Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик

где люди часто уделяли большое внимание (и большие ресурсы) своему гардеробу. Иными словами, проблема несоответствия вестиментарных ожиданий эмигрантов новой вестиментарной реальности могла заключаться не в разнице между двумя модами в двух мирах; она могла быть, как ни болезненно это признавать, в разнице между социальными слоями, в которых протекали жизни этих людей до и после эмиграции. Эта тема очень часто рассматривается применительно к эмигрантам из самых разных стран в самые разные периоды, – но, по ряду причин, обсуждение которых выходит за пределы данного эссе, к сожалению, редко обсуждается применительно к эмигрантам из позднего СССР.

VII. «Освободиться для новых опытов»: копинг-стратегии в ситуации вестиментарной уязвимости

Отношение новоиспеченных эмигрантов к тому, что воспринималось как местная мода и местный повседневный костюм, можно представлять себе, на мой взгляд, в виде кривой нормального распределения. На одном ее конце можно было бы разместить полное и радостное принятие («Местная мода мне очень понравилась, и я рада была освободиться для новых опытов» (Anna Talisman)), на другом конце – полное сознательное отторжение вкупе с решением жестко зафиксировать и сохранить свои вестиментарные практики из прошлой жизни («И сейчас, 34 года спустя, я предпочитаю одеваться во многом так, как в 1988 году в СССР. В Израиле я всегда останусь русским, как бы ни одевался. Когда приезжаю в Россию, выгляжу гостем из прошлого, и мне это даже нравится» (Evgeny Ozerov)). Остальная же часть этой кривой отражала бы огромный спектр осознанных и неосознанных практик, позволявших эмигрантам микшировать свои костюмные привычки и установки из прошлой жизни с привычками и установками, принятыми и используемыми в стране переезда. Так рождались новые, компромиссные вестиментарные практики, которые позволяли эмигрантам этого периода в какой-то мере сочетать эмоциональный комфорт привычного, с одной стороны, и относительную безопасность нового, с другой: «Я никогда не научилась носить с утра до ночи футболку с велосипедными шортами, но привыкнуть к тому, что есть просто разные футболки на разные случаи жизни, я смогла отлично, и теперь у меня есть футболки в супермаркет сходить и футболки парадные, и джинсы есть парадные и есть ребенка из школы забрать» (Inna).

Рассказывая о том, как складывались эти новые компромиссные практики, респонденты говорят о копинговых стратегиях первого, переходного периода, продолжительность которого была у каждого, судя по всему, очень индивидуальной. Разнообразие таких стратегий, естественно, очень велико, – по сути, они исчисляются количеством эмигрантов из позднего СССР, – но их можно попытаться кластеризировать по некоторым объединяющим принципам. Так, например, представляется возможным упоминать в качестве одной из разновидностей копинговых стратегий «радикальное отторжение» местной моды, упомянутое выше (в начале этого эссе – в качестве стратегии, примененной в ранней юности самим автором, и потом – в качестве стратегии, выбранной и до сих пор поддерживаемой респондентом, подписанным Evgeny Ozerov). В рамках стратегии радикального отторжения эмигрант продолжал носить свой новый «эмиграционный гардероб». Возможно, это делалось среди прочего из желания продлить период «предотъездного шика» и сохранить связанное с ним значимое самоощущение (см.: «„Состоятельная модница“: предотъездное бытование „эмиграционного“ гардероба») или из нежелания прилагать значительные усилия, в том числе эмоциональные, для вестиментарной интеграции – то есть для встраивания в бытующую на новом месте систему моды («мне было унизительно переодеваться, чтобы слиться с этой толпой одинаковых манекенов!» (I.)) или из соображений эстетического порядка («и, господи, как же невыносимо скучно они одевались в свой вечный деним с трикотажем!..» (I.)).

В качестве другой (тоже упоминавшейся выше) радикальной копинговой стратегии можно назвать полное принятие местной моды и однозначное решение соответствовать ей настолько точно. («Высшей похвалой для меня было, когда со мной на улице или в очереди заговаривали на иврите. Это означало, что я не одета и не выгляжу как „русия“[17], а это, поверьте, было очень непросто, нас вычисляли с трех метров и вычисляют до сих пор. Для начала это значило перестать постоянно краситься! Вот это было страшно тяжело, я помню…» (L)) Эта стратегия была тяжела тем, что требовала, с одной стороны, некоторого вложения ресурсов (финансовых или связанных с ручной работой), но вдобавок – что гораздо важнее – тем, что, как хорошо иллюстрирует фраза процитированной выше респондентки, она требовала отказа от накопленных в течение всей предыдущей жизни вестиментарных практик, многие из которых были связаны с идентичностью, телесностью, гендерным самоопределением, групповой субъектностью и так далее.

Примером третьей стратегии может послужить частичный отказ от конкретной практики, и многие респондентки упоминают в качестве такой практики окрашивание волос в светлые цвета. Особенно распространенной эта тенденция стала в Израиле, где эмигранток из бывшего СССР, имевших светлые волосы, сексуально объективировали: «Я оказалась, разумеется, „русия блондинит зона“[18], и очень быстро не просто перестала осветлять волосы, но и начала краситься в темный каштан. Мини-юбки пошли в мусор – впрочем, нет, я к двум джинсовым, помню, попришивала длинные полосы ткани… Но не носила все равно, боялась приставаний просто потому, что в юбке» (Марина). Другой сходной «практикой единичного отказа» стал именно отказ от юбок: «Верх я почти весь все-таки носила, а „низ“ заменила разными джинсами, – наши моднющие юбки, сшитые нам с мамой портнихой по „Бурде“, в США оказались нелепыми» (Irina B.). Еще одним примером может служить отказ от юбок, но уже в Израиле и по совершенно другим причинам: «Короткую юбку не наденешь – лезут, а в длинных ходили только религиозные, а в шестнадцать лет тебе не надо, чтобы тебя за религиозную принимали» (Innakaya). Такая стратегия воспринималась респондентками (и респондентами, отказывавшимися, например, от «приличной» обуви в пользу кед и кроссовок в любой ситуации) как торг: уступка местной моде позволяла сохранять дорогие сердцу вестиментарные привычки – и дорогой им во всех смыслах предотъездный гардероб.

Наконец, в качестве четвертой копинговой стратегии можно назвать «микширование» гардероба, попытку составить вестиментарные высказывания из «своих» вещей и «их» вещей. «Научиться носить футболки в любой ситуации было очень тяжело, мне все время казалось, что в гости вечером это неуважительно, например, и я нервничал, пока не убеждался, что малознакомые хозяева тоже в футболках и джинсах. Джинсы с шелковыми рубашками просто казались мне дикими. Я все делал неправильно: я носил футболки с брюками, и выглядел, наверное, как посмешище. Но я учился» (Timur Tamerlannn). Как мы видим, иногда эти попытки приносили сильный дискомфорт, но в целом позволяли рано или поздно найти компромиссное психологическое решение.

* * *

Напоследок мне хотелось бы сказать, что я стараюсь помнить: тема, к которой данное эссе едва прикасается и которую я