(Не)добрый молодец - Алексей Птица

class="p1">— Не ведаю того, отец-настоятель. Только лишь слухи по земле Русской идут. Слухами и земля полнится, а чем дальше, тем слухи страшнее. Как будто бы их поднимают да в противовес друг другу!

— А что не так с мертвецами?

— Так не к ночи будет поведано. Разные они.

— Как это разные? — удивился настоятель, — Мёртвые они и есть мёртвые. Может, только скелет или свежий труп, а або ничем больше отличаться они не могут.

— А вот так. Одни, не ведомо почему, из земли восстают, другие по речкам приплывают, а те, кого они кусают, потом на людей живых нападают и загрызают их, если смогут. А самые опасные становятся те, кого укусил мертвяк. Они, вроде, как и живые: болеют, в бреду мечутся, а потом встают, и не мёртвые они, но уже и не живые. А как переродятся, то начинают, аки волки бешеные, на всех кидаться и убивать, не разбирая, человек ли перед ним али скотина. Вот их и называют бесноватыми.

И чем сильнее и поганее при жизни был человек, тем сильнее он становится после укуса. Создатель наш не берёт таких ни в ад, ни в рай. Вот они и бродят по земле, алкают крови и убийств. Да не так просто их упокоить. На куски иных рубят, а голова, если цела остаётся, то зубами так щёлкает, аж жуть.

И зубы уже не человеческие вырастают, а звериные клыки, если сразу не убить нелюдь. А с каждым убийством нелюдь только сильнее становится, так бают. И только святая молитва их упокоить может, но не всякому то дано. Только истинно верующий во Христа на то способен! И чудотворная сила идёт к тем, она же и упокаивает мерзких нелюдей. Да, говорят, что оружие есть, что может с одного раза и мертвяка, и бесноватого упокоить. Да мало о том кто ведает. А ещё бают, что не токмо поляки договор с нежитью заключили, но и Шуйский, только не с нежитью, а с ведьмами с Севера. Меня Бог миловал с ними встретиться, только слышал. Вот отрок про них, кажется, больше знает. О мертвяках, не о ведьмах, — счёл нужным пояснить в конце свою мысль отец Анисим.

— Об отроке поговорим позже, Анисим, а что там дальше было с Шуйским?

— Так Васька Левая рука (шуя — левая рука, десница-правая) восстание всё же поднял. Бросились они, значитца, на штурм, а стрельцы и сопротивляться не стали, поляки почти все разбежались, немцы одни и сражались. Народ бает, Расстрига из парадных покоев в баньку бросился по потайному ходу. По нему он проник в каменные палаты, а с них уже через окно спрыгнул, да неловко, ногу повредил. Высоко больно было. Тут его караул казаков южной окраины подхватил и в ближние хоромы спрятал, так его всё равно нашли и на площадь перед хоромами привели, дак и глумиться начали.

А Гришка плакаться стал: «Мол, дозвольте на Лобном месте перед народом повиниться». А заговорщики побоялись этого. А ну-ка, если он прощение у народа вымолит? Тогда уж не снести мятежникам собственной головы, всех казнят. Пока они журились, купец из мятежников по имени Мыльник ружьишко поднял и выстрели в Гришку. Тому сразу и каюк, да его стали добивать, Бога гневить.

А Мыльник рядом стоял, да орал: «Нечего, мол, еретикам оправдываться, получи благословление!» А в Расстригу и стреляли, и ножами кололи, пока не добили. А в это время толпа пластала поляков, кто не успел бежать, да не боевые холопы или дворяне нападали, а все подряд, кто случился к тому времени у места быти. Кто пограбить хотел, кто справедливости, а кто и за компанию приключился.

— Господи! Что деется-то, что деется⁈ — отец Варфоломей, прервав Анисима, обратился к образам и несколько раз перекрестился на них. То же самое сделал и отец Анисим.

— А Шуйские и на том не успокоились, — продолжил отец Анисим свой рассказ, — раздели тело, и давай его таскать по всему городу. Бросили в грязь на рынке, а рядом тело пса его верного — Басманова. Народ-то до вечера возле них теснился, тогда мятежники принесли прилавок из торговых рядов и взгромоздили на него тело Расстриги. А Басманова так и оставили под прилавком.

Так и на этом не остановились, а подвергли тело торговой казни. Псы Шуйские приехали, да давай тело его мёртвое хлестать кнутом, приговаривая, что убитый вор и изменник, и зовут его Гришка Отрепьев. Опосля нашли во дворце хари маскарадные и самую страшную бросили на вспоротый живот Гришки, а в рот ему сунули дудку. А сами пошли в царские палаты, власть делить и думу боярскую думать. А в народе бают, ведьмы в оплату приказали так сделать, чтобы силу себе набрать.

Анисим замолк, переводя дух. В горле совсем пересохло, да и стар он стал, чтобы речи длинные сказывать.

— Вот, поди же ты, на всё готовы люди ради власти. Эх, Русь-матушка, что же с тобой предатели делают, — в сердцах вскричал настоятель, горько качая головой.

— Мне один «рыцарь» баял, — продолжал отец Анисим, — что долго они судили-рядили. И Голицины, и Шуйские, и Романовы, и Мстиславский на себя корону возложить хотели. Многие и вовсе предлагали царство на множество княжеств разделить. Всё никак власть поделить не могли. Но Шуйский и здесь вылез сухим из воды, его избрали.

Начали короновать, а тело Расстриги так и лежало в грязи, медленно разлагаясь, потом по приказу Васьки забрали его с площади. Труп привязали к лошади, выволокли в поле, там и закопали у обочины дороги. Народ напужался и молчал.

Да токмо не так долго это было. Начались зловещие знамения да колдовство. И ляхи-то старались, да злорадствовали. А может, и вправду мы Бога прогневили, и наслал он на нас напасть Великую, грех сатанинский, да испытание проклятием. То мне неведомо, но бают, знамения случились тотчас.

— Какие знамения? — насторожился настоятель.

— А когда труп Лжедмитрия везли через крепостные ворота, то налетела буря и сорвала с них верх. Потом грянули холода, и вся зелень в городе пожухла. А подле ямы, где Гришку захоронили, люди видели голубые огни, поднявшиеся прямо изнутри, и земля шевелилась.

— Да не может быть такого, врут всё, поди? — усомнился Варфоломей.

— Так может и врут, а токмо с того времени и обрушились на нас бедствия с мертвецами. В Москве духовенство собралось решать, что делать с трупом колдуна и чародея. А как его иначе называть, коль он из простого холопа до царя дорос? Колдун и чернокнижник он, иначе и не скажешь. По совету монахов выкопали его из ямы и провезли по улицам города, чтобы все видели, что Гришка мертвее мёртвого, потом увезли в село Котлы.

А вот там, бают, и случилось то самое, труп начал шевелиться. Три монаха принялись читать молитву, пока остальные стали складывать огромный костёр. Гроб с телом бросили на него, облили маслом и подожгли, а пепел потом развеяли на все четыре стороны. Вот. А после того избрали патриарха Филарета Фёдора Романова. Он же и отправил во все стороны людей, чтобы оповестить, как с новой напастью бороться, да упредить людей, не знающих о том. Вот такие дела творятся в Земле Русской.

Настоятель помолчал, задумавшись. Годами он был немного моложе отца Анисима, когда-то считался посадским человеком, да в чернецы подался. И вот стал настоятелем этой пустыни.

— Да, многое ты мне поведал, Анисим, очень многое. В нашей глуши таких вестей и не сыщешь, а народ приходит, спрашивает. Сам знаешь, не прокормиться нам самим без крестьянской помощи. А крестьянам что нужно? Не токмо пища для желудка, но и новости. Слухи, страхи, вспомощничества и уверенность, что они первыми узнают о любой опасности. Вот о мертвяках мы им как раз и поведаем. Миссию свою ты полностью выполнил, а и денег привёз?

— А то как же! — Анисим распустил широкий пояс и извлёк оттуда множество мелких серебряных чешуек. Это оказались серебряные копеечки. Воши, как их называли в то время. Да и как им такими мелкими не быть?

На Руси испокон веков не имелось серебряных рудников, и всё серебро шло в страну с Запада или Востока. Вот и скудно на монету серебро искать. А чешуйки штамповали кустарным способом из серебряной проволоки. И видны на них только всадника рельеф да буквы, и более ничего.

— Слава Богу, дошёл ты до нас, и не токмо с вестями, но и с деньгами! А что же за отрока ты нашёл? Кто он и откуда? Непонятный какой-то и словно не русский. На вятича не похож, на мокшу или черемиса тоже. Немец али поляк? Тоже не похож. И одет странно, никогда такую одежду, да цвета такого не видал.

— То история отдельная. Непонятный он, вроде и врёт, а вроде и не врёт. Говор удивительный, по-нашему говорит неправильно и всё время слова ищет,