Не тот год III - Михаил Владимирович Баковец

можно сказать, флакон. Либо мне мешает некий тормоз в подсознании. Перед рассветом я был вымотан так, что уже хотел бросить всё и завалиться спать. Но решил попытаться ещё раз сделать невозможное.

«Я же когда патрон заговариваю, то всё получается идеально. А там и порох в виде крупинок, каждая отдельно, и пуля ещё. Но всё получается», — так я сам себя мысленно подбодрил, взявшись за металлический ящичек с семью четырехсотграммовыми шашками внутри.

Раз за разом я шептал заговор. И постоянно чары срывались, утекая в никуда. И вдруг — получилось! На какой-то из попыток, когда я шептал обращение к славянским богам скорее на автомате, чем с чувством, толком и расстановкой, энергия ушла из меня в укупорку.

— Твою ж маман, получилось, — выдохнул я с облегчением.

— Что? — встрепенулся Сашка.

— Получилось сразу весь ящик заговорить, — рассказал я ему о своей удачи. — Теперь дальше должно получиться проще. Но это уже потом. Сейчас я спать.

Поспать мне удалось от силы пару часов, после чего меня растолкал Панкратов.

— Андрей, вставай уже. Там что-то происходит, — услышал я спросонья напряжённый голос напарника.

— Что? Где? — встрепенулся я.

— На станции. Финны что-то забегали, как муравьи.

— Ау-у-э-э-э! — зевнул я, едва не вывихнув челюсть и одним быстром движением сел.

Вслед за мной зевнул Сашка, заразившись от меня. — Наверное, новый эшелон прибыл с чем-то важным. Или кто-то очень важный приехал. Сейчас сами всё узнаем.

В самом деле, станция напоминала муравейник, в который пацаны сунули палку и слегка той поворошили. Число солдат и офицеров выросло раза в два. Особенно офицеров. Вчера ещё тут в основном крутились лейтенанты и пара капитанов, сегодня же я увидел трёх подполковников, двух полковников и майора. Звания у них не особенно сильно отличались от тех, к которым я привык в своём времени. На петлицах у офицеров вместо звездочек расположились… цветочки, что ли. Один, два, три и так далее. Только старлей отсутствовал. Вместо него три «бутона» носил капитан. От майора до полковника — аналогично, только вместо цветка с лепестками там красовалась какая-то круглая крупная загогулина. Но всё было точно также: одна майор, две подпол, три полкан. Вникать слишком глубоко во все нюансы с цветами нашивок я не собирался. Подвёл к аналогии к привычными мне званиями и всё. Рядовые и сержанты, к слову, тоже знакомо определялись по числу лычек.

Рядом со станцией на площадках перед зданиями и на подъездной дороге образовался целый автопарк. Куча легковушек, несколько броневиков и семь грузовиков, среди которых четыре оказались советскими полуторками с брезентовыми тентами.

Пока мы наблюдали за гостями и осматривали изменившуюся станцию, на путях появился небольшой эшелон. Восемь платформ с грузом и десять вагонов. Дополнительно две платформы с зенитками и один броневагон с пушками и пулемётами. Грузовые платформы, вернее груз на них был накрыт брезентом. По контурам с трудом можно было определить, что там скрываются немаленькие пушки.

Эшелон подогнали на самый удобный крайний к зданиям и площадке путь. Отсюда и раненых снимали из санитарных вагонов, и всяческую тару грузили-разгружали.

— Интересно, что там такое притащили, — вслух произнёс я, внимательно следя за финнами и поездом. — Вдруг один этот состав стоит всего, что находится на станции.

— Станцию всё равно будем взрывать, — сказал Сашка.

— Конечно-конечно, — покивал я. — Но если сюда привезли нечто важное, то пару укупорок с шашками обязательно нужно подарить вот этому эшелону.

Прошло ещё минут пять с момента, когда состав остановился на путях, как мы увидели чёрную легковушку, направлявшуюся к поезду. Стоявшие толпой финские офицеры мгновенно выстроились в шеренгу как по линейке. Машина остановилась в десятке метров от них. С переднего пассажирского места выскочил капитан и шустро открыл заднюю дверь. Оттуда вальяжно вышел пожилой высокий мужчина с выправкой военного, проносившего погоны чуть ли не с юношества. На голове у него была зимняя пилотка с мехом. Тело прикрывала офицерская шинель с меховым воротником. На ногах блестели чёрные сапоги. А вот его погоны я «прочитать» не смог. Но явно дядька не в низких чинах и званиях, если перед ним целый полковник тянется, как курсант перед начальником училища.

Сашка при виде этого финна напрягся как кот перед броском к мыши. Тоже оценил важность неизвестного финика. Или даже опознал его.

Из шеренги финских офицеров вышел тот самый вышеупомянутый полкан, дошагал до гостя, вскинул руку и что-то тому сказал. Выслушав, новоприбывший дал короткий ответ. Спустя минуту он направился к составу, поднявшему такой переполох на станции.

Несколько солдат после громкого окрика офицера, делавшего доклад приехавшему старику, забрались на платформы и принялись шустро развязывать брезент. Вскоре финны — и с ними за компанию и я с Панкратовым — увидели то, что приехало с эшелоном. На четырёх платформах расположилось по одному внушительному орудию, не сильно похожему на привычные мне что по будущему, что по этому времени. Толстый и при этом кажущейся коротким ствол без дульного тормоза покоился на тележке-лафете. И рядом стояла ещё одна похожая тележка, но без ствола. На прочих платформах под брезентом обнаружились знакомые немецкие лёгкие гаубицы калибром сто пять миллиметров. Мне показалось, что незнакомые и чудные пушки я уже где-то видел. И именно вот в таком положении — ствол на лафете, смахивающим на причудливую тележку, а по соседству ещё одна схожая.

«Бли-ин, Сапун-гора! — воспоминание сверкнуло в голове яркой вспышкой. — Точно! Там стоит такая же дура».

Я даже вспомнил название: мортира калибром двадцать один сантиметр. Оружие сильно выделялось на фоне прочих, потому и врезалось в память. Вот только интересно одно: откуда у фиников взялась подобная установка? Они же и по Ленинграду не били из-за отсутствия мощных и дальнобойных артсистем. Из-за чего в будущем либералы (те самые, которые в моём времени воспринимаются исключительно как пятая колонна, предатели своей страны) били себя пяткой в грудь и кричали, что финны жалели ленинградцев, потому с их стороны не было обстрелов города. Их оппоненты из нормальных историков и людей приводили в ответ железобетонные доказательства. Среди них факт, который только что я привёл — отсутствие мощных орудий. Вместе с ним то, что финны плотно держали блокаду со своей стороны, не пуская ни помощь в Ленинград, ни беженцев из него. Да и Дорогу Жизни они обстреливали регулярно, убивая десятками тех, кто стремился облегчить жизнь осаждённых и тех, кого пытались вывезти из города. Сам Маннергейм в каких-то личных письмах или мемуарах указал, что с радостью помог бы своим союзникам в разрушении значимого для большевиков города,