Дэн Миллмэн - Путь мирного воина(Путь миролюбивого воина)

Добравшись до порога своего дома, я присел на ступеньки и уставился невидящими глазами на небольшую церковь напротив. Я сказал себе: «Хватит с меня этой невозможной тренировки». Даже произнеся это, я не поверил ни единому сказанному слову. Я продолжал есть салаты, избегать любого соблазна и самоотверженно сражаться со своим дыханием.

Прошла уже половина лета, когда я вновь вспомнил о кафе Джозефа. Я был так занят днем на тренировках в спортивном зале, а по ночам у Сока на заправке, что ни разу не выкроил время для визита к нему. Теперь, грустно размышлял я, мои ночи совершенно свободны. Я пришел в его кафе прямо к закрытию. Посетителей уже не было. Я отыскал Джозефа на кухне. Он любовно протирал фарфоровые тарелки.

Мы были так непохожи друг на друга. Я был невысокого роста, мускулистый, атлетически сложенный, с короткой стрижкой и гладко выбритый. Джозеф был высокого роста, худощавым, даже хрупким на вид, с мягкой, вьющейся, русой бородой. Я двигался и разговаривал быстро, он делал все с неторопливым вниманием. Несмотря на наши различия, а скорее благодаря им, меня тянуло к нему.

Мы разговаривали с ним допоздна. Тем временем, я помогал ему мыть посуду и подметать пол. Даже во время разговора, я старался как мог, сосредотачиваться на своем дыхании, и из-за этого уронил тарелку и зацепился ногой о край ковра.

«Джозеф», – спросил я, – «а что Сократ и в самом деле заставлял тебя совершать пробежки в сто миль?»

«Нет, Дэн», – засмеялся он, – Мой темперамент не подходит для атлетических кульбитов. Разве Сократ не рассказывал тебе? Я был его личным поваром и слугой на протяжении многих лет».

«Нет, никогда не рассказывал. Но что ты подразумевал, когда сказал, что был его личным слугой на протяжении многих лет? С виду тебе не больше двадцати восьми или двадцати девяти лет».

Джозеф засветился от улыбки. «Я немножко старше – мне пятьдесят два».

«Ты серьезно?»

Он утвердительно кивнул. Определенно, во всех этих дисциплинах что-то было.

«Но если у тебя не было много физической подготовки, то чем ты занимался? В чем состояло твое обучение?»

«Дэн, я был очень сердитым и зацикленным на себе молодым человеком. Он показал мне как отдавать себя другим с настоящим счастьем и любовью, предъявляя ко мне крайне суровые требования».

«А какое же место может быть более подходящим, чтобы научиться служить, – сказал я, – „чем станция сервисного обслуживания!“

Улыбаясь, Джозеф сказал: «Знаешь, он ведь не всегда был работником заправки. Он прожил крайне необычную и разнообразную жизнь».

«Расскажи мне о ней!», – стал настойчиво просить я.

«Сам Сократ рассказывал тебе о своем прошлом?»

«Нет. Он предпочитает сохранять его в тайне. Я даже не знаю, где он живет».

«Не удивительно. Что ж, я, пожалуй, тоже сохраню молчание до тех пор, пока он сам не захочет, чтобы ты узнал о нем больше».

Скрывая свое разочарование, я спросил: «Ты тоже звал его Сократом? Это кажется невероятным совпадением».

«Нет. Однако у его нового имени есть свой дух, как у и его нового ученика» – улыбнулся он.

«Ты сказал, что он предъявлял к тебе суровые требования».

«Крайне суровые. Ничего из того, что я делал было достаточно хорошо для него – и, если у меня была хоть одна негативная мысль, казалось, он знал о ней и отсылал меня прочь на долгие недели».

«Собственно говоря, я могу уже никогда его не увидеть».

«Это почему же?»

«Он сказал, что я не могу вернуться, пока не научусь дышать как следует – расслабленно и естественно. Я пытаюсь, но у меня ничего не выходит».

«Ах, это», – сказал он, откладывая свой веник. Он подошел и положил одну ладонь мне на живот, а другую на грудь, – «Теперь дыши», – сказал он.

Я начал глубоко дышать, так, как Сократ учил меня. «Нет, не нужно слишком стараться». Спустя несколько минут у меня в груди и животе появилось забавное чувство. Внутри у меня потеплело, расслабилось и открылось. Неожиданно, я заплакал, как ребенок, от дикого счастья, сам не зная почему. В этот момент я дышал безо всяких усилий; было такое ощущение, что это мною дышат. Это было настолько приятно, что я подумал: «Зачем ходить в кино? Для развлечения?» Я был настолько взволнован, что едва мог сдерживаться! Однако, я снова ощутил, как мое дыхание сжимается.

«Джозеф, я теряю его!»

«Не беспокойся, Дэн. Тебе нужно еще немного расслабиться. Я помог тебе в этом. Теперь, ты знаешь, что значит естественное дыхание. Чтобы сделать его стабильным, тебе нужно позволить себе дышать естественно, шаг за шагом, пока это не станет нормальным. Управление дыханием – это значит развязывание всех своих эмоциональных узлов и, когда тебе удастся это, ты откроешь для себя новый уровень телесного счастья.

«Джозеф», – сказал я, обнимая его, – «я не знаю как ты сделал то, что ты сделал, но спасибо тебе – спасибо огромное».

На его лице мелькнула та самая улыбка, от которой тепло разливалось по всему моему телу. Отложив метлу, он сказал: «Передай от меня привет…Сократу».

Мое дыхание не улучшилось сразу. Я, по-прежнему, сражался. Но, однажды, после ранней тренировки в спортзале, где я все больше упражнял свою сломанную ногу, по пути домой, я обратил внимание, что безо всяких усилий, я дышу совершенно естественно, по ощущениям очень близко к тому, как я чувствовал это тогда, в кафе.

Тем вечером, я ворвался в офис, словно ураган, готовясь порадовать Сократа своими успехами и извиниться перед ним за свое поведение. Он посмотрел на меня так, как будто ждал меня и, когда я с разбегу тормознул прямо перед ним, он сказал: «Ладно, продолжим», – как будто я вернулся из туалета, а не после шести недель напряженной тренировки!

«Тебе больше нечего сказать мне, Сок? Никаких „хорошо выглядишь“ или „молодец, парень“?»

«На пути, который ты выбрал нет ни хулы, ни похвалы. Хула и похвала – это формы манипулирования, в которых ты больше не нуждаешься».

Я недовольно затряс головой, а затем, через силу, улыбнулся. И хотя, я собирался изо всех сил стараться быть более уважительным к нему, мне было обидно от его равнодушия. Но, по крайней мере, я снова был с ним.

Когда я не был занят чисткой туалетов, я изучал новые, еще более нервирующие упражнения: медитирование на внутренние звуки до тех пор, пока я не мог слышать одновременно несколько из них. Однажды ночью, когда я практиковал это упражнение, я оказался в таком состоянии умиротворения и расслабленности, которого я прежде не испытывал. Некоторое время, не знаю сколько, я чувствовал себя вне своего тела. Первый раз мои усилия и энергия стали результатом моего экстраординарного опыта: мне было не нужно, чтобы Сократ прижимал свои пальцы к моей голове.

Трепеща от волнения, я рассказал ему об этом. Вместо того, чтобы поздравить меня он сказал мне: «Дэн, пусть твои впечатления не отвлекают тебя. Прорвись за пелену видений и звуков и узри за ней свои уроки. Впечатления и ощущения – это знаки трансформации, но если ты не пойдешь дальше них, ты вообще никуда не придешь».

«Если тебе нужно впечатлений, сходи в кино; это легче чем йога. Медитируй хоть весь день, если тебе нравится; слушай звуки и смотри на огни или даже смотри на звуки и слушай огни. Ты все равно останешься ослом, если попадешь в ловушку своих ощущений. Отпусти их! Я предлагал тебе кушать овощи, а не уподобляться им».

Раздосадованный, я сказал: «Я „ощущаю“, как ты выразился, только потому, что ты сам говорил мне это!»

Словно удивившись, Сократ посмотрел на меня: «Мне нужно обо всем тебе говорить?»

Как раз в то мгновение, когда я был готов взорваться от нахлынувшего гнева, я услышал свой собственный смех. Он тоже смеялся, указывая на меня пальцем: «Дэн, ты только что, испытал на себе чудесную алхимическую трансформацию. Ты превратил гнев в смех. Это значит, что твой энергетический уровень значительно повысился. Препятствия рушатся. Может быть, ты, в конце концов, стал немного прогрессировать». Мы еще не закончили смеяться, когда он вручил мне губку.

На следующую ночь, Сократ, впервые, сохранял полное молчание относительно моего поведения. До меня дошло: «Отныне, я сам несу ответственность за то, чтобы присматривать за собственным поведением. Вот когда я понял всю любезность его критических замечаний. Я почти скучал по ним.

Тогда я не осознал этого, и еще долго не осознавал, но именно в тот вечер, Сократ перестал быть моим «родителем» и стал мне другом.

Я решил нанести визит Джозефу и рассказать ему о том, что произошло. Пока я шел вниз по Шаттак мимо меня промчалось парочку пожарных машин. Я не вспоминал о них, пока не приблизился к кафе и не увидел оранжевое зарево. Я побежал.

Я прибежал, когда толпа уже начала рассеиваться. Сам Джозеф только что приехал и стоял напротив своего обугленного и развороченного кафе. Я был еще в двадцати ярдах от Джозефа, когда я услышал его крик, полный страдания, и увидел, как он падает на колени и рыдает. Отплакавшись, он вскочил на ноги с криком бешенства; а затем расслабился. Затем он увидел меня. «Дэн! Рад тебя видеть!» Его лицо было совершенно безмятежно.