Савелий Кашницкий - Советы людей, которые не стареют

Запросто объединяются качества растений и животных. Вот горох, семена которого облучались козой, — растительный белок получился сочный и вкусный, как мясо.

Сам Цзян Каньчжэн объясняет феномен так:

— Организм излучает биоэлектромагнитные поля в диапазоне микроволн, несущие генетическую информацию, действующую на другой организм, увеличивая процент его активных генов. В результате меняется наследственный признак.

Столичная академическая наука хранила по поводу этих экспериментов гордое молчание. И лишь вдалеке от Москвы самые смелые ученые решились проверить и одобрить опыты Цзяна: новосибирский академик-медик В. Казначеев собрал расширенный семинар с привлечением 130 ученых из пяти различных институтов. Их одобрительное заключение Цзян и сегодня носит в папке как охранную грамоту, страхующую от огульных обвинений в колдовстве и связи с нечистой силой.

Прошли годы. Влаиль Казначеев издал несколько книг, в которых теоретически обосновал возможность дистантных взаимодействий и ментальной связи между разнородными биологическими объектами: клеточными культурами, растениями, животными и человеком. Он основал научное направление, показывающее, что мир устроен далеко не так, как нам талдычат учебники: мысль имеет космическое происхождение, она материальна и креативна — способна творчески видоизменять материю. Но, видно, еще не одно поколение студентов будет получать на экзаменах пятерки за атеистические утверждения. А такие люди, как Цзян Каньчжэн, продолжат мотаться по миру в поисках понимания и поддержки.

Видно, Каньчжэн родился вундеркиндом (сам-то он, разумеется, так не говорит, но факты биографии — все, что задумает, у него получалось — позволяют сделать такой вывод). В старших классах, как многие в утопические 50-е, интересовался роботами и космической техникой, сам был приличным радиотехником. Перелистывал горы научно-технических журналов. В одном из них прочитал об опытах по омоложению с помощью содовых ванн, которыми вслед за Лепешинской тогда увлекалась чуть ли не вся советская интеллигенция. Цзян не поверил ни в содовые ванны, ни в простоквашу Мечникова, а вот самой идеей омоложения организма загорелся всерьез. Настолько, что, забросив любимую радиотехнику, поступил в Шэньянский медицинский институт.

Только в отличие от своих сокурсников физику не забросил, а продолжал ее изучать. В те годы увлекались идеей построения искусственного мозга: электрические схемы уподоблялись нейронным связям, поток электронов — кровотоку. Цзян понял, что на пересечении кибернетики и нейрофизиологии можно отыскать поход к тайне жизни.

Он тогда прочел, что живая клетка при делении излучает ультрафиолет. А ведь это участок спектра электромагнитного излучения. Если вокруг любой кибернетической системы всегда есть электромагнитное поле, оно должно быть и вокруг работающего мозга.

К старшим курсам мединститута Цзян убедился: биоэлектрическое поле живого организма работает в СВЧ-диапазоне. Любознательный студент стал теребить преподавателей: давайте измерять излучения мозга. Дошел со своими идеями до ректора. Тот отнесся к ним серьезно — послал его работу для проверки в Институт атомной физики. Оттуда ее направили в Отдел науки ЦК компартии Китая, высший в ту эпоху научный орган.

Цзяна вызвали в Пекин, где в течение недели с ним работали титулованные ученые — физик, химик и биолог. Последний дал ему новейшую книгу о теории ДНК, только недавно к тому времени созданной. Мысль студента о связи биоэлектрического поля с информацией, записанной в тонких структурах организма, настолько понравилась командирам китайской науки, что они приняли беспрецедентное решение: создать при Шэньянском мединституте лабораторию для проверки гипотезы Цзяна.

Последние полгода учебы в институте он руководил вверенной ему лабораторией. И после защиты диплома, оставшись ассистентом на кафедре патофизиологии, продолжал исследовать генетические эффекты биополя. А в 1961 году молодой ученый построил первый в истории биотрон — устройство для передачи биоизлучений с одного организма на другие. Именно тогда под крылом Мао Цзэдуна, одного из столпов мирового марксизма, появилась отвратительная буржуазная химера — куриный цыпленок с утиными перепонками между лапками.

Неужели наивный Цзян Каньчжэн полагал, что партия станет мириться с этим безобразием?

В первой половине 60-х в Китае набирали силу хунвэйбины — разбойники с красными цитатниками Мао в руках, которые, прикрываясь идейными лозунгами, начали громить интеллигенцию. Цзяну припомнили, что его дед был богатым, а отец и старший брат отнюдь не сочувствовали революции. Неудивительно, что у человека с такой родословной и цыплята рождаются с перепонками. Когда было принято решение руководства засекретить исследования Цзяна, он понял, что это лишь прикрытие для предстоящей с ним расправы. Не дожидаясь нападения, ученый дал интервью газете, где рассказал о своих результатах и ожидаемых перспективах биоэнергоинформатики.

5 марта 1963 года вышла газетная статья, после чего в печати стали появляться нападки на Цзяна с обвинениями в идеализме. Он понял: после этих ударов ниже пояса лабораторию неизбежно закроют. Устроиться в другое место отступнику от марксизма, конечно же, не позволят.

Тогда Каньчжэн решил бежать из Китая, в котором уже разгорался безжалостный огонь «культурной революции». Но куда бежать? Свободные Япония и Южная Корея отделены морями, Индия — снежными вершинами. Оставался только Советский Союз.

Два года со всей скрупулезностью ученого он исследовал возможные щели в закрытой на замок границе. Впрочем, до этой самой границы еще предстояло добраться. Въезд в стокилометровую приграничную зону, как и у нас при советской власти, был возможен только при наличии специального разрешения. Которого, понятно же, внук кулака и идеалист от науки получить не мог.

В июне 1966 года начались первые погромы, учиненные хунвэйбинами. А в сентябре, пользуясь праздничными днями, Каньчжэн двинулся на север. Чтобы не обращать на себя внимания, не взял с собой ни вещей, ни еды. Он проник незамеченным в глубь приграничной зоны на 80 километров, до расставания с неласковой родиной оставалось всего 20 километров — четыре часа ходьбы. Но сказались несколько дней, проведенных без еды и тепла. Увидев в освещенных окнах одиноко стоящего дома двух женщин, путник зашел к ним и попросил поесть. На недоуменные вопросы ответил: мол, врач, ходит по вызовам. Его накормили, но пока Каньчжэн ел, хозяева вызвали милицию.

За попытку перехода границы Цзяну дали четыре года каторги. Без суда, как было принято в тоталитарных государствах.

После освобождения заглянул в институт: лаборатории нет, установку сломали. О научной работе не могло быть и речи. Цзян устроился ухаживать за свиньями, потом убирал туалеты.

В 1971 году в один прекрасный день общественный туалет остался неубранным — странный уборщик на работу не вышел. Зато его вторая попытка перехода границы на этот раз оказалась успешной. Каньчжэн знал, что рискует больше, чем в первый раз: и времена настали более крутые, и в случае поимки с рецидивистом церемониться не станут. Активный контрреволюционер, изменник родины, перебежчик к врагу (СССР к тому времени считался врагом Китая) — за любое из трех обвинений грозил расстрел.

Но судьба была милостива: советские пограничники передали исхудавшего, неделю проведшего без еды китайца в Хабаровск, где ему определили всего-то навсего два года работ в леспромхозе.

Выучившись мало-мальски объясняться по-русски, Цзян взял себе русские имя-отчество — теперь его зовут Юрий Владимирович. Почему именно так, могу лишь догадываться: наверное, прикидывал наивный китаец, тезку руководителя всемогущего Лубянского ведомства, активно гонявшего всяких, в том числе научных, диссидентов, будут доставать не так активно.

По ходатайству из Москвы, из института онкологии, где знали работы Цзяна, его приняли лаборантом в Хабаровский мединститут (диплом врача остался в Китае — о работе по профессии нечего было и мечтать). Но через несколько лет проверили: документа о среднем образовании тоже нет — занимать место лаборанта не имеешь формального права.

На долгие девять лет пришлось переквалифицироваться в сторожа.

Лишь в 1986 году беглеца в Китае реабилитировали, что позволило родственникам запросить дубликат диплома и выслать его Цзяну. В Хабаровске он доказал, что в совершенстве владеет техникой иглоукалывания, и поступил врачом в железнодорожную больницу.

К тому времени он воссоздал биотрон в домашних условиях и проводил эксперименты с растениями и животными. Но лишь вновь обретя статус врача, получил формальное право лечить людей.

Облучая в биотроне сначала мышей, потом самого себя, затем многочисленных больных, Цзян получил эффект, который сам называет омоложением: после месяца регулярных облучений проросшими ростками пшеницы, гороха, кукурузы, ячменя, сорго — словом, разнородных съедобных злаков, физиологический возраст пациента уменьшается. При этом исчезают многие хронические заболевания, регенерируют клетки, возрастает иммунитет, возвращается половая функция. Омолаживающий эффект подтверждают профессора Чжэн Цян, Тан Бинхуань и Ван Юнъянь, работавшие в конце 80-х годов в Китае вместе с Цзяном.