Рандом (СИ) - Ирина Е. Булгакова

лет сорок ей. Но еще ничего. Электричество в доме было, а газ в новых домах уже давно не проводили. Машка – так я ее зову. Не в смысле, что откликается. Надо же как-то ее звать? Мужик ее сгинул, один хрен знает, когда и где. А Машка ничего себе, жила. Я ей холодильник забил – питалась она только йогуртами и фруктами. И… крема ей разные подставлял, чтобы она моську свою мазала. Словом, содержу ее в хороших условиях. Иногда она только треплется по айфону шестерочному. Прямо туда говорит, в черный экран. Жалуется подружке на мужа, что изменяет он ей. Не слышит ее подружка. Зато я ее иногда слушаю. Когда ложится в постель – гладенькая такая, грудастенькая...

По утрам паршиво я себя чувствую. Объясняю себе – обычная тетка она, живая и очень даже энергичная. Но… Себе этого не объяснишь.

Я стараюсь реже проявляться там. Заводит меня сильно эта шизильда. Потом долго ругаюсь сам с собой.

Звук моих шагов на лестнице пугал кошек. Несмотря ни на что, они старались держаться ближе к людям. Прямо выйдешь на улицу, а они за тобой идут. Не стайкой, а так, типа, по одиночке. Собаки отчего-то быстро приохотились действовать в стаях. Жрачки у них до хрена – до сих пор кто-то свеженький концы отдает. Не нападают пока на живых. Но временно это, чую. Так что в моей нычке у меня и огнестрельный арсенал имеется.  Да еще какой.

Ветер, шорох листьев заглушил все остальные звуки. Я двигался бесшумно – просто ниндзя в черном. Я вышел на охоту, потому что не хотел стать следующим.

В одиноких окнах едва теплился свет. Таврический сад неспешно перетек в сад Салтыкова-Щедрина. Деревья сплетались ветками, ронялти желто-красную днем, а теперь серую листву. Парадная улица весело светилась огнями элитного дома. Какие в тамошних квартирах скрыты богатства, дано знать только Избранным.

Поначалу я пердел от счастья, принимая такой неслыханный подарок. Теперь я не знал, что мне со всем этим делать.

Без никого.

Глава 4. Влада

Влада

«Хедкрабами - опасными, непредсказуемыми, выбирались тонкие пальцы из обшлагов рукавов. Хищно приподнялся указательный, выбирая жертву. Непропорционально огромный костюм служил пристанищем для множества подобных тварей. Они поместились с трудом, вытолкнув  наружу маленькую лысую голову, осматривающую мертвыми глазами пространство. Удавка жабо, удерживающая шею, мешала ей отвалиться. О, она еще нужна была для маскировки. Пройдет совсем немного времени и костюм взорвется, выпустив на свободу множество жестоких, не знающих пощады тварей».

- Смотри-смотри-смотри, - от восторга слова у Алиски урчали в горле.

В неоновом свете ламп на ее шее искрились бриллианты. Красивая, стильная, светловолосая, девушка шикарно смотрелась в норковом манто. Все это синее великолепие распахнулось, являя еще одно  – ослепительный блеск алмазов.

Алиска в супер дорогом оформлении, в ореоле парфюма и отражающей свет косметике  - не то, что я. Свернувшаяся на диванчике в ювелирном магазине, в своей вечной толстовке и теплых ботинках на невысоком каблуке, я смотрелась провинциальной девочкой, которую родственница попросила последить за собачкой.

Только собачки не было. Было промозглое утро, перетекающее в хмурый день. Хотя нет – из редких просветов иногда вываливалось солнце. Небо напоминало кружевной блин, весь в ажурных дырочках. Мама готовила такие вчера. Всегда.

- Не надоест тебе? – тускло поинтересовалась я.

- Влада-тян? – Ее глаза искрились сильнее бриллиантов. – Как это может надоесть? Смотри-смотри, вот это кольцо стоит шестьсот тысяч! Ты можешь себе это представить?

Ее рука с отточенными ногтями потянулась к самому моему носу.

- Настоященький-пренастоященький алмазик! Не какой-нибудь фейк… Боже, могла ли я представить…

Она весело затараторила себе под нос всякую лабуду. Я смотрела в окно, врезанное в серый мир. И иногда на Кира. Он сидел в углу, кутаясь в пуховик. На улице было не холодно, но он всегда мерз.

- Кирилл! Ты тоже так считаешь? - Алиска пыталась втолкнуть слова в его личное пространство, но он только отмахнулся глубоким вздохом. Печальным, как всегда.

Я проследила за его взглядом – куда уж там было не понять. В углу, за стойкой, сидела девушка. Высохшая и блеклая. Некогда белая форменная блузка, давно потерявшая девственную белизну, пузырилась на ней. Периодически девушка вскакивала, и тогда на ее изможденное лицо выползала улыбка. Как гусеница – она криво перетекала из одного угла рта в другой. Потом  девушка угасала, бормотала себе что-то под нос и снова опадала на стул.

- Вот повезло же с френдами. Да с таким прикидом я бы в любую тусу влетала со свистом, - фыркала Алиска. Ее маленький мозговой паровозик прочно встал на знакомые рельсы и потащил за собой  длинный состав – тех слов, что я оставила в прошлом. Навсегда. Весь этот сленг, которым я не пользовалась, но имела в виду, как иностранный язык – все утонуло в понятном и простом мире. Раньше я позволяла себе пару-тройку словечек. Они вылетали из меня легко. Теперь это был зазубренный крючок, который тянул за собой воспоминания.  Алиска знала, что я терпеть не могу слов из другой жизни. Мы давно обсудили вопрос и пришли к консенсусу. И все равно, у нее случалось недержание. И только от моего настроения зависело – разгорался ли очередной скандал, или все стихало, так и не успев заняться огнем.

Я сидела, постепенно закипая. Наполняясь зубастой такой злостью, только и ждущей повода, чтобы сорваться с поводка. Она сидела внутри меня – такая же жестокая.

 И такая же жалкая.

Вот и сейчас, натолкнувшись на мой насупленный взгляд, Алимка посчитала за благо не рисковать.

– Не понимаю, как можно не… не восторгаться, глядя на эту… прелесть. Боже. Думала ли я когда-нибудь, что буду держать в руках бриллианты, да еще и с такими каратами? Они же как живые. Посмотрите же! Блин… какая прелесть… Но что я вижу? К норке такого цвета совсем не подходит это кольцо. Так… Мне надо срочно поменять шубку на шиншиллу…

Да говорила я ей все, что думаю по этому поводу!

Когда я смотрела на нее, на шмотки, на шубы-сапоги-платья-бриллианты, стоимостью в полквартиры в центре города, мне начинало казаться, что ее устраивали перемены. Мы ругались на эту тему не раз. До слез. Ее слез – я плакать