Радио в дни войны - Михайл Самойлович Глейзер

в домах местных жителей висели солдатские фото в траурных рамках, на улицах ковыляли инвалиды, и жители выглядели хмурыми, пришибленными, но на улицах не было руин, пожарищ и иных примет, какие бросались в глаза в других городках на пути нашего наступления от Одера до Берлина.

Ранним утром, в лучах солнца и в обрамлении весенней зелени городок выглядел даже живописно. Тишина царила на его улицах. И вдруг она исчезла. Словно по тревоге поднялся расположенный здесь корреспондентский корпус 1-го Белорусского фронта. Из ворот выезжали автомашины и на предельной скорости мчались в сторону Берлина. «Что случилось? — гадали жители. — Ведь уже почти неделя, как утих гул войны в Берлине и рассеялась висевшая над ним кирпично-серая пелена. Неужели опять?»

Но на эти вопросы некому было ответить. Корреспонденты спешили. Их шоферы сосредоточенно возились у машин, которые сегодня должны были работать безотказно.

Нам сообщили, что предстоит подписание Акта капитуляции фашистской Германии. Нужно быть немедленно в пригороде Берлина — Карлсхорсте. Каждый корреспондент понимал, что предстоит событие, которому суждено занять особое место в истории.

Короток путь от Штраусберга до Берлина, но многое вспомнилось и передумалось в дороге. Настроение, конечно, приподнятое.

— Добили-таки фашистскую гадину!

— Верно было сказано: «Враг будет разбит, победа будет за нами!»

— А где этот Карлсхорст? Ты знаешь, Костя? — спрашивали мы нашего шофера.

— А вон едут друзья из «Красной звезды», за ними и будем держать…

При объезде воронки от крупной авиабомбы машину сильно тряхнуло. Никто не получил даже легкого ушиба, но все были встревожены. И эта тревога объяснялась особенностью нашего задания.

Еще в январе 1945 года было ясно, что победа над фашистской Германией — дело близкое. Об этом говорилось в новогодних тостах, это сердцем чувствовали в семьях фронтовиков, истосковавшихся по родным и близким. Это было видно по тому ликованию, которое вызывал в народе каждый новый приказ Верховного Главнокомандующего о победах наших войск в пунктах, все ближе и ближе расположенных на пути к Берлину.

Вот тогда в кабинете председателя Всесоюзного радиокомитета А. А. Пузина раздался телефонный звонок из Центрального Комитета партии. О чем шла речь, мы узнали полчаса спустя из приказа. В нем говорилось, что нужно увековечить важнейшие исторические события заключительного этапа Великой Отечественной войны. Увековечить в кинопленке, звукозаписи, живописи, музыке, литературе. Надо срочно послать журналистов на фронты. И в первую очередь на 1-й Белорусский. Радиокомитету поручено направить особую группу корреспондентов с наиболее совершенной звукозаписывающей аппаратурой. В состав группы вошли два корреспондента: М. Гус, писатель, бывавший в Германии до войны и знавший немецкий язык, А. Медников, литсотрудник редакции «Последних известий»; звукооператор А. Спасский, неоднократно записывавший на фронтах исторические события, и в качестве руководителя — автор этих строк, работавший тогда заместителем ответственного редактора «Последних известий» Всесоюзного радио. Группа получила звукозаписывающий аппарат «Престо» с запасом тонфолевых пластинок. В наше распоряжение выделили двухмоторный самолет и находившихся на 1-м Белорусском фронте военных корреспондентов Н. Ковалева и Н. Полосихина вместе с их шоферами и автотранспортом.

Напутствие было кратким:

— Пуще зеницы ока берегите вашу технику. Иначе ваша поездка потеряет всякий смысл. Не гоняйтесь за информацией о текущих событиях. Мы ее получим по ТАССу и по другим каналам. Главное — вовремя быть там, где будут происходить важнейшие события. Политуправлению фронта дано указание оказать вам всемерное содействие. Счастливого пути!

Наш путь на Запад начался с перелета Москва — Минск. Здесь нас взяла в плен на целую неделю погода. Потом удалось совершить перелет Минск — Лодзь, глянув сверху на страшные руины едва-едва оживавшей тогда Варшавы. В Лодзи военные с тревогой спрашивали нас:

— И вы собираетесь лететь до фронта на вашем безоружном самолете? Здесь же шныряют фашистские самолеты-разведчики.

Да, наш самолет был безоружным, но события на фронте торопили нас. Уже бои шли на плацдармах у Одера. Больше всего мы боялись опоздать в Берлин.

Однако после перелета Лодзь — Познань стало ясно, что дальше в самом деле лететь нельзя. Нам дали автомашину «додж», которая надолго стала нашим ковчегом. Ее-то и тряхнуло у воронки на пути из Штраусберга в Берлин.

— Тише, Костя! «Престо» поломаешь! — взывал Спасский.

— А кому нужно будет твое «Престо», если опоздаем в Берлин? — воскликнул Костя.

— Давайте и поспешать и аппаратуру беречь, — мудро посоветовал Гус.

Наш звукозаписывающий аппарат «Престо» был новеньким. Мы все очень берегли его. На ночлегах и привалах первой заботой было: куда спрятать «Престо» на случай бомбежки?

Костя лихо остановил «додж» среди множества других машин всех марок, представлявших богатую коллекцию.

— Большой международный сбор! — заметил кто-то.

И мы вскоре в этом убедились. Огромная разноязычная толпа стояла у серого двухэтажного здания под черепичной крышей на Цвизелерштрассе, где прежде помещалась столовая немецкого военно- инженерного училища. Сегодня здесь предстояло подписание Акта капитуляции фашистской Германии.

— А подписание еще не началось? — с тревогой спросили мы.

— Что вы! Еще не прилетели ни представители союзников, ни немецкая делегация! — ответили товарищи из советской администрации Карлсхорста, тогдашней резиденции маршала Г. К. Жукова. Снова потянулись минуты ожидания, казавшиеся нескончаемыми. Но нас тяготили не столько они, сколько опасение: не подвела бы аппаратура, не сорвалась бы запись исторического события… В пути до Берлина было много искушений, когда наши журналисты М. Гус и А. Медников порывались записать репортажи. Я берег аппарат, а иногда обстоятельства помогали беречь его. Например, захотелось записать репортаж о переправе на наши плацдармы через Одер. Комендант переправы отсоветовал: «Во время переправы тут стоит такой гам, что ничего у вас не получится».

И все-таки исключения из общего правила были. Уже неподалеку от Берлина мы встретили группу наших девушек, идущих пешком на Восток.

— Кто вы, девушки?

— Мы — полонянки. Нас только что освободили наши танкисты.

Очень захотелось записать репортаж именно под таким заголовком: «Полонянки». Спасский приготовил аппарат. Но девушки стеснялись, молчали. Наконец одна сказала:

Алексей Спасский — фронтовой радиооператор

— Я расскажу. Мне было четырнадцать лет, когда фашисты угнали меня в Неметчину. Там на рынке рабов меня купила толстая фрау. Сначала работала в хлеву, потом на кухне. Заметила, что у фрау есть радиоприемник. Когда фрау ушла в гости, я включила приемник и послушала Москву. Так мне удавалось слушать не раз. Однажды фрау застала меня у приемника. Она заорала: «Ах ты, русская свинья! Марш на кухню!» Когда она пришла на кухню, я схватила с плиты кастрюлю с горячим молоком и, плеснув на фрау, сказала: «Вот тебе, немецкая свинья!» Она взвыла и побежала к полицаям. Неделю