Седьмой прыжок с кульбитом - Владимир Сербский

Мария продолжала смотреть на Анюту:

— А что это за плетка у тебя в руке? Раньше этого не было!

— Это нагайка, из кармана достала, — объяснила Нюся. — Вообще-то серьезное оружие. Не слезая с лошади, казак может сломать хребет волку только так. Хочешь, подарю?

Объяснение слабое, конечно. Шито белыми нитками, ведь такую нагайку в карман не засунешь. Однако для налаживания отношений презент шикарный — вещь настоящая, сам для Нюсе покупал. Передарить не жалко, у нас еще есть.

— Мы пойдем, — сказал Антон. — Еще увидимся.

Да, пора вести девчонок домой, завтра у них очередной тяжелый день с зачетами и экзаменами. И с кубинкой встречаться сейчас некогда. Будем это делать обязательно, но позже. Что касается неприятностей от местных парней, то есть проблемы поважней. А пока пусть занимаются туризмом. В смысле, пусть идут в пешее эротическое путешествие!

Глава 50

Глава пятидесятая, в которой мы помчимся к бездорожью в несказанный свет

Международный туризм в СССР был. Гешефт не афишировался просто потому, что в рекламе не нуждался. В полной мере эту нишу освоила старая добрая система «Интурист», а студентами плотно занимался молодой, но взрослеющий «Спутник», именуемый просто: «Бюро международного молодежного туризма». Вот только насчет зайти туда с улицы и приобрести путевку — фигушки. Как любое гениальное творение бюрократа, процедура покупки была сложна и закручена похлеще триллера Стивена Кинга.

Несмотря на трудности, «Спутник» с «Интуристом» наращивали обороты, пропуская через себя миллионы туристов ежегодно. Желающих было гораздо больше с обеих сторон железного занавеса, однако мешали проблемы с международными платежами. Так с умным видом говорили знающие люди, и кто я такой, чтобы с ними спорить? Впрочем, и без того цифра кажется приличной.

Что касается трудностей, то мало было просто заявить о себе. Перед выездом за рубеж советский гражданин собирал справки, характеристики с места работы и резолюции начальства на этих характеристиках. После чего проходил несколько собеседований, и только потом получал загранпаспорт. Сей важный документ выдавался вместо обычного паспорта и партбилета, а по возвращению туриста происходил обратный обмен. На загранпаспорте так и писали: «собственность СССР».

Но первым шагом на пути в тысячу лье было заседание месткома. Продолжалось это в райкоме, и заканчивалось в КГБ. Окончательное решение принималось в кулуарах обкома партии, где практически непрерывно заседала комиссия по выезду за границу. Вот где кипели страсти… Так что, в отличие от секса, международный туризм в СССР был. И путь к нему был истинным садомазохизмом! Только трудности наших людей не пугали, потому что все люди хотят жить хорошо. А советские люди хотели жить еще лучше. И в это понятие входит не только шопинг, но и желание посмотреть мир.

В случае нашего оркестра процедура была грубо нарушена, поскольку все документы, включая загранпаспорта, выездные визы и билеты, были приготовлены заранее и находились на руках у товарища Иванова. «На руках» — это фигура речи. Точнее говоря, он имел к ним полный доступ и карт-бланш на флайт-план. А формально документы хранились в первом отделе, куда их доставили из Москвы фельдъегерской связью.

И вот дотошные чиновники первого отдела догляделись, что в специальных характеристиках участников оркестра не хватает согласующей подписи местного КГБ. Такой вышел нонсенс: в верхней части бумаги утверждающие штампы имелись, а в нижней части соответствующей подписи не было. Узнав о проколе, товарищ Иванов не стал грустить, а быстренько организовал собеседование в свободной аудитории института. Еще одно нарушение процедуры, обычно не Магомед ходил к горе, а наоборот. Но местные чекисты на просьбу откликнулись.

Процесс шел в порядке «нон-стоп» — живая очередь выстроилась как на экзамен. И как перед экзаменом, у каждой девушки дрожали руки и подкашивались ноги. На «беседу» оркестрантки заходили одна за другой, и сильно там не задерживались. Антону выпало идти последним, поскольку одних провожал с успокоительным посылом, а других встречал дружеским объятьем. В обоих случаях контакт решал несколько задач, и в том числе снимал стресс. Нам здесь истерики не нужны!

Ответственный сотрудник КГБ оказался неприметным мужчиной среднего возраста и среднего роста. Невыразительное лицо его казалось смазанным туманной погодой — на такого глянешь, и через минуту не вспомнишь. Видимо, каждое утро этот человек говорит себе, глядя в зеркало: «Мужик, я тебя не знаю, но я тебя побрею». Костюм на нем, естественно, был серый, глаза водянистые, а волосы пегие. Общий осенний пейзаж портили залысины — они было розовые.

Аура сотрудника казалась ровной, однородной, редкого коричневого цвета, но с красноватым оттенком. Это указывало на чрезмерную замкнутость и эгоистичность. Обладателями коричнево-красной ауры чаще всего оказываются люди нехорошие, поэтому лучше всего держаться от них подальше. Как вариант, красноватые тона в коричневом цвете могут быть предвестником какого-то заболевания, только разбираться в этом не было никакого желания.

— Он не узок, не широк, и не низок, не высок, — пробормотал я.

До этого собеседования мне казалось, что студенты делятся на сов, жаворонков и бакланов, а биография их выглядит просто: «не был, не состоял, не привлекался». Оказалось всё не так. Я и забыл, что наша ситуация с родственниками выглядит сложно. Папа за границей был с длительным визитом, дошел до Кенигсберга, где и закончил войну по ранению. Да и позже бывал в ГДР по служебным делам не раз.

А мама, будучи девчонкой сопливой, два года проживала на оккупированной территории Украины с братьями и родителями. Оккупанты расстреляли братьев за связь с партизанами, маме с родителями удалось выжить. Все эти детали ответственный работник почерпнул из выездного дела Антона, которое лежало перед ним. Почерпнул, и пожелал обсудить.

Хотя для начала следовало бы поздороваться словами, и не кивком в ответ на вежливое приветствие. Еще в приличном обществе незнакомые люди представляются. И уже потом интересуются:

— Надеюсь, моя просьба о недолгой беседе не нарушило никаких ваших планов, сэр?

— Ни в коей мере, милорд, — ответил бы Антон. — В это время суток я совершенно свободен. Не будем же мы считать важным делом тот ничтожный перекус в харчевне, что я отменил?

— Прошу простить мою назойливость, сэр. Буквально несколько вопросов, с вашего разрешения. Пустая формальность, но таковы правила.

— Конечно, — согласился бы Антон. — Не стоит извинений. Порядок есть порядок. Кто, если не вы, должен пламенем закона развеивать мрак злодеяний?

После обязательного вступления должно было последовать предложение выпить чего-нибудь: