Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд

в десяти милях к востоку от Сезанна и в пятнадцати к северу от Оба было наиболее неравным и самым ожесточенным. Оно дает пример редкостного героизма, оставшегося непревзойденным даже в анналах Великой армии.

Мармон и Мортье, имевшие в своем распоряжении существенно меньше чем 20 тысяч солдат, противостояли врагу, семикратно превосходящему их численностью; к тому же большую часть их войска составляли юнцы, почти не имеющие боевого опыта. Фершампенуаз был не спланированной правильной битвой, а беспорядочным сражением разрозненных частей, где атакующие были частью огромной, дисциплинированной силы, наступающей на столицу, а защитники — не имеющими четкого строя французами, пытавшимися остановить волну. Шаг за шагом, терпя тяжелые человеческие и материальные потери, два маршала отступали сперва к Сезанну, затем к Марне и, наконец, к воротам Парижа, но ни разу во время этого финального рывка союзники не теряли контакта с защитниками. Стычки происходили ежедневно до тех пор, пока остатки сил двух маршалов не оказались на подходах к городу.

Мы подходим к рассказу об одной из этих стычек, случившейся в тот день, когда Мармон и Мортье стояли в Фершампенуазе. Она являет собой крохотную эпопею. Лучше, чем какое-либо иное из показаний очевидцев, она демонстрирует отчаянную храбрость мальчишек, чьи отцы в этих же самых местах отразили вражеское вторжение и чьи старшие братья разделили славу победителей при Аустерлице, Йене, Фридланде и Ваграме.

Двум дивизиям из корпуса Макдональда — всего около 4300 человек, почти исключительно подростков из Национальной гвардии, — было предписано сопровождать конвой с боеприпасами и продовольствием от Шалона в Фершампенуаз под командой генерала Пакто. При них было шестнадцать пушек. Утром 25 марта конвой отдыхал на перекрестке в Вильнё, когда на него напали колоссальные силы русской кавалерии. Пакто построил своих солдат в шесть каре, поместив фургоны в центр, а между каре расставив батареи по четыре пушки. Затем, двигаясь очень медленно, так как это построение было, конечно, неуклюжим, маленькая армия отошла к Фершампенуазу, надеясь соединиться там с Мармоном и Мортье.

Почуяв добычу, русская кавалерия не отставала, в упор расстреливая каре из пушек. Но, несмотря на большие потери, французы не нарушали строя, и каждая попытка сделать это стоила им новых жертв. Поняв, что единственное средство уцелеть — бросить фургоны, Пакто приказал перерезать постромки и запрячь лошадей в пушки. Подойдя к дороге и по-прежнему отбиваясь от врагов, имеющих четырехкратный перевес, французы обнаружили, что дорога перекрыта артиллерией и двумя драгунскими полками, но прорвались и продолжили отступление. Они уже пять часов вели ближний бой, не имея ни мгновения передышки. С обоих флангов обрушивались все новые кавалерийские атаки, но сплоченные каре шли дальше, и, когда день близился к закату, в их поле зрения оказались холмы над Фершампенуазом, на которых построились полки, а на самом верху виднелась группа штабных офицеров с позолотой на мундирах. Новобранцы Пакто решили, что это французы, и подняли приветственный крик. Но это были не французы, а штаб царя и прусского короля, которые только что оттеснили Мортье и Мармона с поля боя.

Шесть каре Пакто, уменьшившиеся в числе, но еще целые, оказались в окружении всей армии союзников. На них обрушился артиллерийский огонь, со стороны заходящего солнца бросилась в атаку свежая кавалерия. Пакто отдал приказ поворачивать и направился к соседним болотам, где кавалерия не могла пройти. Предложение сдаваться было отвергнуто.

Мальчишки выдерживали атаки уже десять часов подряд, и почти каждый человек в дивизии был ранен. Каре не распались даже под натиском пехотного батальона, к которому присоединились 20 тысяч кавалеристов. Лишь через пять миль одно из каре развалилось, а потом с той стороны, куда шел Пакто, появилось еще сорок восемь пушек и новые полки вражеской кавалерии.

Прорыв к болотам, обещавшим относительную безопасность, был делом безнадежным. Французский командир, полагая, что не имеет права вести уцелевших на верную смерть, в ответ на очередное предложение сдаваться вышел из строя. «Я не обсуждаю условия под огнем, — сказал он. — Отдайте приказ прекратить огонь, и я сделаю то же самое». Стрельба затихла, и Пакто отдал свою шпагу. Соседнее каре капитулировало, израсходовав все патроны до единого. Третье отказалось сдаваться, и уцелевшие укрылись в болотах, когда на сцену героической битвы спустилась ночь. Из первоначальных 4300 солдат более 2000 полегло по дороге в Вильнё, из 1500 сдавшихся почти все были ранены, включая и доблестного Пакто.

Два дня спустя Наполеону, читавшему записи допросов пленных русских об объединенном наступлении на Париж, принесли союзный Бюллетень, захваченный одним из патрулей Макдональда. Только тогда Макдональд узнал о гибели двух его дивизий и захвате всей артиллерии и складов в Сезанне (в придачу к конвою Пакто). Фатальный Бюллетень вручил императору сам маршал, который молча ждал реакции Наполеона. К удивлению шотландца, император улыбнулся. «Какое сегодня число?» — спросил он. Макдональд ответил: «Двадцать седьмое». — «Бюллетень помечен послезавтрашним днем, двадцать девятым, — сказал Наполеон. — Все это неправда, враг всегда поступает подобным образом».

Недоумевая — звания и имена пленных убеждали его, что Бюллетень подлинный, — маршал вернулся к артиллерийскому генералу Друо. «Что сказал император?» — спросил ветеран. «Что Бюллетень фальшивый», — ответил Макдональд. «Он подлинный, — сказал Друо. — Просто цифра „6“ на нем напечатана вверх ногами».

Макдональд вернулся к императору с этим предположением, но Наполеон, вроде бы согласившись с ним, все же не казался потрясенным. Он только тихо спросил: «Значит, вы полагаете, что мы не удержим Витри?» — «Я думал, что вы в этом убеждены», — проворчал Макдональд, на что Наполеон ответил: «Вы правы. Надо уходить отсюда».

Именно тогда шотландец, в отличие от молчаливого Бертье, отчаявшегося Удино и других, которые говорили своему начальнику лишь то, что он хотел услышать, решительно сказал: «На вашем месте я бы направился в Лотарингию и Эльзас, собрал бы тамошние гарнизоны и всадил бы нож в спину противнику, отрезав его коммуникации и перехватывая конвои и подкрепления. Враги будут вынуждены отступить, а вы сможете опереться на свои крепости».

Сам того не зная, он высказал мысли императора, несколькими словами обрисовав план, который приходил в голову Наполеону еще тогда, когда в сентябре прошлого года он разбил врага под Дрезденом. Пойти на восток. Забыть об армии врага так, как он забыл о твоей. Перенести боевые действия на Рейн, в Саксонию, на Одер, если будет нужно. Это был отличный план, это был единственно возможный план, и отказаться от него означало проиграть войну.

Ill

Более двадцати одного года назад серым январским днем по улице Руайяль между тысячами молчаливых зрителей прошла мрачная процессия. В ее центре