Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик

материала, поскольку помогают рассмотреть разнообразные системы подростковых ценностей соответствующего периода и их отношения с системами взрослых ценностей. Одним из качеств, необходимость и достаточность которого постоянно оказывается предметом обсуждения, является внешность «королевы». Безусловно, внимание к женской внешности и ее значение для лидерства среди девочек-подростков не требуют особенного обсуждения. Но применительно к данному тексту хочется подчеркнуть, что обстановка насильственного уравнивания, царившая в подавляющем большинстве советских школ, вдобавок делала внешность девочки одним из немногих подлинно индивидуальных параметров облика. Внешность «королевы» всегда рассматривается как выдающаяся – с абсолютной или относительной точки зрения. В первом случае утверждается бесспорная красота девочки («Черные волосы, зеленые глаза, смуглая кожа, среднее телосложение, потом – большая грудь, красивые пропорции»), в другом, напротив, подчеркивается, что она была лидером вопреки отсутствию бесспорной красоты: «Самое главное: она совсем не была красавицей! У нее была хорошая фигура, но самых средних стандартов – ни длинных ног, ни осиной талии, ни выдающихся выпуклостей; и довольно простое лицо. То есть все ее разящее очарование было именно в этой самой, КОРОЛЕВСКОЙ МАНЕРЕ». Именно в этом случае отлично видно, на мой взгляд, как на «королеву» проецируется целая система вожделений и ценностей – и насколько красота, пусть и будучи значимой, менее важна, чем совокупность других лидерских и коммуникативных качеств. Аналогичным образом почти любой параметр личности «королевы», о котором заходила речь, – ум, компанейские свойства, способности, связи семьи и так далее – непременно характеризовался кем-нибудь из информантов как необязательный. Исключение по большому счету составляли всего два параметра. Первый – «женственность», значение которой трудно переоценить в среде девочек-подростков, для которых, как показывают те же интервью, понятия «женственный» и «женский» в соответствующем возрасте почти смыкались: «Была троечница отпетая, была отличница и умница, еще певунья и оторва были. Из разных семей, богатых, бедных, странных. Одно общее – одежда, „женское начало“ очень сильное». Применительно к внешности как таковой это нередко означало признаки телесной зрелости («Она была высокой и по-женски развитой девочкой»; «Большая грудь. Пропорции. Все [эти девочки] были довольно хорошо развиты, так что ноги, грудь и попа были как надо»). Второй же параметр – естественно, «харизма»: этим термином из нового, постсоветского времени пользуются очень часто, однако ценнее оказываются те описания харизматического лидера, в которых это слово или его синонимы не упоминаются: «Такой статус формировала не столько внешность, сколько поведение – внешностью она была довольно миловидная, но блеклая, „серая“. В классе были девочки харАктерней и интересней, но вот себя либо никак не проявляли, либо сразу же пошли к ней „в свиту“»; «В другом классе была лидером девочка из достаточно маргинальной семьи, мелкая, не особо красавица, одевалась обычно, но она была большая умница, отличница, очень активная и энергичная»; «[Я] была веселая, отличница, хорошая подруга. Внешность у меня средняя, то есть общая миловидность присутствовала, не более»; «Характер – маршал Жуков на коне»; «Очень умная и целеустремленная, но особой красотой не отличалась, стандартная внешность». Естественно, поступки и поведение такого харизматического лидера не всегда оценивались как положительные: «Думаю, основная причина – это, если можно так назвать, ее „самопозиционирование“, которое вообще было в новинку до нее у нас в классе. Она действительно вела себя как королева: высокомерна, но не противна, умела плести интриги, играть на недостатках других, выказать расположение, если нужно»; «Как теперь я понимаю, она была очень уверенной в себе, хамоватой, грубой и даже вульгарной. Но тогда это воспринималось как проявление свободы и независимости». Но, так или иначе, харизматическое поведение оказывалось, в моем понимании, первым и главным признаком «инакости», придававшей девочке-лидеру исключительный статус.

Наклоняться грудью вперед: «инакость» как составляющая лидерского статуса

Типовой разговор о том, какие именно качества делают лидера «другим» по отношению к остальному сообществу, оказывается не слишком типовым применительно к сообществу позднесоветских подростков из‑за того, в какой степени насильственно-уравнивающий мир советской школы (а зачастую – и советской семьи) сужал рамки, в которых харизматический лидер мог проявлять свою «инакость», не оказываясь при этом маргиналом. Фактически подростки-лидеры, возможно, лучше своих сверстников овладевали советским искусством лавирования между ригидной нормой и собственными потребностями и желаниями. Именно это делало многих из них объектом постоянной зависти сверстников: лидеры умели, как написала одна информантка, «жить красиво, но быть на хорошем счету».

В рамках разговора о костюме «королев» хочется выделить несколько значимых элементов «инакости». Одним из этих элементов было, по утверждению респондентов, нечто, что можно, как мне кажется, описать словами «осознание себя как личности» – self-awareness. На фоне сверстников, мучающихся поисками идентичности, эти девочки воспринимались как люди, знающие, кто они такие и что они такое (было ли это восприятие верным – отдельный вопрос): «Она как будто всегда знала, какими глазами на нее смотрят, и подносила себя. Я не могу себе представить, что ее бы смутил какой-нибудь взгляд. Может, она бы изобразила смущение, но она понимала, что все смотрят ей в рот, и знала, что это нормально». Здесь, кстати, важно заметить, что «самоосознание», постоянно упоминающееся восприятие «королевой» себя как человека, на которого смотрят, – то есть того, кого сегодня назвали бы celebrity, – сегодня вспоминается как один из важнейших элементов «королевского» облика, – однако из двенадцати респонденток, говоривших о себе как о бывшей «королеве класса», три замечают с вызывающей у меня доверие искренностью, что совершенно не чувствовали себя «королевами» и о своем «королевском» статусе узнавали постфактум, по воспоминаниям бывших одноклассников.

Характерно, что респонденты конструируют «осознание своей сексуальности» как «осознание себя» – ситуация, как мне иногда кажется, очень характерная для воспоминаний о подростковом периоде: «Мы умирали при мысли, что кто-нибудь заметит наш первый лифчик или дернут за бретель, а она могла надеть обтягивающую футболку и спросить мальчика: „На что смотришь?“ И это в двенадцать лет»; «Вечно на диете, талия 56 см (рост 169)»; «Женская пластика на фоне очень скованного пионерского тела остальных, манера наклоняться грудью вперед». Тема сознательной, намеренной сексуализации своего облика, безусловно, касается и описаний костюма: респонденты и сегодня сохраняют воспоминания о тогдашнем платье «королевы» как о своего рода эротическом костюме – и описывают его соответствующим специфическим образом: «На последний звонок она пришла в почти мужской рубашке, расстегнутой на груди, сквозь ткань которой просвечивался модный кружевной бюстгальтер, и короткой черной юбке»[9]. Особенно часто речь заходит об укорачивании и ушивании школьной формы (практике тем более интересной, что в большинстве школ по этому поводу не существовало жесткого регламента, и взрослым не удавалось формализовать придирки): «Я стала ходить в прошлогоднем платье, из которого якобы выросла (специально