Вперед в прошлое 9 - Денис Ратманов

— Мы с бабушкой утепляем курятник, заделываем щели пленкой изнутри. Вот, только вошел… Ба! Тебя Пашка хочет.

— Привет, — проговорила она. — Ты снова оказался прав. Слышь, Юра, Пашка-то у нас — экстрасенс.

— Много ума надо, чтобы предсказать норд-ост по «бороде», — отмахнулся я, хотел спросить про акции, которые лежали в тайнике в печке — бабушка о нем знала, брала оттуда деньги, чтобы отправить в Москву, но она сама вспомнила и успокоила меня:

— Фантики твои переложила, не переживай. Это ж сколько денег потратил, подумать страшно…

Сейчас в тайнике не было ни долларов, ни рублей, только акции «МММ» почти на полтора миллиона — практически все, что я заработал. На них было написано «одна тысяча» и «пять тысяч» — стартовая цена на момент выпуска. Если бы бабушка знала их истинную стоимость, то, наверное, упекла бы меня в дурку.

Сумма, вдвое меньшая была вложена в товар.

— Брось, ба, я ведь экстрасенс, — улыбнулся я. — Смотрю в хрустальный шар, который называется «логика». Все будет отлично!

— Нас тут заметает, снега уже по щиколотку… Логика логикой, но ты явно знал, что будет не только ветер. А просто логикой такое не вычислишь, тем более, в ноябре ураганы бывают редко.

— Зато метко, — парировал я.

Бабушка тему закрыла и отчиталась:

— Хурма твоя в подвале, там минусовой температуры не бывает. Фантики — в надежном месте. Шифер на доме Толик недавно менял, приколачивал на совесть — не должно сорвать. По сараям мы с Юркой вчера скакали, укрепили, что могли. Еда есть, сено коровам есть, свинячий корм закуплен.

— Отлично! Не сомневался в тебе. Давай, ба, звони. Я деда предупрежу, что у нас природный катаклизм.

Деда дома не оказалось — расхаживался, видимо. Ну а что я хотел, у него-то не норд-ост, в Москве все обычно. Потом напомнил о себе Чуме, Олегу и Алексу. Чума похвастался, что закончил без троек и хочет стать хорошистом, чтобы получить мопед, но пожаловался, что друзьями не обзавелся и скучает по морю.

Наташка, юркнув в кухню, услышала стенания щенка и запричитала:

— Ну что ты жалуешься? Только ж кормила тебя. Не плачь, маленький!

По телевизору начались местные новости — разговоры были только об урагане. Сказали, что обесточен Восточный район города и несколько сел, потому что порывы ветра повредили оледеневшие провода. Прозвучали призывы при возможности не покидать квартиры, избегать участков с высокими деревьями.

Было два часа дня. Мама с тревогой смотрела на экран, когда вдруг начал мигать свет. Она бросилась отключать телевизор от стабилизатора напряжения, я рванул к холодильнику и выдернул шнур из розетки прежде, чем лампочка ярко вспыхнула и погасла уже надолго.

Сразу стало серо, а в воцарившейся тишине вой ветра играл на нервах, как на струнах, вдалеке скрежетало и ахало. Наверное, в эту минуту всем соседям казалось, что они в своих квартиах, как в засмоленных бочках посреди бушующего океана.

Обычно на зиму мы заклеивали окна пленкой, я это упустил из виду, не сделал в преддверии урагана, и теперь наблюдал, как тюль вздымается и опадает, будто флаг капитуляции, чувствовал ледяной ветер, касающийся ног.

— Пленка сохранилась? — спросил я у мамы. — Надо утеплить окно.

— Немного осталось с прошлого года, — ответила мама и побежала на балкон, где долго копошилась, наконец вернулась с куском пленки, молотком и крошечными гвоздями.

— Это все, что есть. Вот на даче много, но я туда не пойду. Не знаю, хватит ли ее на все окна… Да и надо ли? Батареи-то горячие.

Наташка, гладившая щенка, коснулась батареи и кивнула.

— Все может быстро измениться, — сказал я. — Давайте утепляться, пока светло.

Мама расстелила пленку на полу, ее было совсем немного, на одно окно.

— Спальню утеплим, — решила она, но я не согласился.

— Если отопления не будет, единственный источник тепла у нас где? В кухне, это газ. Только там мы сможем сохранить тепло и не околеть.

— А спать? — пробормотал Боря.

— На полу матрасы положим, — поняла мою задумку Наташка.

Мама возражать не стала, потому что я хоть и не взрослый, но — мужчина, понесла пленку в кухню, где я приставил стол к батарее, взобрался на него и, завернув края пленки внутрь, принялся приколачивать ее к деревянным оконным рамам.

— Только покрасили, — сокрушалась мама.

— Лучше весной еще раз покрасить, чем сейчас околеть, — сказал я, работая молотком.

Полчаса — и дело сделано. Я вернул стол на место, полюбовался своей работой. Теперь в окно не посмотришь, там видны лишь смутные силуэты, зато тюль не вздымается, а слегка колышется.

На улице что-то загрохотало, донесся звон разбитого стекла. Борис втянул голову в плечи.

— Что это?

— Старая шелковица упала. Ну, или абрикос, — ответил я, и стало очень жаль стоящий под деревом несчастный «Запорожец».

Брат рванул на балкон — наблюдать апокалипсис. Стало совсем темно, но свечи зажигать было рано. Я включил много лет молчавшую радиоточку — полилась «Смуглянка», потом рассказали историю песни, вспомнили фильм «В бой идут одни старики». И ни слова о нашем бедствии, все трансляции велись из столицы, а местные современные радиостанции работали на ФМ частотах, да и толку от них, если город будет полностью обесточен? Вся надежда, что у них найдутся резервные генераторы, тогда мы не останемся без новостей.

В пять вечера ветер разогнался так, что каждый порыв грозил выдавить стекло, мы все вчетвером сидели на кухне, и каждый молился, чтобы этого не случилось. Наша многоэтажка скрипела и грохотала так, словно собиралась сложиться, как карточный домик.

Казалось, на улице разгулялся дьявол. Грохот и звон выбитых стекол доносились регулярно. Запоздало вспомнилось, что надо было заклеить стекла крест-накрест и всех друзей надоумить — чтобы не разлетались осколки. Но, как говорится, хорошая мысля приходит опосля.

— Что-то холодно, — повела плечами Наташка.

— Ну еще бы, так дует, — сказал Боря.

Я протянул руку и коснулся батареи: она была чуть теплой, как остывающий труп. Пока не поздно, направился к телефону, чтобы позвонить Илье и бабушке и посоветовать заклеить стекла пластырем или изолентой — у кого что найдется. О том, что в прифронтовых городах знает каждый ребенок, мирный обыватель даже не догадывается. А сейчас у нас начинается самая настоящая война — война с разбушевавшейся стихией.