По следам Александра Великого - Александр Петрович Харников

оно оказывалось сильно поврежденным и имело мало шансов добраться до берегов Франции, то его не жалко было и утопить, предварительно перегрузив с него все ценное.

Что же касается Средиземного моря, то его следовало полностью очистить от британских военных кораблей. Для этого необходимо было захватить Мальту и Гибралтар. От того, кто будет хозяином Средиземноморья, зависело многое, в том числе и влияние на такие государства, как Испания и Неаполитанское королевство. Да и берберийские пираты, бравшие ежегодную дань со многих европейских стран, отправлявших свои торговые суда в Средиземное море, должны были понять, что их беспредел закончился. Нападения на российский или французский корабль под коммерческим флагом, а равно на суда союзных России и Франции государств, не останутся безнаказанными.

Сюркуф в общем согласился с изложенными мною предложениями, но постарался приземлить меня, напомнив о том, сколько крови ему попортили французские чиновники на местах.

– Андре, это просто какие-то ненасытные пиявки. Они пытались отобрать у меня честно добытую в бою добычу. Нет, я понимаю, что надо делиться с этими сухопутными крысами за то, что они снабжают мои корабли продовольствием, боеприпасами, лечат моих матросов, раненных в сражениях. Но они просто ненасытны. Они готовы отобрать у меня все, оставив лишь жалкие крохи. Как я могу после этого всего смотреть в глаза своим людям?

Я попытался было напомнить Сюркуфу о том, что на этот раз мы будем иметь бумаги, подписанные самим Первым консулом. Но мой собеседник сардонически усмехнулся и ответил, что, дескать, это здесь в Париже распоряжения Бонапарта для кого-то закон. А в колониальных владениях прав больше у того, у кого сила.

– Андре, пойми, – с горечью убеждал меня Сюркуф, – я же не могу взять штурмом резиденцию губернатора Маврикия. Нет, сил у меня для этого вполне достаточно, но примерно наказав этого мерзавца, я для французского правительства стану мятежником, со всеми вытекающими из этого последствиями. А мне не хочется закончить свои дни на гильотине.

– Ну, а если на ваших кораблях будут находиться русские морские офицеры? – спросил я. – Поверь, Робер, они не будут для вас обузой.

– Думаешь, это остановит этих живодеров? – с сомнением произнес Сюркуф. – Хотя… Ведь если в ходе последующих недоразумений среди пострадавших окажутся подданные императора Павла… В общем, над этим стоит хорошенько подумать.

– А в Атлантике мы готовим нападение на британскую торговлю силами нашей корсарской флотилии, которую возглавит один наш опытный морской офицер, отличившийся во время сражения с британским флотом у Ревеля. Он побывал в свое время в Китае и Индии, в Североамериканских Соединенных Штатах встречался с первым их президентом Джорджем Вашингтоном. Фамилия вам вряд ли знакома, но, на всякий случай, я скажу, что зовут его Иван Федорович Крузенштерн.

Сюркуф покачал головой.

– Я не имел чести познакомиться с этим человеком. Но, если встречусь с ним, то буду очень рад знакомству.

– Думаю, что ваша встреча вскоре произойдет. Я отправил депешу в Санкт-Петербург с предложением откомандировать этого достойного офицера в Париж. Полагаю, что на днях он отправится в путь, имея на руках документы, подписанные русским императором…

3 августа 1801 года. Французская республика. Порт Кале. Джон МакКриди, после лондонской командировки

Позавчера, после наших посиделок в пабе, я подождал, пока Кэри уйдет – он сказал, что напишет Дженкинсону письмо о том, что у него заболел дядя где-то в Пемброкшире, и что ему нужно срочно его проведать. Конечно, он мог смалодушничать, и я бы получил возможность насладиться «комфортом» лондонской тюрьмы, но, хоть я и блефовал в адрес виконта, мой арест, так или иначе, испортил бы жизнь и ему.

Когда спустился, я увидел, что тот самый «клетчатый», на которого я обратил внимание, все еще был там. Я подошел к бармену, чтобы сказать ему, что мы закончили, на что тот сварливо заявил мне, что мы уложились в час, но денег за второй час он не вернет. И, посмотрев на «шотландца», я чуть заметно качнул головой и вышел.

Как я и предполагал, через три минуты вышел и он, направившись в другую сторону. Я пошел за ним на расстоянии тридцати ярдов, старательно делая вид, что гуляю по летнему Лондону. И, действительно, погода была на редкость теплой и солнечной – такое здесь бывает редко.

Через десять-пятнадцать минут он вошел в паб, над которым висела почерневшая от копоти вывеска «Kerry Lass»[13]. Вошел он, впрочем, не там, где был главный вход, а с торца здания. Подождав минуту, я последовал за ним через темный и грязный коридор. Когда я повернул за угол, увидел в полутьме две фигуры, одну побольше, другую поменьше.

Я мог, конечно, оказать сопротивление, но почувствовал, что время для этого еще не пришло. Меня грубо втолкнули в небольшое помещение, в котором было темно, как у негра в ухе. Я ударился спиной о бочку – вероятно, с пивом, – но устоял. За мной в помещение вошел один, наверное, тот, что побольше – мои глаза уже привыкли к полумраку, и я мог различить его фигуру, но не его рожу.

Он схватил меня за грудки, наклонился, источая обильный аромат пива и жареного лука прямо мне в лицо, и просипел мне в ухо с акцентом обитателя юго-запада Ирландии:

– Говори, сволочь, ты кто такой?

Я ответил, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно:

– Джон МакКриди, племянник Патрика МакКвиллана.

– Проверим, какой ты МакКриди. Зачем ты якшался с каким-то типом, на котором огромными буквами написано «Уайтхолл»?

– Были у меня с ним дела.

– Вот, значит, как. Дела, говоришь. Сейчас ты нам все про них расскажешь.

Неожиданно для говоруна я сделал шаг и оказался за его спиной, одновременно приставив нож к его горлу:

– Но сначала ты мне расскажешь, какого хрена тебе от меня надо. На все про все у тебя минута. Время пошло.

И я слегка надавил ему лезвием ножа на горло. Мой новый знакомый оказался трусом – неожиданно я услышал неприятный звук, и в воздухе запахло дерьмом. Дрожащим голосом он промямлил:

– Нам было поручено тебя проверить. Не более того.

– Мне такие проверки не нужны. Ну что, пойдем отсюда? Помни, одно неловкое движение – и у тебя появится второй рот на глотке.

И мы вышли из кладовки. Пятясь, я не отпускал своего пленника, продолжая держать нож у его горла. Неожиданно я услышал знакомый голос:

– Это Джон МакКриди. Он наш. Эй, Джон, привет!

Навстречу нам шли двое, и теперь я смог их хорошенько рассмотреть. Это были тот самый «клетчатый» и мой друг детства,