След «Семи Звезд» - Андрей Чернецов

икон алтарь украшали безликие статуи – то ли святые, то ли боги неведомые.

Шла литургия на непонятном языке, и исполнял ее почему-то хор во фраках и бабочках.

Вдруг из царских врат вышел человек в облачении, затканном золотом и усыпанном сплошь драгоценными камнями – что-то среднее между индийским раджей и католическим епископом.

– Варя, Варя, – заспешил к ней «архиерей», и голос его показался ей странно знакомым, – какое счастье! Я так рад видеть вас! То, что свершилось, – это и ваша заслуга, вы так нам помогли!

Все собравшиеся стали аплодировать, и непонятно откуда взявшийся оркестр исполнил туш… Ничего не понимающую девушку взяли под руки и повели расписываться в книге почетных гостей…

Озерская проснулась. Саднила рана – видать, неловко легла во сне.

Оглянулась: Вадим сидел у окошка, за которым занимался рассвет, и курил. Услышав шорох за спиной, он обернулся. Бросил:

– Спи, все нормально.

Варя вновь закрыла глаза.

Докурив почти до фильтра, сыщик потушил окурок о шероховатую серую столешницу, пересчитал сигареты в пачке – их оставалось ровно пять, печально хмыкнул и вновь вернулся к раздумьям. Спать не хотелось – нескольких часов сна ему оказалось довольно.

Ситуация, в которой они оказались, его, правду сказать, угнетала. Не то чтобы трупы тяготили его совесть… Но теперь, похоже, положение стало совершенно тупиковым.

Ясно, что противостоят ему не сектанты со съехавшей крышей, а люди хитрые, умные и достаточно сильные. Вряд ли уничтоженные бандиты – это единственный и последний боевой резерв неведомого врага, о котором, кстати, он до сих пор не имеет представления.

Значит, и по долгу службы, и просто ради спасения себя и Вари ему придется рассказать все начальству. При этом именно все – и про схватку в доме, и про бой на лесной дороге, и про тетрадь, и, возможно, про то, как она попала к девушке. И про незаконный автомат, хотя тут можно что-нибудь и приврать.

Но как ловко и быстро эти люди их нашли! Может, он не убил Хромого, а ему сгоряча показалось? Нет, людей со сломанной шеей он видел достаточно…

Да, мент, начал ты поздно, но хорошо – пять трупов за сутки! Хотя до дюжины Борисыча тебе расти и расти.

Стоп! Как он мог это упустить?! Тот бандит-сектант, прежде чем умереть, назвал его именно «ментом». И до того тоже… «Мента валите!». Как же он не обратил на это внимания?!

Вадим еле удержался, чтоб не ударить себя по лбу. Ох, действительно одна извилина и та от фуражки! А еще потомственный интеллигент! Хотя понятно – его столько раз за время службы клиенты называли ментом, прибавляя еще самые разные эпитеты, что подобные высказывания уже и не задерживались в памяти. Но все равно – как же он упустил?

Получается, подручные этой непонятной «экселенции» знали, кто он такой! Но откуда? Точнее, от кого? У них свои люди в местном ОВД? Такое по нынешним временам вполне возможно. Но он же не успел никого предупредить о своем приезде, да и командировка была почти незаконной! Или доброхоты из МУРа послали телекс в область, мол, приедет наш человек, подстрахуйте и помогите? Вряд ли, не в обычаях Серебровского помогать строптивым подчиненным.

А может, урки обозвали его так тоже по привычке? Для них каждый смелый противник – обязательно мент. Ибо кто еще способен противостоять оголтелым и наглым преступникам? Нет, не надо себя успокаивать.

Но кто вообще знал про его командировку? Генерал, начальник отдела, секретарша… Ну, и его подчиненные.

И тут майора вдруг озарило. В самом деле, как молния вспыхнула. Он вдруг понял – кто именно лучше всего подходит на роль осведомителя. И не только осведомителя…

В предрассветных сумерках к покинутому селищу вышел крупный матерый волк.

Принюхался, втягивая знакомый запах двуногих. Но хотя и был голоден, не решился попробовать поохотиться – инстинкт подсказывал зверю, что в брошенном жилье сейчас обретается не жертва, а охотник – не чета даже ему…

Глава пятнадцатая. Кулашному бойцу

Вологда, зима 1758 г.

– Не время предаваться неге, барон! – вскричал Иван, вламываясь в «восточный» кабинет. – Дело еще не завершено!

Пристав, вальяжно расположившийся в мягком кресле у восьмиугольного столика с курильницей, очумело уставился на поэта. Мундштук кальяна выпал из его рта. Отвечал немец как-то заторможенно.

– Господин копиист? А вы что здесь делаете?

Боже мой, да он никак запамятовал, что с ними произошло, и где они находятся!

Барков старался не смотреть на Брюнетту, при его появлении резво вскочившую с канапе и теперь стоявшую с бледным лицом и нервно кусавшую губы.

– Как его привести в чувство? – спросил у вошедшего вслед за ним в комнату фельдмаршала.

– Ну, это мы мигом, – осклабился тот, подошел к столику и склонился над кувшином