете отблесков так казалось, то ли кожа у меня покраснела?

— Шасти? — спросил я. — А отчего у меня руки горят?

— Как это — горят? — удивилась она. — Они у тебя всегда были горячее моих.

— Но сегодня-то — прямо терпеть приходится. Может, болезнь такая есть?

Шасти взяла мою ладонь, поднесла к щеке, чтобы удостовериться — рука и вправду была очень горячей.

— А когда это началось? — озабоченно спросила она.

— Ну, мы стояли сейчас с Чиеном. И он стал меня пытать, кто я такой, чувствую ли я в себе магию… Я его послал, но руки потом стали греться. Вот даже кожа вроде бы покраснела. И чешется.

— Чешется? — Шасти развернула мою ладонь к огню.