Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр

Чэн Фэнтай ответил с презрением:

– За мой … меня это задевает!

Сыси-эр тут же подхватил, язвительно усмехнувшись:

– Да у второго господина Чэна никак сердечко защемило! Все же знают, каким трогательным может быть наш Шан-лаобань!

Но не успел он договорить, как Шан Сижуй выхватил из кармана Чэн Фэнтая тяжелые золотые часы на цепочке и со всей силы швырнул их в голову Сыси-эра. С пронзительным криком тот схватился за лицо и упал, неясно было, насколько сильно он пострадал на самом деле. Хозяин Люй, увидев, что Шан Сижуй принялся бесчинствовать, возмутился первым и попытался схватить его, но Шан Сижуй приблизился на два шага, замахнулся ногой и как следует пнул его, что тот аж полетел вверх тормашками.

Шан Сижуй долго терпел, но вот терпение его лопнуло! Ученикам из школы старого господина Цзяна ему нехорошо было вредить, но вот поколотить этих двоих – за милую душу!

Старый господин Цзян задрожал от ярости, отбросив трость, он подбежал к ним и принялся орать благим матом:

– Негодяй! Кто позволил тебе безобразничать?!

Ню Байвэнь воспользовался суматохой, чтобы встать на сторону Шан Сижуя: он ухватил старого господина Цзяна за руку и принялся похлопывать его по спине и тереть грудь, стараясь развеять его гнев, не забывая звать учеников семьи Цзян на помощь:

– Что вы медлите, а ну-ка, скорее помогите почтенному господину! А не то его удар от ярости хватит!

Старый господин Цзян в ярости всех растолкал:

– Прочь! Никто мне не нужен!

Пока все были заняты разговорами, Чэн Фэнтай давно уже схватил Шан Сижуя за руку и выбежал с ним через внутренние ворота. Старый господин Цзян дрожащей рукой указал вслед убегающему Шан Сижую, в гневе обратившись по сторонам:

– И как только Шан Цзюйчжэнь вырастил такого бессовестного сына, одни беды от него! Ай!

Тем временем двое раненых все еще постанывали на полу. Прочие же актеры единодушно решили, что сегодняшний день прошел не зря.

Глава 34

За всю дорогу Шан Сижуй не проронил ни слова, и Чэн Фэнтай не смел даже ничего у него спросить. Когда они подъехали к переулку Логусян, Шан Сижуй так и остался молча сидеть в машине, абсолютно неподвижный, глядя перед собой пустым взглядом. Чэн Фэнтай сидел с ним рядом, пока ноги его не окоченели от холода. Только после этого он в нерешительности коснулся его руки и проговорил:

– Пойдем домой, хорошо?

Шан Сижуй вздрогнул, будто от испуга, ресницы его затрепетали, а пальцы слегка задрожали. Чэн Фэнтай вспомнил кроликов Чжао Юаньчжэнь, которых она разводила дома в Шанхае, – иногда они убегали к нему во двор и пощипывали травку, а он подкрадывался к ним из-за спины и пугал криком. Кролики впадали точно в такой же ступор, с жалким видом глядели на каждого как на волка. Шан Сижуй, который только что свирепо махал кулаками, сейчас казался ужасно хрупким и несправедливо обиженным, будто маленький сирота, претерпевший оскорбления от взрослых. Чэн Фэнтай помог ему выйти из машины. Шан Сижуй зашел в дом и так и рухнул на кровать, точно неживой.

Сяо Лай заметила, что с этими двумя творится что-то неладное, и тоже не посмела ничего спрашивать. Она молча вошла в комнату, чтобы разжечь жаровню, не сводя при этом глаз с Чэн Фэнтая. Чэн Фэнтай сидел у кровати и снимал с Шан Сижуя обувь, после чего осторожно уложил его ноги на кровать и накрыл ватным одеялом. Приложив к губам указательный палец, он подмигнул Сяо Лай. Склонив голову и поджав губы, она разожгла жаровню и вышла.

Чэн Фэнтай сел у кровати и ласково спросил:

– Шан-лаобань, что случилось? Расскажи мне.

Но Шан Сижуй молчал, ни на один вопрос он не отвечал, лишь хмурил брови, словно на душе у него творилось что-то невыразимое. От этой картины у Чэн Фэнтая душа ушла в пятки – он боялся, что Шан Сижую слишком уж досталось. Шан Сижуй положил голову ему на плечо и сидел молча, как вдруг глубоко вздохнул, выпрямился и обрушил на Чэн Фэнтая череду ударов. Чэн Фэнтай воскликнул в ярости:

– Да ты спятил? Если у тебя столько сил, так пойди и разберись с ними! А то слабых ты обижаешь, а сильных и сам боишься! Только и можешь, что стрелять из пушки под ватным одеялом! Вот ты только своих и колотишь!

Чэн Фэнтай закрыл глаза, решив, что лучше уж не уклоняться от ударов, пусть Шан Сижуй выплеснет злость. Но тот, однако, прекратил драться. Нрав у него, конечно, дурной, но было в нем кое-что хорошее: когда он сознавал свою неправоту, то готов был стерпеть любую брань Чэн Фэнтая. Чэн Фэнтай же, как и как и многие южные мужчины из Цзяннани, не любил драться, когда сталкивался с неприятностями, но вот подуться как следует или же пуститься в многословные рассуждения, бесконечно наставлять кого-то или разбранить – все это он делал с радостью. Шан Сижуй очень хорошо его знал. Всю ночь Сяо Лай прислушивалась к нескончаемому шуму, который доносился из соседней комнаты, то порываясь войти, то чувствуя, что лучше не вмешиваться, тревога не покидала ее.

Чэн Фэнтай выплеснул злость, складка меж бровей у него разгладилась, взор смягчился. Он смерил взглядом Шан Сижуя, сидевшего с опущенной головой, и поддразнил его:

– Не отмалчивайся, будто ты такой смиренный, я уж знаю, что в душе ты проклинаешь меня за болтовню!

Шан Сижуй сидел с поникшей головой, не говоря ни слова, напрочь лишенный недавней дерзости. Чэн Фэнтай взял его лицо в ладони и взглянул в глаза. Он приметил опущенные уголки губ, надутые в обиде. В глазах Шан Сижуя не было и следа слез, выглядел он донельзя несчастным. Чэн Фэнтай сказал с улыбкой:

– А я-то думал, ты расплачешься из-за моей ругани!

Шан Сижуй насмешливо фыркнул и отвернулся, положив голову на подушку:

– С чего бы это мне плакать? Не дождешься!

Чэн Фэнтай спросил:

– И только что в доме общества «Грушевого сада» тоже не плакал?

Шан Сижуй вскинул подбородок:

– Да кто они такие, чтобы из-за них я плакал?!

Чэн Фэнтай пристально вгляделся в него, не удержавшись от легкой улыбки, а затем снова уселся у кровати и начал расспрашивать о вчерашних событиях. Сперва Шан Сижуй отказывался говорить, но Чэн Фэнтай забрасывал его вопросами, и он отрывочно, в двух словах, но все же обмолвился кое о