Гроза - Фасо Буркина

Леонид хряпнул пол стакана тёплой водки. Поморщился гадости. Но появившееся оживление организма его обрадовало.

— Ты хотела рассказать про Олю. — повторно наклоняя горлышко к ободу стакана, сказал верный (пока) снохе свёкор.

— К матери она пошла. Поэтому в домашнем. Я, например, вот в таком домашнем. Люблю, понимаешь ли в таком виде ходить по комнате. И ты обычно по своей квартире в трусах расхаживаешь…. Видела я несколько раз, как ты показывался на площадке, провожая товарищей. Повезло Любоньке с тобой. Такой мощный ты мужчина. Наверняка на руках постоянно носишь жёнушку.

— Носил раньше. Сейчас уже не те годы…. Ну, давай за тебя, Пална. За твой прекрасный характер. — Лёня выпил, занюхал краюхой хлеба. — Ну, пойду я за сношенькой. — "всполох" сознания ещё напоминает ему о цыганке Маркеса, об недоебанной Оле.

— И Наташенька ваша прям пышка. И Петя весь в тебя. — будто не слышала Пална Леонида. — Наверняка носит Оленьку на руках. А вот меня ни разу не носили…. Да, наливай! Не беспокойся — сама придёт ваша сноха…. Стой, стой! Я вино пью, не водку. Не носил меня ни один мужчина на руках, говорю.

— Какие твои годы, найдётся… — мужчина хлопнул третью полустаканину. — Ох, пробила наконец! Что ты там про трусы говорила? — его взгляд упёрся в оголённый живот, нетолстым пластом лежащий на лобке, который так же открыт для обзора. Кожа на животе и обнажённых бёдрах морщинистая, бледного оттенка. Но! На нетрезвый взор, на полу интимное затенение тополем за окном, и Леонид забыл о сношеньке.

— В трусах, говорю, ты ходишь по дому…. Правильно, чего ж своих стесняться. Я вон, видишь, только рубашечкой прикрытая. В своём доме, как хочу, так и хожу. Права я?

— И верно! Чего ещё нужно! — жертва не отводила взор от темноты межножья, в которой поблескивала жижа. — А моя, блядь, так не ходит….

— Ох не ценит Люба тебя, рукастого и сильного мужчину. — перебила женщина Леонида. — И соседям помогаешь. Томке смеситель отремонтировал, Андреевне замок поменял… — истину глаголет Надежда Павловна.

Мужчина иногда (по пьяной лавочке) шумел в подъезде, чаще посылая на йух Томкиных ебарей, иногда ссорясь с Любой, на следующий день просил у соседей прощения и в качестве откупных выполнял некоторые просьбы. Но не все удостаивались такой чести. Среди них и Пална. Но не потому что она не серчала на соседа, просто понимала его и НЕ просила ни о чём.

— Да то мелочи! Я же не о том, а об эротичности поведения. Надень рубашку мою, наклонись, или как ты залезь голожопая на стул, покажи, подразни! Нет! Всегда в полном обмундировании, зараза. А такой наряд, как у тебя, в семейной жизни очень полезная вещь.

— Особенно в семейной. Я вот одинока, но иногда вот так встану, — Пална повернулась к мужчине кормой, показала, как может тереться лобком о ручку шкафа. — Да как представлю, что может подойти мужчина, да придавить… Мужчина сразу и позабыл о…?

— Вот так? — Леонид подошёл сзади, придавил своим тазом женщину к рабочему столу, руки пропустил к внутренним сторонам бёдер, залез прям туда, где начинается исток смазки — во влагалище.

— Ох. Как давно ты там не был, Лёнечка. Совсем забросил, меня.

— Разве я так делал? — высвободил одну руку мужчина, расстегнул пуговицу на штанах и толкнул их вниз, достал сардельку, слегка присел для удобства введения. — Мокрая ты какая.

— Двенадцать раз ты входил в мою… Потом расскажу, пошли на постель…

Силач поднял женщину на руки, да как понёс, да как выеб, да как уснул….

Лишь через час он проснулся и то только из-за кипиша в подъезде. Разобравшись с шумевшими, он увидел, что стоял в дверном проёме Палны. Вспомнил. Вернулся к женщине, одетой в рубашку, поднял её на руки и вначале выслушал историю, откуда он знаком с обстановкой в этой квартире.

— Однажды, ты был так пьян, но на автопилоте, пытался вставить ключ в дверь моей квартиры. Видимо спутал. Я открыла. Вошёл, начал материться. А я женщина мирная, не стала визжать, звать на помощь. Понимаю, что человек ошибся и те слова предназначены не мне. А ты всё орёшь, говоришь, что…, извини, я заматерюсь. Сказал: "На хую вертел! Меняй, блядь, замки! Один хуй открою!" Я спросила на каком. И тут ты достал пенис и показал…. Нет, не стоял у тебя…. И меня бес надоумил, спросила: "Помочь ли тебе с восстановлением вертела. А то как-то не верится, что сможешь, вертануть даже меня, женщину в половину легче тебя!". Ты ответил, что если я хочу, то должна сама решить. Я до этого семь лет мужика не принимала. "Чего, — думаю, — ломаться. Не каждый день проведение направляет ступни мужчины в мою квартиру!". Хоть и грязный член у тебя был, но пососала. Потом трахнул. Поспал чуток, глянул с кем лежишь, попросил опохмел. Опохмелился, снова трахнул и ушёл к своей… бляди. Через пару дней ты поздоровался со мной как обычно, будто и не заметил моего восторженного взгляда, приглашающего тебя войти, трахнуть…. Так и повелось — иногда ты вновь путал двери. А я радовалась, что ты не помнишь…. Я ведь на двадцать лет тебя старше, возможно уродина….

— А-а-а! страшнее тебя бабы есть…. Ничего и их ебут. А сегодня значит ты решила сама начать?

— Два года уже затмения твои не повторялись… истосковалась совсем. Лёнь, ты заходи почаще, просто так зайди, даже если я тебе как баба не нужна буду… ты же чаще к Томке Афониной в постель ныряешь…. Хорошо ей — не уродина, спят с ней все подряд…. А ты сильный, тебя хватает и на Томку, и на Любу.

— А почему ты Любку мою блядью назвала? Знаешь что-то?

— Не знаю. Может из завести так сказала. — умолчала о том, что видела, что слышала.

Она подвинулась к середине двуспальной кровати, дождалась, когда мужчина пристроит, когда начнёт фрикции, а потом вошла в ритм подмахиваний. Обрадовалась своей смекалке и смелости…. Под этим мужчиной ей всегда тепло и комфортно.

Строение её тазовых костей и расположение влагалища таково, что ей не требуется максимально задирать ноги. Она знает, что по строению вульвы она королёк — вход расположен ближе к животу, сикель маленький и слабо чувствителен. А Лёня, своей массой, давит на эрогенные точки, членом трёт о лобковую кость. А уж лапищами своими как захватит грудь, как сожмёт. Как раз в её вкусе такая грубость с сиськами.

Затем он позволил себе новенькое — лёг на спину,