Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон

и прилежанием пытался возобновить застопорившиеся военные действия в условиях вновь возросшего недовольства колонистов. Его первой задачей было отнять военную инициативу у французов, которые провели единственную успешную наступательную операцию в Америке с 1755 года. Лаудун сразу же приступил к выполнению этой задачи и 17 октября смог сообщить герцогу Камберлендскому о своих планах зимней кампании против Тикондероги. Как он объяснил, после его возвращения не было времени на восстановление форта Уильям Генри, а на это и строительство флота лодок ушла бы большая часть предстоящего лета. Поэтому он намеревался лишь дождаться первых устойчивых морозов, прежде чем отправиться с четырьмя тысячами регулярных войск и егерей из форта Эдвард к озеру Джордж, а затем по льду с легкими пушками и мортирами атаковать небольшой зимний гарнизон форта Карильон[281].

Этот план, вдохновленный попыткой Риго захватить форт Уильям Генри, мог бы действительно удаться, если бы морозы не пришли поздно (в феврале) и с таким количеством снега (три фута), что экспедиция не смогла бы продолжить работу. Тем временем у Лаудуна было более чем достаточно дел. Ему приходилось вести переписку с правительствами северных колоний, приказывая им набрать егерей для зимней кампании (те отнеслись к этому без энтузиазма); с новым губернатором Массачусетса Томасом Поуналлом, который недавно рассорился с ним из-за вопроса о расквартировании и, похоже, стремился превзойти даже Уильяма Ширли в качестве подрывника власти Лаудуна; и с губернатором Мэриленда Шарпом, который не смог навести порядок в своем собрании после его возмутительного неповиновения приказу Лаудуна о гарнизоне форта Камберленд. Более того, проблемы с набором в регулярные полки требовали его постоянного внимания, поскольку колонисты во всех провинциях от Мэриленда до Нью-Гэмпшира не только отказывались записываться в добровольцы, но и досаждали вербовщикам. Возможно, военные унижения в Освего и форте Уильяма Генри сфокусировали народное негодование на красных мундиров, а может быть, сработали силовые и оскорбительные методы самих вербовщиков. Во всяком случае, сопротивление проявилось повсеместно, и осенью и ранней зимой 1757 года в Делавэре, Коннектикуте, Массачусетсе и Нью-Гэмпшире вспыхнули бунты против рекрутов. (В Нью-Гемпшире, где толпа, размахивая топорами, преследовала одного офицера и его отряд на протяжении четырех миль, насилие было настолько сильным, что Лаудун навсегда прекратил вербовку в этой провинции)[282].

Вдобавок ко всему, необходимо было спланировать четыре новые экспедиции на следующий год — процесс, требующий сотен часов сбора информации, анализа, написания текстов — практически все это Лаудун делал сам — и препирательств с провинциалами. По мере того как длилась зима 1758 года, Лаудуну становилось все труднее заручаться согласием губернаторов и ассамблей различных колоний. В феврале комиссары, представляющие собрания колоний Новой Англии, собрались в Бостоне, в отсутствие Лаудуна и без его разрешения, чтобы определить количество людей, которых они будут поставлять в следующем году. В ответ он был вынужден созвать всех губернаторов Новой Англии на встречу в Хартфорде и установить закон: их ассамблеи будут поставлять людей в соответствии с квотами, которые он продиктует, а не количество, определяемое по прихоти законодателей. К его изумлению, губернаторы оказались непокорными и в итоге сотрудничали лишь на минимальном уровне[283].

При всей своей энергии Лаудун находил свою работу все более и более утомительной, все более и более обременительной. «Моя ситуация», — писал он своему родственнику герцогу Аргайллу в феврале, -

Вот что, я раб бизнеса больше, чем кто-либо из живущих, поскольку мне приходится управлять не только делами армии как солдату, но и тем, что они разделены на три или четыре места и каждое нужно обеспечивать, не имея ни одного человека, который мог бы мне помочь, кроме генерал-майора Аберкромби, или посоветоваться с ним, а он очень часто находится на расстоянии от меня в то время, когда мне больше всего нужен его совет.

Кроме того, мне приходится вести вечные переговоры с правительствами, расположенными на расстоянии 1500 миль, где каждый день рождаются не только новые планы, которые влияют на несение службы, но и встречаются всевозможные противодействия в ней. Так что мои дела начинаются каждый день, как только я встаю с постели, и длятся с этого времени до обеда, а потом до девяти вечера, и так изо дня в день, без перерывов и даже не позволяя себе никаких развлечений, и это из-за нехватки помощи для меня.

Только в одном отношении эти жалобы были преувеличены, поскольку неутомимому шотландцу действительно удавалось иногда выкроить час для развлечений: его личные счета показывают, что за только что прошедшую рождественскую неделю он и его гости каким-то образом нашли время употребить «девятнадцать дюжин бутылок кларета, тридцать одну дюжину мадеры, дюжину бургундского, четыре бутылки портвейна и восемь — рейнского»[284].

То, чего Лаудун не знал, когда пил за здоровье короля и смятение французов, должно было побудить его пить еще глубже, чем он пил. За десять дней до Рождества Уильям Питт решил освободить Лаудуна от его обязанностей и, более того, изменить политику, с помощью которой он делал все возможное для ведения войны. Содержание новых мер Питта и степень их отличия от прежних останутся неясными еще несколько месяцев, поскольку официальное уведомление о них поступит в колонии только в марте. На самом деле Питт уже больше года обдумывал новый подход к войне. Однако только с осени 1757 года, когда новости о бедствиях в Северной Америке обрушились на Уайтхолл вместе с сообщениями о еще более худших событиях в Европе, его позиции достаточно укрепились, чтобы воплотить их в жизнь[285].

Питт смог изменить курс в последние дни 1757 года, потому что последние события изменили баланс сил в британском правительстве, укрепив его позиции за счет уничтожения влияния его противника, герцога Камберленда. Решающим событием в этой, по общему мнению, худшей череде катастроф войны стала капитуляция Камберленда 8 сентября перед французами, которые загнали его и ганноверскую армию, которой он командовал, в ловушку между реками Аллер и Эльба. Будучи почти окруженным и не имея никаких перспектив выйти к морю, где британский флот мог бы пополнить его запасы, Камберленд попытался извлечь выгоду из безнадежного положения, договорившись о капитуляции на условиях, которые спасли бы его армию. Французский командующий — Луи-Франсуа-Арман де Плесси, герцог де Ришелье, победитель Минорки — согласился провести переговоры в деревне Клостер-Зевен.

Ришелье назвал только два условия: Камберленд должен отправить домой войска, прибывшие из Гессена, Брауншвейга и Готы, и вывести половину своих ганноверских батальонов за Эльбу, оставив остальных в лагерях для интернированных вблизи порта Штаде.