Учебник вымогателя, или Искусство владения навахой, ножом и цыганскими ножницами - Денис Леонидович Черевичник

почти на сорок лет раньше этой даты, ещё в правление Филиппа V. Что, впрочем, вполне логично и закономерно. Так, словарь кастильского испанского 1734 года сообщает, что махо — это мужчина, демонстрирующий мужество и отвагу словами или поступками, и что, как правило, так называют тех, кто живёт в пригородах29. Словарь 1740 года добавляет к этому, что, кроме прочего, махо — хвастун и фанфарон30, а источники 174431 и 174532 годов утверждают, что он ещё и головорез, драчун, задира и плут.

Характерно, что все эти работы появились ещё при жизни Филиппа V и в его правление. В 1750-х в Мадриде была поставлена пьеска «Чужаки», где в списке действующих лиц фигурируют уже целые компании махо и мах33. В одной из главных ролей выступила театральная примадонна середины XVIII века Франциска Муньос34.

Со временем махо превратились в особый класс, который, как считалось, единственный в Испании являлся хранителем духа старой Кастилии и ревнителем испанских традиций. Как сказал о них Василий Петрович Боткин: «Настоящий majo здесь особенный народный тип. Это удальцы и сорвиголовы, охотники до разного рода приключений, волокиты и большею частью контрабандисты; они отлично играют на гитаре, мастерски танцуют, поют, дерутся на ножах, одеваются в бархат и атлас. Эти-то majos задают тон севильским щеголям даже высшего общества, которые стараются подражать в модах и манерах их андалузскому шику»35.

Но махо умели не только стильно одеваться и носить сеточки для волос — именно они заложили основы архетипа испанского бойца на ножах. В те годы считалось, что «настоящий махо должен быть готов бросить вызов своей судьбе, рисковать, встречаясь лицом к лицу со смертью»36. А к началу 1770-х — то есть к тому моменту, когда махо якобы должны были только-только появиться на исторической сцене, в действительности они уже являлись привычной и неотъемлемой частью испанского общества.

Рис. 18. М. К. А. Бехарано. Севильский махо с сигарой, 1850 г.

Рис. 19. А. Родригес. Махо. 1801 г.

Как раз в 1770 году Испанию посетил живший в Лондоне известный итальянский писатель, поэт и переводчик Джузеппе Марко Антонио Баретти. В путевых заметках он писал: «В Мадриде существует класс, называемый Махо.

Произносится это как «мако», с сильным придыханием на «к». Насколько я могу судить, это некий местный вид парижского простонародья и лондонского выходца из низов»37. Любопытно, что 20 октября 1769 года автор этих строк предстал перед лондонским судом в Олд Бейли по обвинению в убийстве некоего Эвана Моргана, которого он зарезал во время уличной драки в Центральном Лондоне. Этот процесс вызвал огромный резонанс и негодование общественности, а также поднял в Англии мощную волну антиитальянских настроений38.

Однако слово «махо» скорее являлось неким общим термином, чаще употреблявшимся иностранцами, не искушёнными в местных сленговых тонкостях. В самой Испании классификация этих франтов могла варьироваться в зависимости от регионов, городов и даже кварталов. Так, например, в Мадриде они больше были известны как маноло, чисперо или чулапо.

Маноло — это разговорная форма от появившегося в XVI столетии Имени Мануэль, которое обязаны были принимать при крещении евреи, жившие в мадридском квартале Лавапьес. У маноло были и соперники — чисперо и чулапо. Чисперо жили на улице Баркильо, у королевского монастыря салезианцев. Своё прозвище — «чисперо» они получили от испанского слова «чиспо» — «искра», так как в их районе было множество кузнечных мастерских, откуда летели искры. Чулапо — так называли выходцев из мадридского района Маласанья, где также располагались кузнечные цеха. Чулапо образовано от «чуло», что можно перевести как «привлекательный», «гордый», «независимый». Все они попадали в категорию настоящих коренных мадридцев, прозванную «кастисос» — «чистокровки»39.

Рис. 20. Л. Аленса и Ньето. Чисперо с сигаретой, 1877 г.

Рис. 21. Драка махо. Начало XIX в.

В 1769 году испанский драматург Рамон де ла Круз написал пьеску «Маноло», посвящённую жизни мадридских низов. В этой драматической истории, действие которой происходит в печально известном квартале Лавапьес, постоянно сверкают навахи и льётся кровь. С лёгкой руки де ла Круза это прозвище стало обозначать «красивый», «напыщенный», и вскоре его начали использовать в качестве основного синонима «махо»40.

На театральных подмостках испанских театров второй половины 1700-х одна за другой ставятся пьески, герои которых, гордые и бесстрашные маноло и чисперо, хватаются за навахи и разглагольствуют о чести. Так, в эти годы была крайне популярна комедия «Дядюшка Найде», герой которой — разумеется, очередной чисперо — защищал свою честь полуметровой навахой41. Испанские авторы второй половины XVIII века, поражённые количеством поединков маноло, с горечью писали о «лезвиях навах, являющихся позором низших классов и кромсающих репутацию и добродетель»42. А француз — барон Николя Массиас, побывавший в 1790-х в испанском плену, отмечал, что все маноло мастера обращаться с ножом и каждый испанский головорез достаточно искусен, чтобы защититься навахой от опытного фехтовальщика со шпагой43. Что вскоре эти живописные любимцы Франсиско Гойи продемонстрировали всему миру. 2 мая 1808 года, во время Мадридского восстания, именно махо, они же маноло и чисперо, составили костяк сопротивления, его основную ударную силу, и почти полторы сотни французских солдат и офицеров, оставшихся лежать на залитой кровью мостовой, пали именно от их навах.

Рис. 22. Г. Доре. Наваха, 1874 г.

Рис. 23. Испанец убивает французского солдата во время Мадридского восстания 1808 г.

За дальнейшую демонизацию навахи, а также за распространение её кровавой репутации далеко за границы Испании в первую очередь ответственны именно солдаты наполеоновской армии. Испанцы, верные призыву герцога Палафокса: «Guerra a cuchillo!», взяли в руки ножи, и вскоре наваха стала одним из основных символов сопротивления. Бонапартистов резали все подряд — дети, женщины, старики, мопассановские старухи Соваж с ножами в руках сотнями поджидали наполеоновских гвардейцев за каждым углом41.

Как заметил ветеран наполеоновских войн Николай Неведомский, сражавшийся плечом к плечу с испанцами: «Два оружия в руках герильясов были наиболее гибельны для французов: карабин и нож-наваха. Француз, отнявши такой нож у герильяса, с трудом находил средство заставить эту полосу уйти в рукоятку. Полоса казалась языком тигра, который, высунувшись из пасти, хочет не прежде спрятаться в пасть, как отведавши крови»45. А известный испанский историк Пераль Фортон отмечал, что наваха, как