Реши это (ЛП) - Калмз Мэри

Когда через несколько секунд зазвонил мой телефон, я удивился.

– Бранн?

– Ты можешь дать мне секунду.

– О, да, нет я... извини, – быстро ответил я, внезапно почувствовав надежду.

– Ты звонишь ни с того ни с сего, извиняешься, желаешь мне добра, а потом вешаешь трубку?

Я прочистил горло.

– Ты был немного тихим со своей стороны, да?

– Это потому, что я могу умереть от шока, когда ты не только протягиваешь руку помощи, но и говоришь... Господи, Лок, не рычи и ничего такого. Расскажи мне, что происходит.

– Сначала ты, – подтолкнул я его, не в силах подавить вздох и, более того, не заботясь о том, чтобы он его услышал. – Расскажи мне о своей жизни сейчас, Бранн. Я хочу услышать о твоих девочках.

На его стороне снова стало тихо.

– Бранн?

– На случай, если я забуду сказать это позже, – прошептал он, – спасибо, что позвонил.

– Ага.

– Мне следовало согласиться встретиться с тобой, когда я собирал свои вещи.

Он думал, что я в Чикаго, а не на работе.

– Но я понимаю, почему ты этого не сделал.

– Ладно, – прошептал он, как будто его голос мог сорваться.

– Купер сказал, что твои девочки заставили тебя чистить зубы собаке. Что это, черт возьми, такое?

– Что? – он был возмущен, и это быстро привело его в норму.

– Ты даже не любишь собак.

Он помолчал мгновение.

– Черт возьми, не люблю, да? – сказал он так, будто это только что пришло ему в голову.

Когда я рассмеялся, он присоединился.

****

К тому времени, когда я закончил разговор с Бранном, чувствуя себя легче, чем за последние месяцы, и вернулся на кухню, Гвен уже встала и наливала себе чашку кофе.

– Это ты? – спросила она, протягивая графин.

Я кивнул.

– Я должен был.

Ее улыбка была теплой.

– О, я согласна, но почему-то я единственная, кто может разобраться с этой загадочной машиной в этом доме.

Я усмехнулся.

– В моем доме такое бы не прокатило. Мама учила меня все делать вместе с ней: стирать одежду, складывать ее, готовить. Возможно, все дело в том, что я единственный ребенок и больше никого в доме нет. Я был единственным, на ком ей приходилось сосредотачиваться.

Она кивнула.

– Твои родители развелись, когда ты был маленьким?

– Они никогда не были женаты.

– Мне жаль.

Я покачал головой.

– Не стоит. Моя мать - сила природы.

– Не сомневаюсь, но отцы тоже бывают особенными.

– О нет, конечно. Я не это имел в виду. Я просто хочу сказать, что никогда не было такого момента, когда я не знал бы, что меня безумно любят, понимаете?

Она на мгновение уставилась на меня.

– Что ж, это самое важное для любого ребенка.

Тогда я улыбнулся ей.

– Вот и я о том же.

– Ты очень обаятельный, ты знаешь об этом?

Я фыркнул.

– Люди будут падать замертво, услышав это от вас, – сообщил я ей, усмехаясь. – Хей, присядьте. Я приготовлю вам мой знаменитый на весь мир «кирпич» на тарелке.

Она быстро села.

– Понятия не имею, что это такое, но ты предлагаешь, так что я согласна.

Двадцать минут спустя я поставил перед ней тарелку с двумя яйцами в форме солнышка в центре двух толстых кусков тоста, покрытых плавленым сыром, и грибами с обеих сторон, политыми медом и трюфельным маслом - я был в восторге от того, что у нее есть, - и приправленными чесночной солью и хлопьями красного перца.

– Лучше с черными трюфелями и разными сырами, но вы поняли идею.

Она кивнула, так как рот ее был полон.

– Только когда мы с мамой стали старше, мы открыли для себя черные трюфели, робиолу, трюфельное масло и бриошь. Когда я был маленьким, все было ближе к этому.

– Очень вкусно, – сказала она, проглотив и откусив еще кусочек.

Я улыбнулся ей и сделал себе тарелку, и к тому времени, когда через пару часов на кухне начали появляться люди, мы уже сидели в гостиной и просматривали фотоальбомы.

– Мам, – обратился к ней Пол, – пора завтракать.

– Ну тогда займись этим, – пренебрежительно сказала она, перелистывая страницы и показывая мне все новых людей.

– Вы получили компенсацию, чтобы накормить нас всех в эти выходные? – спросил я ее.

– Получила, спасибо, но в этом не было необходимости. У нас и так много еды.

– Да, но при этом расходуется много воды, так что это поможет компенсировать и эти расходы.

– Ты очень заботливый.

– Я специалист по наладке, – ответил я и понял, что, несмотря на то, как часто я это говорил, возможно, это действительно правда.

****

Гвен в какой-то момент оставила меня, самостоятельно просматривать альбомы, и я на мгновение растянулся на диване. Запах кофе щекотал мне нос, рядом слышались голоса, люди тихо переговаривались.

Открыв глаза, я увидел Татум, девушку Пола, которая улыбалась мне с кресла, стоявшего по другую сторону кофейного столика.

– С добрым утром, – сказала она, отпивая из кружки, которую сжимала в обеих руках. – Или, технически, серединой утра.

– Доброе утро, – пробормотал я, еще не проснувшись, но уже готовый встать, готовый скатиться с дивана.

– Подожди, – приказал Ник, пересекая комнату и направляясь ко мне из кухни с кружкой кофе в руках. – Оставайся там.

Я перевернулся, сел так, что моя спина оказалась прижата к спинке дивана, согнув колени, чтобы освободить ему место, он подошел и сел рядом со мной, поставив свою чашку на подставку на столе, а затем повернулся ко мне лицом.

– Я должен тебе кое-что сказать.

– Что именно?

– Я только что написал песню, – взволнованно сообщил он, проведя рукой по моему колену и раздвинув мои бедра, чтобы он мог скользнуть между ними.

– Что ты думаешь по этому поводу? – спросил я.

Его рука скользнула под мое колено и вниз по бедру.

– Ты не мог бы подняться наверх, чтобы я мог поговорить с тобой наедине?

– Да, конечно, – ответил я, улыбаясь ему.

– Ник, – сказала Татум, и он повернулся к ней, заставив улыбнуться. – Я могу пойти на кухню и оставить вас наедине, – предложила она.

– О, – сказал Ник, одарив ее настоящей улыбкой, – спасибо.

Как только она вышла из комнаты, он переместился так, чтобы оказаться лицом ко мне, а затем наклонился вперед и поцеловал меня, прижимая к дивану.

Оттолкнув его, я с усмешкой прикоснулся к его губам.

– Это не твой дом, милый, – напомнил я ему, улыбаясь. – Ты не можешь спуститься вниз и напасть на меня в гостиной.

– Нет, я знаю, – согласился он, задыхаясь. – И это не было... Я просто так счастлив, и это из-за тебя, Лок, и я... я испугался.

– Чего ты испугался? – спросил я, пытаясь понять, чем это может грозить.

– Что я больше не смогу писать, – признался он. – Я говорил всем, кроме тебя, что могу делать это, когда захочу, а тебе, поскольку я не мог тебе врать, я вообще ничего не говорил.

– О.

– Я так боялся, что у меня больше нет сил писать. Как будто, если говорить о вещах и отпускать то, что причиняло боль, то и другие вещи уйдут.

– Как будто боль была источником твоего творчества?

Он кивнул.

– И что теперь?

Его улыбка была теплой, когда он смотрел на мои губы.

– Теперь я знаю, что музыка никуда не денется. Она - часть меня, как и ты.

– Музыка - это ты, в отличие от меня, – поправил я. – Неважно, буду я здесь или нет, ты все равно останешься собой.

Его взгляд поднялся и встретился с моим.

– Я знаю, – согласился он. – Мне не нужно, чтобы ты держал меня в узде или напоминал, кто я.

Я глубоко вздохнул, потому что его голос звучал так хорошо, так здорово, и я помог ему достичь этого.

– Я понимаю, что ты мне не нужен, – сказал он, снова наклоняясь ко мне.

Это было больно слышать, но я это понимал. Было что-то первобытное в том, чтобы быть нужным, быть спасителем, приходить на помощь, что давало мне кайф, который, как я полагал, был не хуже любого наркотика. Но видеть, как он может стоять на ногах, тоже было удивительно. Теперь с Ником все было в порядке, и я мог уйти и не волноваться. С ним все будет в порядке, когда я его оставлю. Я беспокоился об этом с того самого дня, как впервые вошел в его дом.