Расплата - Максим Геннадьевич Щербаков

сторонке), сухое горючее, офицерская линейка, циркуль, транспортир, укрывной тент и два румяных яблока. Из комнаты вышли плотная женщина в пограничной форме, худой маленький с ежиком на голове и еще один старший и самый высокий с погонами майора, двойным подбородком и недовольным лицом, как у министра иностранных дел. Я стоял посреди комнаты и вдевал ремень в шлевки штанов, когда двойной подбородок вернулся.

— Так вы не военный?

Из-за стола с любопытством выглянула мышь.

— Нет, к сожалению.

— Печально, печально.

Подбородок окинул мои вещи недоверчивым взглядом.

— Добровольцем, говорите?…

Один его глаз посмотрел на меня подозрительно, а другой проткнул мой бронежилет, оценивая класс бронеплит и дизайн противоосколочного фартука. За дверью собрался оперативный отдел. Подбородок печально по-детски оттопырил губы, глядя на бронежилет, а в глазах его заиграли странные огоньки.

— Даже не знаю, как тут быть.

Мышь покачала головой, улыбнулась. Грустно. А подбородок продолжал. Он повторил, что не знает, что со мной делать, что на средства бронезащиты должны быть документы, что моя история звучит крайне (он сделал ударение на этом слове) неправдоподобно и что ему нужно посоветоваться. Мы с мышью переглянулись. Она вздохнула и медленно побрела вдоль стены вон из комнаты. А я остался. Тут в комнату вошел человек с живыми умными глазками и погонами подполковника. Он коротко расспросил меня, как долго и на каком участке фронта я находился, задал несколько вопросов о машине, которую мы передали в подразделение капитана, на прощанье метнул в сторону подбородка короткий недобрый взгляд и через пять минут меня отпустили.

— Здоровеньки булы, — ядовито произнес таксист, оценивая размеры моего рюкзака, и назвал сумасшедшую цену. Вместе со мной в машину сели две украинские женщины и мы доехали до вокзала в Таганроге. Оттуда на электричке я добрался до Ростова на Дону и пересел на поезд до Москвы.

Светлый уютный плацкартный вагон. За окном начиналась мирная жизнь. Мимо вагона прыгнула железнодорожная будка, выкрашенная бело-голубым с полной стрелочницей в оранжевом жилете с жезлом и чашкой. Вдоль железной дороги пролетели два оболтуса с ранцами. У переезда замерла вереница машин и какой-то человек, стоя у капота Газели и провожая взглядом поезд, уносящийся к таинственной и далекой Москве, закурил. Неопределенная тревога беспокоила человека. Случилось так, что с недавних пор дроссельная заслонка в Газели стала дурить, а за новую в магазине запросили бессовестно много. К тревоге примешивалась невыразимая тоска. Тоска от надвигавшейся осени. Дернул черт связаться человека с пристройкой и ведь как назло словно взбесились продавцы стройматериалов и взвинтили на товары цены. Но крышу закончить надо — без крыши зимовать не будешь! В тоску добавились слухи о возможной мобилизации и тоска с тревогой окончательно отравили человеку жизнь. Тут правда человек подумал, что уж наверное в Москве знают, как распутать эту петрушку. Они наверняка все просчитали. Но мысль была какая-то не очень убедительная и полностью тоску с тревогой не разогнала. Тут самый крепкий мозг свихнулся бы от таких мыслей. Ну их к дьяволу!

Переезд скрылся за поворотом и я подумал, что очень скоро учителя и бухгалтеры, водители Газелей, такие, как этот человек, продолжат свой путь туда, где наша армия уже заплатила реками крови, тысячами лучших жизней за преступные ошибки генералов и нашего главнокомандующего. Настал наш черед платить за безучастный безответственный выбор слабой пораженной неизлечимыми недугами власти, за преступное безразличие к судьбе своей страны.

Москва. 2022 год