Правда о «Зените» - Рабинер Игорь Яковлевич

Так вот, Пал Федорыч отправил к Боллоеву Вьюна. Мутко, узнав об этом, взвился, сказал что-то вроде: «Они там что, совсем оборзели?!»

Конечно, это было неправильно — президентом клуба был Мутко, и тренеры не должны были напрямую договариваться о премии со спонсором. И Виталий Леонтьевич пошел на принцип: мол, никаких дополнительных премий не будет. После чего последовали странные голы в ворота Березовского. Хотя точно знаю, что после матча Рома плакал — мне Садырин рассказывал… А Боллоев от дальнейшего спонсорства «Зенита» отказался.

Татьяна Садырина:

— Как-то раз прихожу домой перед отъездом Паши на предсезонный сбор — а он, еще недавно спокойный и веселый, рвет и мечет. Что случилось? Оказывается, ребята из ЦСКА, выступавшие в 96-м году за «Зенит», рассказали ему, что игра со «Спартаком» была продана. Я тогда сказала ему: «Не горячись, сделай паузу. Почему же они раньше обо всем этом не сказали, больше года ведь прошло!»

А через какое-то время звонит председатель КДК Марущак, с которым мы прекрасно знакомы. И спрашивает, читала ли я газеты. Спустилась в киоск, купила. Как увидела заголовок — мне плохо стало. Паша потом говорил, что интервью, дескать, не давал, просто разговаривал. На что я ответила: «С кем? С журналистами! Надо было об этом думать. Ты хоть предупредил, что это — не для печати?» Он только руками развел. Муж ведь прямой был: что на уме — то и на языке. Когда буря успокоилась, я пришла к выводу, что он был прав, все это сказав. Потому что иначе Паша не был бы самим собой.

Вспоминаю, как его после увольнения из «Зенита» пригласили в ЦСКА. Мы уже собирались в Москву, когда позвонил Рома Березовский. Паша пригласил его к нам домой, Рома принес в подарок коробку с бутылкой хорошего армянского коньяка. Они долго разговаривали. Когда Березовский ушел, Паша сказал, что, по всей видимости, он тоже перейдет в ЦСКА — как и Боков, и Кулик, и Хомуха. Но чуть ли не на следующий день нам позвонили и сказали, что к Роме пришли, взяли под белы ручки, практически насильно посадили в самолет и увезли на сборы с «Зенитом». После чего он там остался.

А потом, спустя время, ребята вдруг всю эту историю рассказали. Помню, как Паша дома посекундно просматривал те голы на видео, все время делал стоп-кадр и даже меня иногда звал. Я, конечно, ничего не поняла — ну пропустил, пусть нелепо, и пропустил. Всякое бывает. Но вспомнила, как в институте физкультуры имени Лесгафта, где я в 96-м работала секретарем, начальник учебного направления на следующий день после матча «Зенит» — «Спартак» сказал мне: «Татьяна Яковлевна, не кажется ли вам, что у нас вратарь как-то странно играл? У меня жена иногда смотрит футбол, а я сам первый раз сел и внимательно смотрел. И сужу не как профессионал, а со стороны. Выглядело все очень странно». Я тогда ответила, что в таком ажиотаже у любого нервы сдать могли.

Ну и Сережа Дмитриев, мне кажется, сказал Паше что-то вроде: «Федорыч, вы что, с Луны свалились? Мы все знаем, а вы до сих пор думаете, что он этого не делал?!» Услышав это сразу с нескольких сторон, Пал Федорыч и раскочегарился. Помню еще, в тот день, когда ему рассказали, он спросил меня, выпили ли мы тот коньяк, который Березовский подарил. Ответила: мол, не помню, наверное, где-то лежит. До сих пор вспоминаю его реакцию: «Выброси!» Больше они с Ромой никогда не общались.

А насчет того, что Садырин в ночь перед матчем сел на поезд и уехал в Москву — это ерунда, народное творчество. Зато точно помню, что Боллоев из «Балтики» предложил премию команде в случае, если она не проиграет «Спартаку». Чуть ли не с мешком денег приехал в клуб. Но Мутко сказал: «Ни в коем случае!» Паша был возмущен: почему не дать возможность команде легально подзаработать? Это же не в карман кому-то одному пойдет, а всем! Пал Федорыч рассказывал: не так, мол, шикарно живем, чтобы отказываться от такой финансовой поддержки, а Мутко — почему-то отказался.

Потом Паша все это сопоставил и пришел к выводу, что у Виталия Леонтьевича какой-то свой интерес во всей этой истории был. И, помню, когда Бышовец говорил про «экологически чистую» команду, Паша задавался вопросом, с кем же Анатолий Федорович дело имеет — с экологически чистым Мутко или экологически чистым Березовским? Впрочем, не пойман — не вор. Но чем-то дурным от всего того, что тогда произошло, определенно пахнет.

Приведу и цитату из книги Анатолия Бышовца «Не упасть за финишем». Специалист, возглавивший «Зенит» после отставки Садырина, пишет прямо противоположное:

«Организованная Дмитриевым и Садыриным клевета на вратаря Березовского — все это было не просто так. Но с тем, чтобы внести в команду деструктив, испортить микроклимат. А ведь Березовский всегда отличался патриотичным отношением к "Зениту", что не раз доказывал делом, на поле».

Итак, уважаемый читатель, вы узнали множество самых различных и порой противоположных мнений об истории матча «Зенит» — «Спартак». Право на выводы в данном случае полностью оставляю за вами.

Для Садырина после завершения сезона-96 развязка наступила быстро. Вряд ли Павел Федорович питал особые иллюзии. Но ему и в голову не могло прийти, в какой форме произойдет расставание.

Татьяна Садырина:

— За несколько дней до матча со «Спартаком» Паша приезжал на заседание совета директоров и представил все свои выкладки. Они сводились к тому, что на какие-либо серьезные результаты в высшей лиге с таким составом претендовать нельзя. Что необходимо, кто нужен — обо всем этом муж акционерам рассказал. Ему ответили, что рассмотрят предложения и обсудят их на следующем заседании совета директоров.

Но на тот совет его уже не пригласили. Ехали мы, помню, на машине, когда Паше позвонил Мутко и сухо сказал, что контракт с ним продлевать не будут. Помню, был канун праздника, 7 ноября. Доехали до дома, вошли. Вскоре — звонок в дверь. Пал Федорыч выходит — и у него на лестничной клетке, около мусоропровода, начинается с кем-то разговор. Я обеспокоилась, выглянула — а там парень из клуба, чей-то там помощник, передает ему какую-то бумажку. Паша вошел в квартиру, закрыл дверь и протянул мне тот листок. Пункт первый — благодарность за проделанную работу. Пункт второй — извещение, что контракт продлен не будет. И все.

Вот так с ним, любимцем города, около мусоропровода и попрощались. Мы просто обалдели от такой непорядочности. При этом Паша получил в спорткомитете Санкт-Петербурга приз лучшему тренеру года в городе по всем игровым видам спорта. То есть правую руку пожали, а левой ногой дали под зад. Причем — беспардонно. Мутко не только с ним не встретился, но и на совет директоров не пригласил. Мне до сих пор кажется, что он просто боялся с Пашей встречаться. Муж бы ему в лицо многое сказал. Да еще и при акционерах.

А через несколько дней Паша попал в больницу с сердечным приступом. Все это время я старалась его чем-то отпаивать, а он сидел молча, эмоции в себе копил. К нам тогда как раз мои родственники приехали. Они первые и заметили, что с Федорычем что-то неладное творится.

Мы поехали в офис «Зенита», надо было забрать какие-то папки. Потом собирались ехать на дачу, под Выборг, недалеко от финской границы. Остановились возле клуба, но Паша туда не пошел — не хотел с Мутко сталкиваться. Ждал, пока кто-то вынесет ему документы. И вдруг смотрю — он ртом воздух ловит. Спрашиваю: «Паша, тебе плохо?» Он: «Нет, просто дышать тяжело стало. Сейчас пройдет». А я тогда уже начала носить с собой таблетки — на всякий случай.

Пока он вышел из машины и разговаривал с кем-то из клуба, я быстро позвонила нашему старому приятелю-медику, соседу по даче, который обследовал «Зенит». Сказала ему, что у Паши со здоровьем проблемы. А еще — попросила через несколько минут перезвонить ему на мобильный телефон и сказать, чтобы мы по дороге срочно заехали в больницу по какому-то вымышленному делу. Сам Садырин никогда в жизни бы в госпиталь по доброй воле не поехал, его вытащить невозможно было!