Огненный лес - Игнатий Иванович Бескромный

— Что тут решать, дело ясное.　

Распределили обязанности: старший Диковицкий стал командиром, его сын комсомолец Николай — комиссаром, а другой сын Андрей — начальником штаба.　

Так за Горынью возник, вероятно, первый в здешних местах партизанский отряд.　

Партизанская семья Диковицких, возглавившая отряд, пользовалась большой любовью и заслуженным уважением полесских партизан и населения. Николай Диковицкий предложил назвать отряд именем Александра Невского, который еще в древние времена не раз громил тевтонских псов-рыцарей.　

В боях с врагом отряд имени Александра Невского вырос в одну из самых сильных боевых единиц нашего соединения. Кконцу 1943 года он уже имел на своем счету до тысячи уничтоженных гитлеровских оккупантов.

ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ ПОДПОЛЬЯ

Партизанский край стал прифронтовым. С востока стремительно наступала Красная Армия. Отряды Ровенщины готовились к решительным ударам по врагу с тыла. «Рельсовая» война перенеслась на коммуникации, по которым противник откатывался на запад. А в стане врага в самом Ровно росли напряжение и нервозность.　

Повсюду оккупанты расклеивали угрожающие объявления и приказы. На дверях квартир были вывешены списки жильцов, скрепленные полицейской печатью. Запрещалось выходить вечером во двор, держать руки в кармане, идя по улице.

По городу патрулировали фельджандармерия и наряды войск СС. Проходили повальные обыски и облавы. Задержанных отводили на сортировочный пункт: одних отправляли в Германию, других — рыть противотанковые рвы на восточной окраине города. Многие дома контролировались агентами гестапо, которые, прикидываясь советскими военнопленными, старались установить связи с партизанами-подпольщиками. Провокационными действиями гестаповцам удалось схватить партизана Жору Струтинского.　

Квартира Ивана Николаевича Дубовского, до войны директора музея в Ровно, а в годы фашистской оккупации — опытного подпольщика, была подвальным помещением на глухой безлюдной улице Вартавой. Здесь проживала местная полячка Ядвига Павлюкевич, охотно выполнявшая обязанности связной у партизан. Она прописала Дубовского как своего родственника, якобы приехавшего из-под Вильно.　

Аресты в городе усиливались. Арестован Иван Луць — ближайший помощник руководителя ровенского подполья Терентия Новака. Об этом сообщила подпольщица Мария Жарская, которая работала на фабрике валенок с Терентием Новаком и Иваном Луцем. Арест Луца встревожил подпольщиков, тем более, что это был старый и опытный подпольщик.　

На следующий день Мария прибежала красная, взволнованная:　

— Арестовали Белого!　

Стало ясно, что гестапо напало на след организации. Под псевдонимом Белого скрывался подпольщик Федор Шкурко, один из руководителей подполья.　

— Нужно уходить немедленно, — сказал Дубовский и стал торопить хозяйку. — Надо уйти незаметно, на окне оставить знак, чтобы предупредить остальных подпольщиков.　

Пока подпольщики готовились, послышался топот солдатских сапог, стук прикладов.　

Что делать? Ведь накануне у Новака наметили очередное задание: взорвать железнодорожное полотно, проходящее через город.　

Что могло произойти? Был ли тот человек, которого Дубовский видел у Новака, честным и пал на посту, или он проявил малодушие? Может, он был провокатором?

В комнату врываются автоматчики, становятся у дверей, гитлеровский офицер проходит вперед. На спинке стула он замечает мундир офицера фашистской армии, который носил Дубовский. Секундное замешательство, а затем вдруг раздается: — Хайль Гитлер!　

Услышав фашистское приветствие, Дубовский отчетливо вспомнил слова Новака: «Наше оружие — это знание языка врага, спокойствие и маскировка. Так сказал мне в лесу полковник Медведев». И он спокойно ответил гитлеровцу. Тот уже корректно попросил предъявить документы. Они оказались в порядке. Визит гестаповцев окончен. На этот раз все обошлось благополучно. Подпольщики поспешили покинуть ставшую ненадежной квартиру. Вышли втроем: Мария, Ядвига и Дубовский.　

— Мария, сегодня тринадцатое число, — сказал Дубовский, — если верить, что оно несчастливое, то это только для фашистов.　

— Куда теперь пойдем? — спросила Ядвига.　

— Надо идти туда, где нет опасности… Пойдем к Огибаловым.　

Сестры Огибаловы — Мария и Татьяна — жили на окраине города по улице Белой. До войны они считались русскими, старшая, Мария, работала медсестрой в Тюткевичской больнице, младшая, Татьяна — педагогом. Они были уроженками города Харькова, а во время оккупации у них вдруг заговорила «немецкая» кровь их двоюродной бабушки. Ради безопасности и пайка они выхлопотали немецкие паспорта и стали немками. Неожиданному появлению трех подпольщиков они явно не обрадовались и во время беседы дали понять, что переночевать у них нельзя, они боятся.　

— Пойдем на Войсковую — в районе военгородка меньше бывает обысков.　

На улице Войсковой у Ядвиги была знакомая медсестра Янка. Молодая девушка, польская патриотка, всем сердцем ненавидела фашистских оккупантов.　

Открыв двери, она радостно бросилась на шею Ядвиге:　

— День добрый, день добрый!　

В комнате кроме Янки была хозяйка квартиры Дора и еще женщина.　

— Знакомьтесь, — сказала Янка, — моя начальница, доктор Козлова.　

Та встала и подала руку. Волевое лицо, подтянутость говорили о том, что Козлова военный врач. Она говорила мало, фразы были лаконичны. Быстро познакомились, завязался оживленный разговор на польском языке. Говорили о последних городских новостях, вспоминали различные истории. Беседу поддерживал и Дубовский.　

Время от времени Янка обращалась к доктору Козловой. Она говорила с ней по-русски.　

Вы знаете, — сказала она, — я хочу постирать белье и убрать квартиру. Вы не дадите мне освобождение на три дня? Надеюсь, гитлеровцы немного потеряют.　Хорошо, — ответила Козлова. — Какой диагноз вам написать?　

— Напишите «грипп», этого будет достаточно.　

Козлова достала из сумки чистые бланки медицинских карточек с большой печатью и начала писать.　

«Вот бы мне достать такой документик, — подумал Дубовский, — но как его у нее выпросить?»　

Просить при всех было неудобно. Дождавшись, когда Козлова пошла на кухню, Дубовский вышел за ней и заговорил на чистом русском языке:　

— Я партизан, подпольщик. Идут аресты, и я скрываюсь. Напишите мне освобождение на несколько дней и дайте пару рецептов.　

Доктор была ошеломлена, побледнев, она вошла в комнату, села за стол, руки спрятала под стол, скрывая волнение. Кто он, этот человек? Одет в фашистский мундир, говорил по-польски, теперь заговорил по-русски? А если это гестаповец? Козлова не спешила с ответом. Снова вышла на кухню, стараясь встретиться с Янкой. Ей это удалось, затем она подошла к Дубовскому и тихо спросила:　

— На какую фамилию вам написать?　

Дубовский назвал свою настоящую фамилию, так как других документов при себе у него не было.　

Козлова быстро выписала медицинскую карточку и рецепты и передала их Дубовскому. Он поблагодарил ее и стал собираться. Оставаться ночевать у Янки было опасно, тем более, что хозяйка дома болезненно переживала всякие посещения своих жильцов кем-то посторонним. Вечером она сама проверяла их комнаты и предупреждала, чтобы у них никого не было.　

Прощаясь, Янка посоветовала пойти к сестре Аде. Медсестра Аделина имела собственный дом, жила на окраине города в районе Грабника, часть