Бурят - Квинтус Номен

прикинь, на сколько урожай по всему Черноземью вырастет? А про Нечерноземье я уже вообще молчу, и про Сибирь тоже.

— Вот про Сибирь ты правильно молчишь, потому что в Сибири народ криком не захлебывается в истерике, а молча строит зернохранилища.

— Слышал я про твои зернохранилища, про шахты ледяные…

— Почему это про мои шахты? В мерзлоте мужики продукт там хранили сотни лет поди, сейчас просто хранилища побольше копают. Если нам матушка-природа такой подарок дала, то грех не воспользоваться. Ученые говорят, что в них и мясо можно годами хранить, ничего ему не сделается. И рыбу тоже — вот и стараются мужики, запасы на тяжелую годину собирают. Сейчас-то это куда как проще стало: у входа вентиляторы большие ставят, зимой, в морозы сорокаградусные внутрь воздух ледяной дуют — так и в конце лета внутри холод за тридцать градусов, продукт не портится совсем.

— Я вот не перестаю удивляться, как ты из любого дерьма выгоду выискивать умудряешься. Ведь даже солому гнилую — и ту на пользу приспособил.

— Солома газа больше дает, чем навоз, так чего бы её оставлять бесплатно гнить?

— Да я не про солому, а про всё.

— Я же тебе сколько раз уже рассказывал: в поместье у меня мужиков было всего пять душ. А мужчин взрослых в семье, если премянника-недоросля считать, было уже шестеро. Приходилось любую мелочь на пользу обращать… жаль, не знал я тогда про навозные танки…

— Я твоих сказок уже вот до сюда наслышался! — Станислав Густавович провел рукой себе по шее. — Ты мне лучше вот что расскажи: если посевные площади не сокращать, то зерно куда девать? Ведь даже в кучах на токах — и то не поместить столько!

— А что ты меня-то спрашиваешь? Если хранилищ не хватает, то нужно просто их выстроить.

— Хранилища на… погоди, я ведь считал, сейчас вспомню… на двенадцать миллионов тонн? Ты хоть представляешь, сколько всего выстроить-то придется?

— А это твоя работа — представлять. Моя работа — просто следить, чтобы ты от своей работы не отлынивал.

— Ну да, конечно! Кстати, тут инженеры предложили забавный такой проект зернохранилища… Владимир Григорьевич предложил. Два проекта: на пять тысяч тонн и на две тысячи.

— Слава, мне не нужно знать всякие мелочи. Если считаешь проекты Шухова годными, займись ими.

— Я не строитель!

— Ты счетовод. Подсчитаешь, сколько потребуется строительных материалов, придумаешь, откуда их взять и как перевезти туда, где они нужны. Где людей на стройки набрать, сколько им за работу заплатить.

— Там металла много нужно, Владимир Григорьевич опять предложил стальные арочные крыши…

— Еще раз: здесь думать и решения принимать — твоя работа. Вот думай и принимай, не порти мне аппетит. Маруся! А на второе сегодня что предложишь?

— Могу борщ предложить, если вам котлет мало было…

Иосиф Виссарионович все же не очень понимал «национальную политику» товарища Бурята. Ведь он и сам вроде «товарищ из республик», как пытались вежливо называть представителей «угнетенных национальностей» некоторые большевики. В том, что Николай Павлович из потомственных дворян, Иосиф Виссарионович очень сильно сомневался: товарищ Мессинг пропахал все доступные архивы и просто не нашел там «подходящей фигуры». Правда, оставался вариант, что товарищ Бурят работал на второй отдел генерал-квартирмейстерства русского Генштаба, а там людей легендировать и прятать умели более чем неплохо — но тогда он выглядел слишком уж молодо, чтобы по этой категории пройти. Впрочем, он и сам говорил, что выглядит много моложе своего возраста… никому, кстати, неизвестного…

А с национальной политикой у него было все как-то уж очень прямолинейно и очень грубо: любые попытки предоставить хоть какие-то преимущества людям по национальному признаку подавлялись весьма жестоко. Были полностью отменены упоминания национальности в любых документах (как, впрочем, и «социальное происхождение»), ликвидированы «национальные квоты» в институтах и университетах. Тоже очень жестко ликвидированы: отдельные преподаватели, замеченные в излишней «лояльности» к абитуриентам определенных национальностей, теперь долбили мерзлую землю в шахтах хранилищ «госрезерва» в вечной мерзлоте.

Так же весьма жестко проводилась «национальная политика» в новых областях России. Правда, тут формально никаких особых притеснений для местного населения не вводилось — но и ни малейших преференций этому населению тоже не доставалось. И в результате из прибалтийских областей выехала почти треть населения: если законы СССР строго соблюдать, то «национальные» мужики просто прокормить себя не могли. В вот создаваемые на освободившейся земле госхозы очень даже могли: к величайшему удивлению Иосифа Виссарионовича в тридцатом году госхозы — на которые пришлось меньше тридцати процентов общей площади полей в областях — вырастили чуть больше восьми миллионов тонн зерна. А все остальные крестьянские хозяйства — чуть меньше миллиона тонн…

Впрочем, в этом году прибалтийские крестьяне смогли изрядно заработать на стройках: почти все восемь миллионов тонн «государственного зерна» были засыпании в новенькие зернохранилища, выстроенные за лето. А почти к каждому такому зернохранилищу была еще и дорога железная протянута. Узкоколейная, но и ее построить требовалось — так что почти любой мужик мог найти себе работу, не требующую особой квалификации. Конечно, и платили за такую работу немного — но все же платили, а в городах цены в магазинах стали куда как ниже, чем были в «независимых республиках»…

Но теперь стройки были завершены, и перспективы года следующего выглядели отнюдь не радостно, так что Иосиф Виссарионович пришел с вопросами к Николаю Павловичу:

— Товарищ Бурят, у меня вот какой вопрос возник: почему вы запрещаете Госплану размещение новых предприятий в прибалтийских областях?

— Я запрещаю? — очень удивился Николай Павлович. — Я ничего не запрещаю, Госплан сам считает, где и что лучше размещать. Учитывая, в том числе, и наличие свободных рабочих рук.

— Но в Прибалтике-то теперь этих свободных рук…

— Относительно квалифицированных рук. А все эти чухонцы даже читать в большинстве своем толком не умеют. Их, конечно, нужно учить, но дело это весьма не быстрое, так что и заводы с фабриками там сейчас строить смысла нет.

— А тот же Руссо-Балт…

— Мне товарищ Струмилин, когда мы вопрос этот обсуждали, справочку составил. До революции на заводах, там размещающихся, свыше девяноста процентов рабочих были русскими, поляками или немцами. Русские в большинстве своем давно уже оттуда выехали, поляки тоже разбежались. Немцы… их хватило на то, чтобы вакансии на Петровской верфи на четверть закрыть. Да и то — они же почти все с германскими паспортами, а