Скотт Янг - Новички-хоккеисты

Ред поднял голову и увидел перед собой Толстяка.

– Чего тебе, Абрамсон? – спросил Ред.

– Я насчет этого… Пита Гордона, мистер Тэрнер, – выпалил Толстяк. – Он не заслуживает того, чтобы играть в команде!

– Но ведь он хороший хоккеист, – удивился Ред.

– Так-то так, но он не хочет играть за нас! А такому не место в команде!

Ред посмотрел на возбужденное лицо мальчика. Абрамсон был горяч, и Ред это знал. Он был лучшим помощником Реда. Экипировка хоккеистов всегда была в порядке, хорошо просушена – Толстяк ежедневно таскал ее вниз в котельную. После той тренировки, когда Спунский сбил Гордона с ног, Толстяк отнес все свитеры домой и вернул их чистыми. Ред случайно узнал, что мальчик сам их выстирал.

– Только между нами, Абрамсон, – сказал Ред. – Я поговорю с Гордоном. Но никому ни слова! Я не хочу, чтобы ребята подумали, будто я оказываю ему особое внимание. Согласен, ему следовало бы тренироваться с большим старанием, но надо понять, как трудно ему забыть свою прежнюю школу. Уверен, он еще исправится.

– Пусть только попробует не исправиться! – нахмурился Толстяк.

Ред был удивлен. Ребята ни словом не упоминали о Гордоне, но он догадывался, что тут они заодно. Толстяк выразил общее мнение. Ред попытался переубедить мальчика.

– Думаю, что он подружится с ребятами. Игрок он хороший и будет с успехом играть за нас.

Толстяк решительно затряс головой.

– А ребята предпочли бы вовсе избавиться от него, раз он играет против своей воли! Они из кожи вон лезут, а Гордон едва поворачивается. Кого это не взбесит!

Ред понимал их. Ему не раз приходилось наблюдать подобную ситуацию – хоккеисты, играющие с полной отдачей, всегда злятся на хорошего игрока, который не старается и играет вполсилы. И сам не ценит своих способностей, и на других дурно влияет.

– Я поговорю с ним, – повторил Ред. – Надеюсь, ты скоро увидишь, как он переменится. Только никому ни слова об этом.

– Ладно, – кивнул Толстяк. – Просто зло берет! Если он хочет стать настоящим хоккеистом, то должен быть готов ко всему. Помните Макса Бентли? Он и за Торонто хорошо играл, а потом и за Чикаго. А вы сами, когда торонтские «Кленовые листья» перекупили вас у Детройта? Вы же и там классно играли!

Ред усмехнулся.

– Тут есть некоторая разница. – Он откинулся в кресле и вспомнил то время, почти пятнадцать лет назад, когда его уступили другой команде, вспомнил и естественную горечь при расставании со старыми партнерами; прошла не одна неделя, прежде чем он почувствовал себя своим в новом клубе, хотя отношение к нему было самое лучшее.

– Никакой! – буркнул Толстяк, возвращаясь к своей работе.

Вскоре он ушел, и Ред задумался о том, что он скажет Гордону. Он был уверен, что если найдет правильные слова, то парень, возможно, поймет его и все образуется. Нужно обратиться к его гордости, объяснить, что все ребята, особенно новички, стараются изо всех сил и что значит для команды по-настоящему хороший хоккеист.

«Поговорю с ним на большой перемене», – решил Ред и придвинул школьное расписание. Сейчас у Гордона урок химии, затем французский язык. Ред поднялся с кресла и взглянул на турнирную таблицу. Первая игра назначена на завтра – со школой имени Кельвина. А лучше бы первая игра была со школой Даниэля Мака. Может, Питу захотелось бы показать себя, играя против своих бывших партнеров. Одна удачная игра могла бы снять напряжение, возникшее между ним и остальными ребятами.

Ред вышел из кабинета и заглянул в кладовую для инвентаря. Футбольный сезон был позади, и вся экипировка футболистов, вычищенная и выстиранная, хранилась в сундуках. В гардеробе висело дюжины две комплектов хоккейных доспехов. Кругом было пусто. В полдень и после занятий здесь всегда полно добровольных помощников, считавших за честь оказать любые услуги игрокам команд школы. Рядом с кладовой находились раздевалки. Хотя здание школы было новое, но тут уже пахло пропотевшими майками, свитерами и специфическим духом кожаных мячей и лыжной мази. В душевых тоже никого не было, но через несколько минут туда набьются ребята, занимающиеся в гимнастическом зале. Приняв душ, они переоденутся и побегут на следующий урок. Ред заглянул в зал. Туффи Бауэре, разделив ребят на две группы, занимался с одними на брусьях, в то время как другие играли в волейбол. Зал служил также и местом для школьных собраний. В одном его конце высилась дощатая эстрада. «Через год-другой, когда будет достроен актовый зал, ее уберут», – подумал Ред. Пока что приходилось тесниться. Иногда по вечерам здесь одновременно тренировалась баскетбольная команда и репетировал драмкружок, мешая друг другу, как, например, на днях, когда мяч заскакал по сцене в самый разгар монолога Гамлета.

Ред снова взглянул на часы. Туффи дал свисток. Значит, до перемены оставалось пять минут. Ребята поспешили в душевые, а Ред зашагал по широкому коридору, украшенному современными панно, к химической лаборатории, откуда вот-вот должны были появиться ученики. Он остановился в сторонке, поджидая Гордона. Лучше, чтобы эта встреча выглядела случайной.

Задребезжал резкий звонок. Ученики высыпали в коридоры, торопясь в другие классы. Пит вышел из лаборатории одним из первых. Он все думал о силовом приеме, который применил против него Спунский. Да и трудно было забыть об этом – у него до сих пор болели плечо и грудь.

В коридоре Пит оглядел панно, высокие светлые двери классов, голые стены и ощутил тоску по застарелым запахам чернил и обшарпанным деревянным полам прежней школы. Здесь все было слишком новым. Он вспомнил чувство благоговения, которое охватило его в первый день прихода в школу имени Даниэля Мак-Интайра. Коридоры там на всех трех этажах были увешаны вымпелами и фотографиями хоккейных и футбольных команд, победителей состязаний по легкой атлетике, портретами лучших баскетболистов, волейболистов, чемпионов по теннису и даже по ораторскому искусству. Школа Даниэля Мака зачастую выигрывала городские соревнования, и щиты с результатами этих состязаний были вывешены для всеобщего обозрения, с указаниями фамилий и составов команд за все годы. Пит вспомнил свои разговоры с отцом, который когда-то тоже учился здесь и был одним из чемпионов, слушал его рассказы о выдающихся спортсменах, вышедших из школы Даниэля Мака.

Свернув к широкой лестнице со ступенями из мраморной крошки, ярко освещенной льющимся сверху светом, Пит еще больнее почувствовал холодок отчужденности. До нынешнего года в этом здании не было никого, кроме строителей.

– Пит! Можно тебя на минутку?

Пит обернулся и увидел Реда Тэрнера, который шел ему навстречу. Пит остановился.

– Ты завтракаешь в школе?

– Да.

– Зайди после ко мне.

– Ладно.

Пит повернулся и догнал своих одноклассников. Интересно, что нужно от него тренеру? Он невольно внутренне противился всему, что может сказать ему Ред. Он и сам не понимал, что с ним происходит, и объяснял это чувством безразличия, которое испытывал к новой школе. Очень многое ушло из его жизни с переводом сюда, ведь все прошлые годы были связаны с надеждами, которые он возлагал на школу Даниэля Мака и затем на университет, а теперь эти надежды рухнули.

Когда он шел на урок французского языка, до его слуха донеслись обрывки разговора проходивших мимо ребят.

– Ты бы только видел, как Билл поймал его на прием…

Пит обернулся и увидел Де-Гручи. Позади шла Сара и о чем-то разговаривала со Спунским. Он поспешно отвернулся и вошел в класс. К его общему беспокойству примешалось еще чувство обиды. Злорадствуют, что Спунский сбил его с ног! Он вспомнил, как Спунский извинялся перед ним. Пит не имел никаких претензий к Биллу, ведь все было в пределах правил. Но он вспомнил еще, как Де-Гручи о чем-то шептался со своими нападающими. Наверняка сговаривались наскочить на него, когда он войдет в зону. Пит вдруг вспомнил, что его партнеры по нападению были в тот момент свободны; он должен был сыграть в пас с одним из них, но не сделал этого.

Пит сел и открыл учебник французского языка, продолжая кипеть от злости. Когда учитель попросил его прочесть вслух отрывок из текста, он вынужден был спросить, какой именно, и сдавленное хихиканье, раздавшееся в классе, еще больше обозлило его. Ишь обрадовались!

Он заставил их заткнуться, отлично прочитав отрывок. Он был не только хорошим спортсменом, но и хорошим учеником.

– Садись, Гордон. Очень хорошо, – похвалил учитель.

Пит сидел с опущенной головой. Даже похвала учителя не доставила обычного удовлетворения.

За завтраком он съел сандвич и кусок пирога, запив стаканом молока. Чистая, новенькая столовая, без единого пятнышка, как и все помещения школы, казалась ему не такой уютной, как старая столовая с потертыми столами и стульями в школе Даниэля Мака. Он доел пирог и отправился вниз, в спортивный кабинет.