Город под прицелом - Андрей Михайлович Авраменков

но даже наставнической затрещины по затылку. Председатель вскинул бровь, разочарованно повел губой, раздосадованный такой реакцией, но быстро отряхнулся, не подавая вида. Ведь были и те, которые остались, с интересом слушая гостя.

«Вот их необходимо низвести до положения маргиналов», — думал поэт, попивая чай в буфете.

Теперь же поезд нес его сквозь спелые поля домой, на юг. Он был доволен собой. Последние поездки получались удачными, но эта — особенно. А почему бы им и не быть удачными? Это же не окопы и блиндажи… Здесь хвалят за удачно написанную строфу, там — за выполненную боевую задачу.

Рядом с ним в купе из Москвы ехал поэт старшего поколения. Несмотря на это, взгляды у них во многом были схожи. Этому поэту, как и председателю Союза, пришлось побывать в горячих точках, судьба его складывалась тоже непросто. Человек открытый и коммуникабельный, он часто рассказывал встречным-поперечным свои истории. Поэтому возвращение домой было нескучным — разговоры за чашкой чая с коньяком. Старший поэт ехал на юга. Они обсуждали литературу и, конечно, политику.

— Войны, в которых я принимал участие, были справедливые, — сетовал поэт. — А сейчас… — махал он рукой в пустоту. — Мы же… мы убиваем наших братьев — украинцев! Как мы докатились до этого?

То, что братья-украинцы много лет уничтожали своих же сограждан в Донбассе, в его картину мира не вписывалось. По его мнению, во всем был виноват один человек, сидевший в столице самой большой по площади страны. Поэт жалел Украину, но ему было плевать на украинцев, русских и другие народы в Донецке и Луганске.

Крупин согласно кивал, соглашаясь во всем. В этот раз он действительно был согласен. Но бывали и другие поездки и попутчики. Например, офицер армии Донецкой Народной Республики, с которым пришлось однажды ехать несколько сот километров. И в разговоре с ним Костя согласно кивал и поддакивал, но не так охотно, конечно, из-за внутреннего протеста, но все же. Деваться было некуда. Таков был Костя Крупин, научившийся мимикрировать, где надо — промолчать или согласиться.

Однако теперь он почувствовал, что набрал необходимый вес для открытого бунтарства. Он гений, его читают и слушают, он собою затмевает солнце. Отсюда и ситуация с председателем…

— Вот возьмут и объявят мобилизацию, — Костя чувствовал себя на трибуне. — А кому это надо? И что тогда делать? Надо будет куда-то бежать, — он не стеснялся высказывать подобные мысли вслух. Его кумиры в советские годы бежали на Запад, и он, Крупин, хотел бы повторить их судьбу.

— У меня в Казахстане есть надежные друзья. Переправим, приютим, обогреем, — заверил старший поэт.

— Да? — искренне удивился Костя. Его желания начали приобретать более четкие очертания. — Ой как хорошо… Как хорошо!

Ехавшая рядом девушка странно покосилась на попутчиков и вышла в тамбур. Ее муж сейчас был на фронте, а она очень плохо спала, переживая ежеминутно. А Костя, брезгливо относившийся ко всякого рода черни, не замечал, как сам вызывает брезгливость. Да и заметь он, его бы это не смутило. Он имеет право так мыслить, ибо принадлежит к высшей расе, освященной заокеанским либерализмом.

А через несколько недель в России была объявлена частичная мобилизация. Неслуживший Крупин облегченно вздохнул, от сердца отлегло — он не подходил под ее условия. Побег из страны молодой талант решил отложить, понимая, что пока не потянет его финансово. Но мысли об эмиграции никуда не делись.

* * *

Виталик Макаров подходил под мобилизацию. Он не только служил в армии и имел военную специальность, но у него был определенный опыт. Его часть прикрывала тылы в Осетии во время восьмидневной войны с Грузией. Повоевать ему не пришлось, но ту напряженную атмосферу близости боевых действий он запомнил на всю оставшуюся жизнь. В любую минуту мог прийти приказ выдвигаться…

Но у Макарова была бронь в связи с профессией. И все равно это его не успокаивало. Не стало легче и Инне.

— Да оставь ты в покое этот Донбасс! У тебя жена и двое детей! — его упертость доводила ее до слез.

— Я не могу. Шестеренки уже завертелись… Если призовут, я пойду! Не смогу я прятаться, слышишь? Я тебе в первую очередь в глаза смотреть не смогу!

На работе у Виталика двоих уже забрали, никакая бронь не помогла.

— Сможешь, я тебя спрячу! Не отпущу! Тебя же там убьют!

— «Она уже видит себя в роли вдовы», — процитировал с кривой ухмылкой Виталий строки из популярной песни. — А если не призовут, попрошусь в какую-нибудь бригаду, которую отправляют туда. Поеду раненых возить в Донецке.

— Ну, себя ты не жалеешь, ты меня хоть пожалей!

Отведя глаза, он замолкал, ответить на такие слова жены было нечего. Она права… И он прав. И все неправы. И всем приходится жить и смиряться с этой планетарной неправотой и несправедливостью. А все колодцы, из которых можно было черпать, зацвели, пожелтели, стены их осыпались. И больше неоткуда было брать силу. Не осталось живой воды… А мы все продолжаем пить из колодцев, не надеясь на живую воду, но веря в то, что эта хотя бы не мертвая. Что еще есть шанс.

* * *

В конце сентября в городе проходил большой фестиваль. Деятели разных сфер культуры съехались в столицу черноземного края, чтобы представить свои произведения и прочитать лекции. После пандемии, приучившей всех сидеть дома, парк был забит народом. Все соскучились по массовым гуляниям. Аллеи парка усеяли палатки с книгами, сувенирами, плакатами и картинами. Появилась сцена с огромным баннером, посвященная подвигам наших предков, с буквами «Z» и «V» вверху.

Крупин и Макаров встретились, выискивая книжные новинки. Они уже были знакомы и давно все друг о друге поняли. Неохотно пожали руки и, не перебросившись ни одним словом, ушли каждый в своем направлении. Один — в Донбасс, второй — в эмиграцию. Один — на территорию войны, второй — в теплый уголок, чтобы спрятаться даже не от опасности, а от ее тени. Макаров — к одним писателям, Крупин — к другим. И каждому было комфортно в своей компании, и каждый старался быть честен перед самим собой…

Но…

Кто из них поведет нас?.. Поведет… Но куда, куда идет этот путь? В светлое будущее? Или под ливень пуль и снарядов? А может, это одно и то же? Возможно, дорога к величию и будущему лежит через погибель.

С автоматом наперевес

Пролог

С раннего утра он уже не спал — болела правая нога, вернее,