Загадка иммунитета. Механизм развития аутоиммунных заболеваний и доступные способы остановить этот процесс - Касс Анита

Давление со стороны журналистов и других лиц, желавших со мной поговорить, было больше, чем я могла себе представить. Меня атаковали телефонными звонками, и я не могла ответить на все. Робин взял на себя роль моего секретаря и отделял срочное от того, что могло подождать.

В больнице мне сказали, что со мной пытался связаться кто-то из Skavlan и просил перезвонить. Я решила, что это какая-то местная газета или маленький журнал. Через несколько дней я вспомнила, что нужно перезвонить, и только тогда поняла, что это вовсе не малоизвестный журнал.

– Эм… Вы имеете в виду телешоу Skavlan? – наконец спросила я.

Среди всего этого хаоса я не сообразила, что со мной пыталось связаться самое большое ток-шоу в Скандинавии. На другом конце провода наступило короткое молчание. Могу себе представить, как журналист взглянул на коллег и беззвучно рассмеялся, указывая на телефон и закатывая глаза.

– Да, это телешоу Skavlan, – ответил он.

Так я через некоторое время оказалась в Стокгольме. Я стояла за кулисами и ждала выхода на сцену. На экране я видела, как ведущий разговаривает с директором Шведской академии – учреждения, присуждающего Нобелевскую премию по литературе. Всего несколько месяцев назад Шведская академия объявила, что в 2016 году лауреатом Нобелевской премии по литературе стал Боб Дилан[23]. Когда я наконец села в кресло напротив ведущего ток-шоу, заметила, как у меня дрожит голос.

– Поздравляю! – сказал он с улыбкой. – Почему исследование ревматоидного артрита имеет для вас настолько большое значение?

Я осторожно кивнула.

– Моя мать болела ревматоидным артритом, – сказала я. – К сожалению, она умерла от него, когда мне было тринадцать.

В одно мгновение моя личная история стала достоянием общественности.

Отголоски этих нескольких минут на телешоу раздаются по сей день. Меня сразу завалили электронными письмами. Рукописные письма начали накапливаться в моем кабинете. Сотни пациентов отчаянно нуждались в помощи. Меня терзало чувство вины за то, что я не могла ответить им всем – это была невыполнимая задача. Даже сегодня я практически каждый день получаю письма от пациентов.

СОТНИ ПАЦИЕНТОВ ОТЧАЯННО НУЖДАЛИСЬ В ПОМОЩИ. МЕНЯ ТЕРЗАЛО ЧУВСТВО ВИНЫ ЗА ТО, ЧТО Я НЕ МОГЛА ОТВЕТИТЬ ИМ ВСЕМ.

После появления на телевидении огромное количество незнакомцев прониклось ко мне доверием. СМИ обладают огромной силой, способной как превознести вас, так и сбить с ног. К счастью, со мной произошло первое.

Что, если я ошиблась?

Что, если дальнейшие исследования покажут, что ингибиторы гонадолиберина неэффективны? Я готова к такому результату. У науки своя эволюция, и каждое исследование – это перемены. То, что считается верным сегодня, может быть признано ошибочным завтра. История научных исследований полна многообещающих выводов, которые позднее оказались не соответствующими действительности; то же самое может произойти и в моем случае. Я надеюсь, что мои наблюдения стоящие и могут подарить пациентам лучшую жизнь, но в то же время понимаю, что могла ошибиться. В интервью NRK я сказала: «Нет никаких гарантий. Если бы мы заранее знали, какими будут результаты, потребности в исследованиях не было бы».

Препарат, который в настоящий момент тестирует Astellas, находится в разработке. Это ингибитор гонадолиберина, но не такой, как мы использовали в эксперименте. Небольшие различия в препаратах могут привести к совершенно разным результатам. Если препарат Astellas не сработает, история на этом не закончится. Это значит лишь то, что нужно будет вести дальнейшие исследования и копать глубже.

Если и дальнейшие исследования покажут, что препарат не работает, это станет для меня большим разочарованием. Если я не добьюсь успеха, вполне естественно, что это будет много для меня значить.

Я надеюсь, что этот препарат окажется эффективным для лечения сильного воспаления. Возможно, он будет работать лучше имеющихся на рынке лекарств и вызывать меньше побочных эффектов. В таком случае это станет прорывом в лечении многих заболеваний, основная проблема которых – воспаление. Даже если этот препарат не станет средством исцеления, он сможет уменьшить воспаление до такой степени, чтобы пациенты могли вести нормальную жизнь.

Я видела, как пациенты с деформированными телами с трудом входили в мой кабинет, а уже через несколько недель отбрасывали костыли или проезжали на велосипеде сотни километров. Видела, как исчезают язвы, а анализы крови перестают показывать воспаление. Я слышала, как Марит говорит о «совершенно новом мире», а Ян сравнивает эффект от препарата со «входом в Царствие небесное».

То, что я наблюдаю у своих пациентов, и то, что они мне говорят, имеет для меня первостепенное значение. Если что-то дает положительный эффект, мы должны понять, почему это происходит. Возможно, у нас получится сделать жизнь людей лучше. Для некоторых пациентов новое лекарство может стать их единственным шансом на жизнь.

Время от времени мне снилась мама. Эти сны всегда были черно-белые, и мама была в них очень больна. А однажды я увидела цветной сон, в котором маме стало лучше, хоть она все еще не могла ходить. До этого мне никогда не снилось ничего подобного.

Думаю, это значит, что я все делаю правильно. Мама гордится мной.

Эпилог. Гонка за долголетием

После нашего рождения жизнь движется только в одном направлении: к смерти. Тело постепенно стареет. Кожа меняется, провисает и складывается в морщины. Кости становятся более пористыми. При падении мы рискуем сломать запястье или бедро, чего никогда не произошло бы в молодости. Кровеносные сосуды тоже меняются: теряют эластичность, ослабевают и на некоторых участках покрываются жиром. У нас может случиться инсульт или инфаркт. Волосы седеют и редеют. Все это легко заметить, но что же происходит с иммунной системой? Как она меняется с возрастом?

Сложно сказать, что линия на ее графике постоянно стремится вниз. Наоборот, в подростковом возрасте, когда иммунная система укрепляется, она стремительно идет вверх, а потом достигает пика. После этого в течение многих лет линия остается ровной: тело прекрасно живет с иммунной армией, сформированной за первые двадцать лет. Со временем она начинает идти вниз. У женщин это происходит во время менопаузы, когда иммунная система резко ослабевает. С завершением менопаузы процесс старения идет уже более размеренно.

Наш иммунитет делится на врожденный и приобретенный (адаптивный). Клетки врожденного иммунитета присутствуют в нашем организме уже на момент рождения, однако, пока плод находится в матке, они стоят на паузе, чтобы избежать вредоносных атак[24]. Когда ребенок рождается, кто-то словно нажимает на кнопку пуска. Через относительно короткое время наш врожденный иммунитет – отряды местной обороны – начинает работать в полную силу.

Приобретенному иммунитету, играющему роль спецназа организма, требуется время для подготовки, поэтому в первые годы жизни мы особенно подвержены инфекциям. Детская смертность неслучайно высока в странах, где дети неполноценно питаются, растут в условиях плохой гигиены и не проходят вакцинацию. Формирования специального назначения запрограммированы бороться со всеми опасными чужеземцами, которые проникают в организм, но им необходим опыт ведения боевых действий.

Когда спецназ видит врага и вступает с ним в схватку, он применяет идеальное оружие. Если бойцы ранее сражались с этим врагом, они запомнят его навсегда. Если бактерия или вирус совершит новое нападение, хорошо обученный спецназ уничтожит злоумышленника, прежде чем он успеет ступить за порог. По этой причине мы не болеем ветряной оспой дважды[25]. В случае повторного заражения спецназ беспощадно уничтожает вирус, прежде чем он успеет причинить вред.