Американский наворот - Сергей Вихорев

продолжал удаляться от Земли, говоря более вульгарно, набирал высоту. Удаляться ему предстояло более суток. К радарам, уже облучавшим шаттл прибавлялись все новые и новые, однако досягаемость корабля напротив снижалась и снижалась.

Где-то здесь, в околоземном пространстве, летали обычные V-шаттлы, охотившиеся за спутниками, но это была очень медлительная война, очень размеренный прецизионный процесс. Еще на первом витке Завирдяев заметил слабую вспышку, полыхнувшую где-то в глубинах черного неба — это были бои той «высокой войны» — какой-то спутник был испарен устройством мощностью менее килотонны.

Предстояло поспать, а этого Завирдяев в невесомости еще не делал. Впрочем, по заверениям готовивших его специалистов, готовивших еще тогда, до стирания памяти, в этом не было ничего особенного. В любом случае, спать еще не хотелось да и рано было, а высвободившееся время следовало как-то провести с умом. Просмотр теленовостей хоть и был довольно увлекательным делом, но сейчас, по горячим следам, теленовости не давали ничего кроме эмоционального заряда — в таких случаях время, пусть и выраженное в сутках-двоих, заметно расставляет все интерпретации по местам и медиа уже не несут столько противоречащей самой себе фееричной чепухи.

Завирдяев направил взор в одно из боковых окон, в котором, как и в других не было ничего кроме черноты с рассыпанными по ней звездами, с одной стороны таких однообразными, но с другой среди них не было двух одинаковых, хотя бы по яркости. Завирдяев принялся разглядывать рассыпанный по черноте узор и почувствовал какое-то умиротворение.

— Правильно, правильно, на звездочки полезно посмотреть. Не пренебрегали бы люди этим, так, глядишь, и глупостей бы меньше делали, — послышался такой знакомый голос.

— Завирдяев машинально потянулся к голове, желая ощупать аудиосистему шлемофона, но не успела рука коснуться головы, как пришло осознание того, что голос шел не оттуда.

Конечно, разработчикам ничего не стоило обустроить еще одну громкоговорящую аудиосистему в самой кабине, помимо той, через которую из приборной панели вещал AI, но к чему такие сюрпризы? Хотя эти чертовы умники, выучившиеся в своих Массачусетских Институтах любят такие штучки и шуточки. Завирдяев повернул голову направо, желая разглядеть, где там они обустроили колонку, и вздрогнул от неожиданности. В кабине, около второго сиденья, очевидно, только просунувшись из люка, парила Халдорис Ландскрихт, непонятно как здесь оказавшаяся.

Завирдяев вдохнул, выдохнул, потом медленно моргнул. Для галлюцинации она была слишком реалистична — те бывают слишком изменчивы, хотя кто в эти моменты это осознает?

Второй вариант, который промелькнул в голове следом состоял в том, что Ландскрихт, все эти годы находившаяся «на прямой видимости» с ним, Завирдяевым, была таким же агентом, или не совсем таким же, но агентом. Логика в этом была — вот и человек, присматривавший за ним все это время. Хотя слишком громоздкая схема.

Тогда выходило, что все это время она знала о полете. Но тогда чем она так превосходит его, Завирдяева, что с ее памятью никто ничего не проделывал? Как она перенесла взлет и перегрузки, если он, Завирдяев, лежа в специальном кресле чуть не обосрался? Где она была, вернее сказать, пряталась все это время? Мысли проносились в голове быстро, за это время Ландскрихт лишь успела подтянуться к своему креслу.

И вообще зачем она здесь нужна? Вообще планировалось, что весь полет со всей его политикой будет осуществлен одним человеком, им, Завирдяевым, а тут…

— Ты здесь откуда? — неожиданно злобно, неожиданно для самого себя, прохрипел он.

— Уже на «ты» что ли? — Как-то неподобающе непринужденно ответила Ландскрихт по-русски.

— Мы на борту шаттла, я прошел два витка и был атакован MDS, было еще много чего интересного, поэтому оставим хорошие манеры… Как вы все это время… Я в своем кресле очень сильно напрягся, а вы где были? И вообще вам следует последовательно рассказать, как так вышло, что вы здесь.

— Расскажу, и, как вы говорите, последовательно, — проговорила Ландскрихт, возясь с ремнями.

Никакого скафандра на ней не было, словно она только что была там, на Земле, в Суперфедеранте, в общем дома, хотя каждый раз, когда язык или мысль порывались называть то недоразумение домом, Завирдяев неизменно себя одергивал.

— Я здесь, на борту, оказалась довольно необычным способом, не так как вы, — начала Ландскрихт, доставая из сумки, которая, как только сейчас заметил Завирдяев, была при ней, портативный компьютер.

Вроде бы этот компьютер был малоразмерным военным ноутбуком, из тех, которые инсталлируются в боевую машину, например как носитель интерлинк-аккаунта. Такие невзрачны и редко задействуют свой собственный простенький дисплей для работы с человеком.

— И сразу, на всякий случай, скажу, что я не ваша галлюцинация, — она потянулась к Завирдяеву и бесцеремонно подергала его за рукав. — Вы ведь наверно, как и любой нормальный человек, пересмотрели кучу фильмов, где космический монстр проникает в космический же корабль… Ну все вот это…

— Ну пересмотрел, хотя не мой жанр, — ответил Завирдяев.

— Ну вот, я тоже такое чудовище, — она подняла обе руки на уровень головы и пошевелила пальцами. — Я это чудовище. Здорово, да?

— Мадам, успокойтесь, когда до меня дошло, когда скрытая память разблокировалась, первые несколько минут я тоже сам не свой был. Вам будет легче, я с вами. О чем они только думали, могли бы меня нормально проинформировать. — Завирдяев довольно недвусмысленно изобразил некоторое раздражение по отношению к организаторам. — А вообще забавно, сидим тут в этой жестянке и друг друга убеждаем, что голова все еще на месте, вы меня, что вы не галлюцинация, я делюсь с вами опытом того, как приходить в себя после разблокирования памяти.

Ландскрихт тем временем прилаживала компьютер, то и дело дружелюбно поглядывая на Завирдяева и кивая.

Однако за то время, пока он произносил свою умиротворяющую речь, он начал ощущать, как, словно из-за спины, подкрадывается тот давно забытый страх. Необъяснимый, иррациональный, как во сне, да и смешно сказать, в детстве.

Можно испытывать страх, когда прячешься в проеме стены от банды ополченцев СФС, или КАНАР… да хоть германской солдатни — это одно. Все это угрожает вполне известными неприятностями. Известными и хорошо понятными.

Еще можно испытывать страх от встречи со змеями да хоть с сороконожками — тут каждый человек кто во что горазд, но и тут есть логика — страхи все эти вшиты в генетическую память самой природой и сообщают примату, даже научившемуся, в отличие от менее способных родственников, убивать себе подобных с помощью металла и огня о том, что змея может смертельно укусить а если сожрать сороконожку, точнее какую-нибудь сколопендру, то можно потом слечь не встать.

А есть еще иррациональные страхи,