Мирт. Истина короля - Мария Сергеевна Руднева

труды. Оттого мне кажется, что я знаю его, как близкого друга. Я изучил все, что только можно найти в доступе. Я вступил в клуб, в котором он состоял, и говорил с его товарищами после его гибели… Увы, столь многое утеряно! Но даже то, что мне удалось собрать…

Он вскочил на ноги и подбежал к запертому книжному шкафу.

Сорвав с груди медный ключ, он отомкнул дверцы и распахнул их. Мисс Амелия пригляделась и ахнула.

Все полки шкафа занимали труды ее отца.

Изданные книги, рукописи, схемы, рисунки… Они были прикреплены к дверцам шкафа изнутри, лежали стопками на полках, придавленных пресс-папье…

— Амелия… — проговорил мистер Мирт, от волнения забыв про должную вежливость. — Здесь — все наследие вашего отца. Я сохранил его, потому что мир не представляет — не может сейчас представить их значимость. И я думал, что я один буду хранить у сердца его секреты до тех пор, как не придет пора выпустить его изобретения на свет, пока они не вылупятся, подобно бабочкам, из тесных коконов теорий… Но вас сюда привела судьба. Я не верю в провидение, не верю во все подобное, но иначе не могу объяснить, что именно вы сегодня пришли на мой отбор и были так хороши, что прошли его сразу. Ваши горящие глаза… Это лучший комплимент всей моей работе. Но вы — и его дочь…

Он вздохнул и прикрыл лицо руками.

— Мисс Эконит, перед нами открывается такое будущее… Вы не пожалеете…

* * *

Габриэль Мирт смотрел, как мисс Амелия, дрожа, подходит в шкафу, медленно снимая перчатки, и ликовал.

Такая удача.

Он не мог и предположить. Когда он собирал по кусочкам свою коллекцию восхищения — преклонения! — перед Гилдероем Эконитом, он понятия не имел, какой алмаз попадет в его руки.

Неограненный. Блистательный.

Амелия осторожно взяла в руки один из дневников и медленно перелистнула страницы.

— Я сохранила некоторые папины дневники. Которые… не забрали, — тихо проговорила она. — Я отдам их вам.

— Позвольте, не стоит…

— Стоит, — резко сказала она. — У вас они точно будут в сохранности. И вы найдете им достойное применение. Вы создали паровую машину, используя чертежи отца.

— Да, это так. И я даже не намерен отрицать это. Я был вдохновлен его идеями — пусть они казались мне безумными поначалу.

— Они всем казались безумными, — грустно заметила Амелия. — Иначе они бы не обвинили папу и не забрали его в бедлам.

— Эти звери… — прошипел мистер Мирт. — Любят ломать все уникальное, прекрасное, что только рождается в мире. Вытаптывают подснежники в весеннем лесу. Убивают оленей. Запирают гениев в сумасшедших домах — только чтобы выкрасить мир в единственный понятный им цвет. В серый.

— Я согласна с вами, — кивнула Амелия, сжимая в руках дневник. — Я так счастлива узнать, что в него верили. Что нашелся кто-то, согласный с его замыслами. Он был бы так рад познакомиться с вами лично.

— Мне не выпало такого шанса. Но со мной случились вы.

— Если вы думаете, что я хоть что-то знаю о его работе, вы ошибаетесь, — понурилась мисс Амелия. — Я проводила дни напролет, слушая его, мастеря вместе с ним, но так ничего и не поняла.

— Амелия, Амелия, — Габриэль Мирт осторожно коснулся ее плеча, заставляя посмотреть на него. — Вспомните, что я обратил на вас внимание сразу, как только вы вошли в эти двери. Умная, смелая женщина, не побоявшаяся осуждения и обсуждения, пришла сюда за тем же, за чем и множество мужчин — и получила это. То, что вы дочь Гилдероя, делает особенно значимым этот момент, но вы важны и сами по себе.

— Но теперь я смогу вернуть обществу веру в отца. И в то, что он делал.

— Да. Сможете. Потому что то, что казалось его безумием, оказалось не так-то сложно воплотить в жизнь. Хоть я и потратил на это несколько лет жизни, но вот увидите: пройдет совсем немного времени, и паровые машины из великого чуда станут обыденностью.

— Но начнем мы все-таки с чуда, — Амелия наконец-то улыбнулась, и мистер Мирт вздохнул с облегчением.

Неожиданный разговор о Гилдерое с его дочерью отнял у него все силы. Он присел на подлокотник кресла и запустил руки в волосы.

К его бесконечной благодарности Амелия ничего не стала говорить. Просто молча вернулась в свое кресло и смотрела на него невероятными вишневыми глазами.

— Понимаете… — мистер Мирт наконец отпустил свои волосы и сцепил пальцы вокруг колена.

От этих телодвижений он стал еще сильнее походить на воробья.

— Паровая машина — это настоящая революция. Истинное просвещение. А вовсе не то, что понимает под этим наш дорогой Парламент. Я не знаю, как вы относитесь к Призыву Просвещения, Амелия, но, учитывая судьбу вашего отца, подозреваю вас в отсутствии всякого переживания.

Взгляд мисс Амелии стал жестче.

— Да. Призыв Просвещения стал началом конца моего отца. Он был близок к королевской семье. Пусть в нем и не текла кровь фаэ — но его тонкий ум был высоко оценен Блюбеллами.

— И все это знали. Парламент очищает пространство от сторонников павшего короля и его семьи. Возможно, это предусмотрительно с их стороны. С моей — отвратительно.

— Я не пыталась оценивать так глубоко, — ответила мисс Амелия. — Но сама мысль об этом пробуждает во мне гнев.

— Как и во мне. Отчасти поэтому я дошел до конца и не сдался, даже когда казалось, что я никогда не создам действующую паровую машину. Меня преследовала череда неудач. Пару раз я даже мог погибнуть. Но я добился своего — и первыми гостями, которых я хочу провести в прицепленном вагоне, как раз будут члены Парламента. В этом году Выставка особенная. Мистер Черч — это устроитель — сказал, что сам господин Чэйсон Уолш покинет стены Парламента и лично осмотрит все экспонаты на Выставке! А так как паровую машину можно оценить только в движении, я задумал проехать по дороге до дворца Цикламенов и вернуться обратно. Вообразите их лица!

Мисс Амелия задумчиво посмотрела на мистера Мирта.

— Из вашей лекции я поняла, что нужны специальные приспособления — сама по себе машина двигаться не может? Как если бы это был кеб без лошадей?

— Не может, — кивнул мистер Мирт. — Наблюдение верное. Специальные рельсы — как у вагонеток в угольных шахтах — позволят ему перемещаться на то расстояние, на которое они положены. А паровое устройство даст ему импульс.

— Так зачем