Кровавый след. Зарождение и становление украинского национализма - Олег Владимирович Ракитянский

3. Убийство Я. Собинского резко повышало репутационный потенциал Р. Шухевича в УВО и позволяло последнему претендовать на «карьерный» рост в её структуре;

4. Это гарантировало агенту польской контрразведки Р. Шухевичу снять любые подозрения в возможном сотрудничестве с «двуйкой».

Стремление польской контрразведки и полиции сохранить жизни своим ценным агентам (Р. Шухевичу и Е. Коновальцу) в украинском националистическом движении были небеспочвенными, зная повадки увистов на скорую расправу с любым заподозренным в измене. Пример тому – судьба бывшего члена УВО студента «Политехники» (Львовский политехнический институт) Михаила Хука. Он был сыном австрийского полицейского чиновника. Принимал участие в покушении на президента Войцеховского. По решению О. Думина был подставлен польской полиции под вербовку с целью вскрыть методы её работы, выявить имеющихся её агентов в УВО, установить оперативных сотрудников, разрабатывающих организацию. В последующем М. Хук должен был исполнить смертный приговор в отношении бывшего посла Пашинского, вынесенный ему в 1925 году. Но отказался от этого теракта, стал избегать контактов со своими соратниками, критически относиться к её противостоянию польским властям, а вскоре стал сотрудничать с полицией против УВО. В какой-то степени благодаря ему были проведены массовые аресты членов УВО осенью 1925 года. 20 ноября 1927 года, ночью, он был убит в своей комнате общежития.

Мероприятия к конгрессу украинских националистов

Возвращаясь к итогам проведённой в начале ноября конференции.

С января 1928 года её решения начали реализовываться вновь выбранным Проводом украинских националистов. Платформой к начинанию явился журнал «Возрождение нации», выход которого явился своеобразным колокольным набатом для национализированной молодёжи. Восприятие УВО в этой среде в целом было положительным, но нарастал конфликт по поводу ведения политического противоборства с польской оккупацией. Некоторые увисты считали, что дальнейшее проведение террористических и разведывательных акций ограничивает политический потенциал организации. Это сужает социальную базу приверженцев и сочувствующих. Игнорирование политических форм работы с населением позволяет перехватывать оппонирующим партиям флаг национального сопротивления. В силу этого необходимо разворачивать широкие революционно-политические мероприятия и создавать националистическую идеологию и революционно-освободительную концепцию.

По мере трансформации взглядов руководства ПУН на процессы национализации и политизации молодёжного движения, постепенного отказа от форм террористической борьбы наблюдалась тенденция дистанцирования руководства УВО от участия в повседневной её деятельности. Причиной этому, по нашему мнению, стало осознание того факта, что надежды на террор, грабежи, разбои, последующее вооружённое восстание и свержение польского режима не оправдались. Очевидным явилось и то, что общая социальная ситуация в Галиции, стабилизация внутриполитической и экономической жизни населения, не способствовала ведению постоянной боевой деятельности. К этому следует добавить неопределённость международного положения, что вызывало стимулировать новые решения и изменения тактики освободительной борьбы.

Все эти вопросы были рассмотрены на очередной Второй конференции украинских националистов 8–9 апреля 1928 года в Праге. Прибывшие на мероприятие референты ПУН и руководители краевых команд УВО предоставили свои отчёты о проделанной работе, в том числе и о подготовке к конгрессу. Однако главной темой совещания была проблема отношения к украинскому националистическому движению в целом и в частности к будущей организации украинских националистов, к украинским политическим партиям прежде всего, легально существующим в Галиции.

После двухдневных обсуждений было принято окончательное решение о превращении украинского националистического движения в политическую партию. ПУН и все партии, организации, входившие в него, отмежевались от легальных политических партий и запретили своим членам состоять в них. Все члены партий и УВО должны были решить, оставаться в этих партиях или же выйти из них. Это же касалось и самостоятельных националистических организаций, которые пока ещё сохраняли свою автономность.

На конференции было принято решение о праве ПУН представлять все украинские националистические структуры в международных политических, экономических и культурных структурах. В итоговом коммюнике, опубликованном в журнале «Возрождение нации» за апрель 1928 года, указывалось:

«…1. Провод украинских националистов в своей деятельности отмежёвывается от всех украинских политических партий и групп и не вступает с ними ни в какое взаимодействие. Все организации украинских националистов на ЗУЗ и за рубежом должны стать также на этот путь;

2. Организации украинских националистов до созыва конгресса должны провести соответствующую подготовительную работу по отдельному плану;

3. ПУН выступает как координирующий центр и представляет интересы местных националистических структур в вопросах взаимного сотрудничества и разрешения спорных ситуаций;

4. Конгресс украинских националистов созвать 1 сентября 1928 года»[293].

Решения конференции в целом встретили позитивное отношение среди националистических кругов эмиграции и Галиции. Однако, как и предусматривалось её итогами, некоторые оппортунистические члены УВО отказались им подчиниться и перешли во главе с В. Палиевым в УНДО. Вследствие чего произошли новые назначения в краевой команде. Задача очиститься от колеблющих членов накануне создания ОУН в какой-то мере была выполнена. За основу будущей организации был принят тезис Д. Донцова о необходимости создания совершенно новой, чётко идеологической и революционной, нравственно-элитарной организации[294].

Некоторая часть членов УВО, оставшихся на свободе, рассматривали решение конференции как акт предательства, отхода от продолжения революционной борьбы и страх принесения себя в качестве жерты за дело национального освобождения. Переход В. Палиева в УНДО и начало политической карьеры легализовавшихся увистов было воспринято как указание центра – Е. Коновальца, который к тому времени значительно утерял свой авторитет среди краевой команды своей бездеятельностью, перестраховочностью, отказом от активных форм борьбы, снобизмом, стяжательством материальных благ за счёт бюджета УВО (Е. Коновальца, как и Р. Яри, обоснованно подозревали в присвоении присылаемой из США и Канады валюты. Однако они под любым предлогом отказывались предоставить бухгалтерскую отчётность по расходованию средств организации).

Актуальной эта тема стала в 1928 году, когда после очередного провала и ареста около 60 человек, в том числе и команданта УВО – Ю. Головинского, у организации не оказалось денег на оплату услуг адвокатам. Заключённые увисты обвинили Е. Коновальца, что он, жертвуя ими ради немецких интересов и получая за предоставление разведывательной информации деньги, не в состоянии изыскать средства для облегчения их последующей участи заключённых. Как впоследствии заявлял полковник:

«…В 1928 году нам внезапно без предупреждения отказали в поддержке, в момент, когда почти 100 украинцев по обвинению в шпионаже в пользу Германии сидели в польских тюрьмах, и организация за ее связи с Германией подверглась самым тяжелым обвинениям со стороны украинской общественности. Если я теперь вновь иду на соглашение с Германией (речь идёт о соглашении между абвером в лице его руководителя капитана 1-го ранга Патцингера и ОУН-УВО в 1932 году – О.Р.) и для этого привлекаю людей и заключаю денежные обязательства, могу ли я быть уверенным, что мне не придется завтра