Игорь Кон - СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА В РОССИИ Клубничка на березке

Ознакомительный фрагмент

Попытки школьной или корпусной администрации пресекать это "непотребство" успеха не имели. После очередного скандала, произошедшего с Шениным, который в 1846 г. был за педерастию отстранен от службы и выслан из Петербурга, в столице рассказывали, что "военный министр призвал Ростовцева и передал ему приказание Государя, чтобы строго преследовать педерастию в высших учебных заведениях, причем кн. Чернышев прибавил: "Яков Иванович, ведь это и на здоровье мальчиков вредно действует". - "Позвольте в том усомниться, ваша светлость, - отвечал Ростовцев, - откровенно вам доложу, что когда я был в Пажах, то у нас этим многие занимались; я был в паре с Траскиным (потом известный своим безобразием толстый генерал), а на наше здоровье не подействовало!" Князь Чернышев расхохотался".[38]

По свидетельству Куприна, в закрытых мужских учебных заведениях и позже существовали "уродливые формы ухаживания (точь-в-точь как в женских институтах „обожание") за хорошенькими мальчиками, за „мазочками"".[39]

В юношеской среде такие отношения обычно воспринимались как игра и замена недоступных женщин; часто так оно и было в действительности. Для взрослых влечение к лицам собственного пола становилось уже проблемой, а для тех, кто не мог этого принять - трагедией. Именно так Карлинский[40] истолковывает жизнь Н. В. Гоголя, который никогда не имел дела с женщинами; впрочем, в эротических фантазиях Гоголя вообще было много причудливого.

Следует подчеркнуть, что в XIX в. многие люди в России, как и в странах Запада, не осознавали своего латентного гомоэротизма. Характерен в этом смысле пример Льва Толстого. В "Анне Карениной" и "Воскресении" гомосексуальные отношения упоминаются с отвращением и брезгливостью. Толстой видит в них признак нравственного разложения общества. Сам он в юности вел чрезвычайно интенсивную гетеросексуальную жизнь, в чем постоянно каялся. В то же время в дневнике 23-летнего Толстого (запись от 29 ноября 1851 г.) имеется определенное свидетельство сильных и в то же время абсолютно неприемлемых для него гомоэротических переживаний:

Я никогда не был влюблен в женщин. Одно сильное чувство, похожее на любовь, я испытал только, когда мне было 13 или 14 лет, но мне [не] хочется верить, чтобы это была любовь; потому что предмет была толстая горничная (правда, очень хорошенькое личико), притом же от 13 до 15 лет - время самое безалаберное для мальчика (отрочество): не знаешь, на что кинуться, и сладострастие в эту пору действует с необыкновенною силою. В мужчин я очень часто влюблялся... Для меня главный признак любви есть страх оскорбить или просто не понравиться любимому предмету, просто страх. Я влюблялся в м[ужчин], прежде чем имел понятие о возможности педрастии <sic>; но и узнавши, никогда мысль о возможности соития не входила мне в голову.

Перечисляя свои детские и юношеские влюбленности в мужчин, Толстой упоминает, в частности, "необъяснимую симпатию" к Готье:

"Меня кидало в жар, когда он входил в комнату... Любовь моя к И[славину] испортила для меня целые 8 м(есяцев) жизни в Петерб1урге]. - Хотя и бессознательно, я ни о чем др[угом) не заботился, как о том, чтобы понравиться ему... Часто, не находя тех моральных условий, которых рассудок требовал в любимом предмете, или после какой-нибудь с ним неприятности, я чувствовал к ним неприязнь; но неприязнь эта была основана на любви. К братьям я никогда не чувствовал такого рода любви. Я ревновал очень часто к женщинам". "Красота всегда имела много влияния в выборе; впрочем пример Д[ьякова); но я никогда не забуду ночи, когда мы с ним ехали из ГЦирогова?] и мне хотелось, увернувшись под полостью, его целовать и плакать. Было в этом чувстве и сладострастие], но зачем оно сюда попало, решить невозможно; потому что, как я говорил, никогда воображение не рисовало мне любрические картины, напротив, я имею к ним страстное отвращение".[41]

С возрастом такие влюбленности стали возникать реже.

Во второй редакции "Детства" Толстой рассказывает о своей влюбленности в Ивиных (братья Мусины-Пушкины) - он часто мечтал о них, каждом в отдельности, и плакал. Писатель подчеркивает, что это была не дружба, а именно любовь, о которой он никому не рассказывал. Очень близка к любви и страстная дружба Николеньки Иртенева к Дмитрию Неклюдову.

Латентная бисексуальность и гомоэротизм Толстого могут служить частичным объяснением его нравственного ригоризма и враждебного отношения ко всякой чувственности: человек, который не принимает и боится собственной чувственности, не может терпимо относиться к чужой.

До 1832 г. однополая любовь была для русских людей проблемой религиозно-нравственной и отчасти педагогической, но не юридической. Принятый в 1832 г. новый уголовный кодекс, составленный по немецкому (Вюртембергскому) образцу, включал в себя параграф 995, запрещающий мужеложство, под которым понимался анальный контакт между мужчинами. Мужеложство наказывалось лишением всех прав состояния и ссылкой в Сибирь на 4-5 лет; изнасилование или совращение малолетних (параграф 996) каралось каторжными работами на срок от 10 до 20 лет. Это законодательство, с небольшими изменениями, внесенными в 1845 г., действовало до 1917 года. Принятое в 1903г. Новое Уложение о наказаниях было значительно мягче:

согласно статье 516, мужеложство (только анальные контакты) каралось тюремным заключением на срок не ниже 3 месяцев, а при отягощающих обстоятельствах (с применением насилия или если жертвами были несовершеннолетние) - на срок от 3 до 8 лет.[42] Однако до революции оно не вошло в силу.

Русское антигомосексуальное законодательство, особенно в XX в. применялось крайне редко, во всяком случае, в отношении привилегированных классов, не мешая ни их личной жизни, ни общественной карьере.[43] Например, в 1894г. за мужеложство было осуждено только 10 человек.[44] Самый громкий пример применения статей 995 и 996 уголовного кодекса, который удалось найти Нине Берберовой, - случай учителя древних языков в одной частной школе Лангового, который за сексуальную связь с 13-летним мальчиком был приговорен к ссылке в Саратов. Через пять лет он был помилован и получил разрешение возобновить преподавание. Тем не менее сделанное в ходе подготовки Нового Уложения предложение известного юриста Владимира Набокова (отец писателя) вообще декриминализировать гомосексуальность было отклонено как слишком радикальное.

Относительная либеральность русского законодательства объясняется не сознательными намерениями правительства, а его общей правовой небрежностью. Царский режим часто применял неправовые репрессии и в то же время не следил за соблюдением собственных законов. "Относительное пренебрежение к содомии со стороны судебных органов свидетельствует больше о неэффективности правопорядка, чем об активной терпимости к сексуальному многообразию".[45]

Как и их западноевропейские коллеги, труды которых были им хорошо известны и почти все переведены на русский язык, русские медики (Вениамин Тарновский, Ипполит Тарновский, Владимир Бехтерев и другие) считали гомосексуализм "извращением полового чувства" и обсуждали возможности его лечения.[46]

В обществе к нему относились презрительно-иронически, но в то же время избирательно. Если речь шла о враге, гомосексуальность использовали для его компрометации.[47] В других случаях на нее закрывали глаза или ограничивались сплетнями.

Влиятельный деятель конца XIX - начала XX в., издатель газеты "Гражданин" князь Владимир Мещерский (1839-1914), которого Владимир Соловьев именовал "Содома князь и гражданин Гоморры", не только не скрывал своих сексуальных наклонностей, но и раздавал своим фаворитам высокие посты. Когда в 1887 г. его застали на месте преступления с юным барабанщиком одной из гвардейских частей и против него ополчился всемогущий обер-прокурор Священного Синода Константин Победоносцев, Александр III велел этот скандал замять. Сходная история повторилась в 1889г. После смерти Александра III враги Мещерского принесли Николаю II переписку князя с его очередным любовником Бурдуковым; царь письма прочитал, но оставил без внимания.

Открыто гомосексуальный образ жизни вели и некоторые члены императорской фамилии, в частности, дядя Николая II великий князь Сергей Александрович. Когда его назначили Московским генерал-губернатором, в городе острили, что до сих пор Москва стояла на семи холмах, а теперь должна стоять на одном бугре (игра слов: русское слово "бугор" - 'холм' созвучно слову "бугр", - испорченное французское bougre - 'содомит'). Зафиксировавший этот анекдот в своих мемуарах министр иностранных дел граф Владимир Ламздорф сам делал то же самое и царь иногда даже в шутку называл его "мадам".

Не подвергались гонениям по этим мотивам и представители интеллигенции, например, известный поэт Алексей Апухтин, одноклассник и друг Чайковского по Училищу Правоведения, которое вообще славилось подобными традициями, его воспитанники даже имели шуточный гимн, в котором доказывалось, что секс с товарищами приятнее, чем с женщинами. Так что легенда о самоубийстве композитора по приговору суда чести его бывших соучеников представляется совершенно абсурдной. Даже если бы Чайковскому в самом деле угрожал скандал, в том не было реальной опасности.[48]