Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик

Дополнительный важнейший плюс «новой зрелости», делающий ее столь привлекательной моделью, – сниженная тревога по поводу собственного соответствия или несоответствия условным канонам жизненного успеха. Поскольку «новой зрелости» свойственен отказ от последовательного, линейного развития карьеры и от матримониальной стабильности, «новые взрослые» зачастую освобождены (в той или иной мере) от соревновательного синдрома, свойственного прежним поколениям. «Новый взрослый» не обязан уметь одной фразой ответить на вопрос о собственных достижениях к такому-то возрасту (традиционно ответ на этот вопрос начинался с обозначения позиции, занимаемой на карьерной лекции, в той или иной компании – чем крупнее, тем лучше). «Новый взрослый» не испытывает дискомфорта, говоря «я тут ударился в дауншифтинг» или «бросил свое бухгалтерство и открыл студию йоги – посмотрим, что получится». Это позиция исключительно комфортна не только с социальной точки зрения, но и с психологической: право на эксперимент дает и право на провал, но провал эксперимента, возможно, не ассоциируется с «жизненным провалом» – динамизм «новых взрослых» нередко позволяет им делать следующую попытку, чувствуя себя (сравнительно) комфортно по сравнению с тем, как чувствовал бы себя представитель «традиционной зрелости».

Джеффри Арнетт в свое время описывал «новых взрослых» как людей, которым свойственны «поиски идентичности, сфокусированность на собственных переживаниях, ощущение, что они стоят на перепутье; предчувствие новых возможностей»[27]. Арнетт, критиковавший «новых взрослых» и использовавший термин «нарождающиеся взрослые», подчеркивающий их несоответствие традиционному представлению о зрелости, стремился, таким образом, продемонстрировать сходство объектов своего наблюдения с инфантильными подростками. Однако если отвлечься от традиционной установки и вспомнить, что речь идет о взрослых людях, не так уж редко эффективно принимающих решения и отвечающих за собственное будущее – то есть наделенных зрелым инструментарием – и при этом обладающих свойствами, описанными Арнеттом, мы получим ценнейший прототип «авангардного взрослого», в первую очередь способного к высочайшей социальной и экономической динамике, действительно присущей ребенку и обычно теряющейся с годами. «Новые взрослые» чаще всего являются представителями авангардных профессий, связанных с технологиями, дизайном, модой, культурой – словом, с теми областями, которые наиболее подвержены динамическим изменениям. Они традиционно являются early adopters[28] технологических и социальных инноваций (как хороших, так и плохих) и опробуют эти инновации на себе, позволяя более инертным слоям социума следовать по проторенному пути и постепенно адаптироваться к переменам. Собственно, именно готовность к динамическому мышлению и переменам кардинально отличает мировоззрение «новых взрослых» от традиционного понимания «зрелости». Если традиционная зрелость означала свершенность основных выборов на очень раннем этапе (в первую очередь – выборов матримониальных и карьерных, то есть определявших дальнейшую социальную и профессиональную судьбу), то «новая зрелость» предполагает саму логику такого существования неосновательной и небезопасной для сегодняшнего мира. Как замечал комик Ричард Геринг, «представьте себе, что вы вынуждены жить в соответствии с каким бы то ни было решением, принятым в двадцать два года»[29].

Идентичность и самореализация в рамках новой зрелости

Любители выражения «синдром Питера Пэна» в применении к «новым взрослым» отказываются учитывать важнейшую особенность новой зрелости: допущение элементов «невзрослого» образа жизни без отказа от принятия зрелых решений и от зрелого подхода к ответственности. В отличие от Питера Пэна, желавшего никогда не взрослеть, «новые взрослые», насколько можно судить, желают быть взрослыми, никогда не отказываясь от ряда преимуществ юности. Трезвое размышление о такой постановке вопроса немедленно обнажает крайне важный конфликт, лежащий в основе идентичности и образа жизни новых взрослых: конфликт зрелого мироощущения и «юношеских» элементов самовосприятия. Как он разрешается в повседневной практике новой зрелости?

Франк Фуреди, один из наиболее часто цитируемых авторов, выражающих тревогу по поводу существования «новых взрослых», в своей системной статье «Дети, не желающие расти»[30], пишет: «Хелен Тиммерман, 27-летний дизайнер, с гордостью демонстрирует мне свою коллекцию плюшевых игрушек. Она любит тискать их и верит, что эти зверушки, аккуратно рассаженные в спальне, создают для нее зону безопасности». Фуреди игнорирует исключительно важный аспект этого высказывания: акцент здесь следует делать не на том, что двадцатисемилетний дизайнер любит тискать плюшевых зверюшек, а на том, что она оперирует понятием «зона безопасности» (даже если сама вербальная формулировка принадлежит Фуреди, концепция от этого не меняется). Иными словами: Хелен Тиммерман рефлексирует свою потребность в «зоне безопасности», дифференцирует ее как специфическую эмоциональную потребность, понимает, как можно удовлетворить эту потребность, и обращается для этого ровно к тому методу, к какому, по всей видимости, прибегала, будучи ребенком. Это совершенно не значит, что Хелен Тиммерман, проснувшись утром в состоянии экзистенциальной тревоги, решает: «Пойду-ка я в магазин игрушек и куплю себе плюшевую собачку, чтобы расширить свою зону безопасности». Скорее всего, собачка попадет в ее коллекцию в результате приступа компульсивного умиления. Но, в отличие от ребенка или инфантильного взрослого, Хелен Тиммерман успешно отделяет себя от своей плюшевой собачки, понимая, что ее эмоция не направлена на собачку как на объект, а существует по совершенно другим причинам.

В этом – ключ к пониманию образа мышления «новых взрослых»: игровой контекст представляет собой интерес, если он наполняется зрелыми смыслами. «Новые взрослые» могут ценить мультипликационный сериал «Футурама» наряду с рассказами Селинджера ровно потому, что персонажи «Футурамы» (а также «Южного парка», «Симпсонов», «Пол-литровой мыши», «Маленьких лесных друзей» и других культовых мультсериалов) вынуждены разбираться с совершенно взрослыми проблемами, предстающими перед современными взрослыми. Безработица, несбывшиеся надежды, сложности брака, проблемы воспитания детей, вторая карьера, закладные на дом, болезни, смерть ближних подаются здесь в формате жесткой и довольно циничной комедии и имеют несомненный терапевтический эффект, – более значительный и разносторонний, чем можно описать в статье, посвященной другому вопросу; достаточно упомянуть ценность самоидентификации с персонажами, переживающими те же проблемы, что и ты, и выработку нового общего языка для их вербализации. В отличие от традиционной «взрослой» культуры, эти и другие составляющие «новой» взрослой культуры используют смех, компактность контента, игру, остранение и иронию для работы со стрессом – приемы, возможно, вполне эффективные при нынешней динамике жизни.

Чтобы заинтересовать «новых взрослых», объект – будь то телешоу, книга, театральная постановка, стиральный порошок, полис страхования жизни, ноутбук или пакет акций – кажется, должен быть игровым по форме и зрелым по содержанию. Стилистика новой зрелости – «наивная» эстетика и взрослый контент. Лучше всего это видно на примере виниловых дизайнерских игрушек, образовавших за последнее десятилетие совершенно самостоятельный и бешено развивающийся сегмент рынка, рассчитанный непосредственно на «новых взрослых»[31]. В знаменитом лондонском магазине Play Lounge – мекке всех коллекционеров дизайнерского винила – эти игрушки представлены сотнями персонажей и аксессуаров. Реклама самого магазина (продолжая тему саморепрезентации) гласит: «Весьма спорная