Телохранитель Генсека. Том 1 - Петр Алмазный

прошли в зал. Обстановка там была довольно скудная. Диванчик у правой стены, над ним — тканый коврик с медвежатами. У стены напротив — железная кровать с панцирной сеткой. На ней, наверное, спит Пашка. Возле кровати небольшой желтый шифоньер, из натурального дерева. Я помню такие, не подъёмно тяжёлые. У окна громоздился обычный обеденный стол, накрытый веселенькой клеёнкой.

Присев на диван, Алевтина глянула на меня и стыдливо спрятала лицо в ладонях.

— Аля, тебе сколько лет?

— Вы же знаете, Владимир Тимофеевич, двадцать девять.

— Большая девочка уже, — сказал я, подумав, что она совсем ещё девчонка. — Не переживай, я никому не расскажу. Ну торопилась, ну забыла надеть юбку, подумаешь…

Зря я это сказал — снова по пухлым щекам покатились бусинки слез.

— Так, стоп! Давай не будем тратить время на истерику. Не маленькая, чтобы вот так реветь. Сыну какой пример подаешь?

— Не буду, — пообещала она.

— Давай рассказывай, внятно и по порядку. Какое отношение имеет к тебе Коровякова? Почему она убьёт тебя, если узнает, что я был и не зашёл? И почему ты часто плачешь? Пашка сказал, что почти каждую ночь.

Алевтина тяжело вздохнула, вытерла слезы и послушно начала рассказывать:

— Мы в Зеленограде жили. Я с Сергеем встречалась, он в армию ушёл. А там умер. Я к его родителям пришла, сказала, что беременна. А они со мной разговаривать не стали. Я тогда медучилище хотела бросить, но мои родители сказали, чтобы доучивалась. Вырастим внука, сказали. А когда Пашка родился, мимо знакомых пройти нельзя было. Шептались все за спиной, да бывало и в глаза шалавой называли. Потом Пашу обзывать начали, когда подрос. А Нина — моя дальняя родственница, троюродная сестра. Я слышала, что она в Москве хорошо устроилась, ну и написала ей. Она помогла переехать, прописку в Москве сделала. Эта квартира какой-то бабушки, та нас с сыном прописала, сама в деревню уехала. Я сначала радовалась, не знала, как Нину благодарить. А потом она меня с собой стала приглашать, то в театр, то в ресторан. Говорила, что надо замуж выйти за хорошего человека, судьбу свою устроить. А я пить совсем не умею, как-то после ресторана проснулась в постели с чужим, незнакомым мужчиной. Стыдно-то как! И толком ничего ведь не помню… А Нина мне потом фотографии показала… Сказала, что если я хоть слово против скажу, она их сыну покажет и родителям. Это какой позор! Потом ещё два человека было, с которыми спать пришлось…

— Кто-то из обслуги Брежнева?

— Одного я не знаю, а второго запомнила. Грузин какой-то, фамилия смешная, на «вши» похожа.

— Гвишиани? — выдал я наиболее очевидное предположение.

— Ага, он самый… — стыдливо подтвердила Алевтина.

Становилось всё интереснее. Учитывая, что авария была подстроена Ниной Коровяковой, а её Чазову порекомендовал Гвишиани — зять Косыгина, остаётся только вспомнить, где я перешёл дорогу этому человеку. Но память Медведева молчала.

— Ещё шофёр, Вася. С ним не спала, но он в меня влюблён, замуж звал. Хороший человек, я бы пошла. Но как сейчас замуж? Она же фотографии покажет, — устало закончила Алевтина.

— А ко мне у тебя какой интерес?

— Вы мне очень нравитесь, правда, — смутилась Алевтина. — Но это Нина приказала соблазнить вас. И чтобы обязательно на службе, чтобы комендант узнал. Вы ей мешаете чем-то… Я так думаю, она вас убрать хочет.

— А ты?

— Может я и дура, но не полная. Если с треском вылечу с работы, потом никуда не устроюсь. Даже уборщицей не возьмут, не то, что медсестрой. А мне сына на ноги поднимать… Я всё отнекивалась, говорила, что вы жену свою любите. А она злилась. Говорила, что у вас жена раком болеет, что-то по женски, а мужики все одинаковые, мол, им только постель подавай.

Так вот почему Светлана показалась мне какой-то болезненной! Надо будет поговорить с ней, узнать точно, что у неё со здоровьем.

— Аля, ты случайно не знаешь мой домашний телефон? Позвонить нужно, а я блокнот дома забыл.

— Сейчас! — она встала с дивана, но, спохватившись, пояснила:

— Мне Нина Александровна дала. На всякий случай.

Я взял тетрадный листок, на котором Алевтина написала мой номер телефона. Попрощался с Пашкой, кивнул ободряюще Алевтине. Уже выходя из квартиры, сказал:

— Не переживай, всё наладится. Я поговорю, чтобы тебе квартиру выделили в Кратово. И Пашке лучше будет — всё-таки Капотня не самое лучшее место для ребёнка. А Коровякову не бойся, что-нибудь придумаем.

Домой я возвращался уже в другом настроении. У Медведева оказалось в жизни не всё так гладко, как я думал вначале. Прекрасная карьера, красавица жена, две дочки. Но у жены серьёзная болезнь, и вряд ли излечимая, учитывая уровень медицины в тысяча девятьсот семьдесят шестом году.

Чтоб не вызвать подозрений, дома придется быть очень осторожным. Самые близкие люди наверняка определят подмену. Хотя первая встреча с женой прошла неплохо. Но дети точно почувствуют, у них особая интуиция. Вспомнился старый фильм… хотя какой старый, его снимут только лет через двадцать. С Николасом Кейджем в главной роли. Я такие фильмы не люблю, но жена с дочерью пересматривали его раз десять, вот я и запомнил. Там Кейдж попал в параллельную реальность и увидел, какой бы была его жизнь, если бы он женился на любимой женщине. В результате Кейдж оказался не директором крупной корпорации, а обычным клерком в магазине по продаже автомобильных шин. Зато его женой была любимая девушка, которую он когда-то бросил. Она не заметила подмены, а вот дочка сразу определила, что отец теперь другой человек.

Ладно, не буду загадывать. Посмотрим, куда кривая выведет.

В Кратово добрался уже вечером, по темноте. Ноги сами понесли меня к третьему подъезду. Так же, не думая, поднялся на второй этаж и остановился у двери с номером 4. Опять помогла память Медведева. Даже, скорее, не память, а просто рефлексы. Открыл дверь ключом, обнаруженным в кармане. Тихо, чтобы никого не разбудить, вошел, разулся в коридоре.

Прошёл на кухню, по пути включив свет. Увидев сидевшую за столом Светлану, не удивился. Она слишком «громко» думала: «Только бы Чазов не рассказал Володе о моей болезни». Но вслух спросила о другом:

— Голодный? Есть будешь?

— Нет, в буфете поел. У Чазова.

— Так это когда было! — она подошла к холодильнику. Пузатый «Зил» загудел, затрясся, не желая