Тайны и герои 1812 года - Арсений Александрович Замостьянов

вылазку из крепости и атаковал русские позиции. Принц Шарль-Жозеф де Линь, австрийский генерал, союзник, подозвал Кутузова к амбразуре, чтобы наблюдать за действиями неприятеля. Кутузов сделал несколько шагов навстречу де Линю — и вдруг схватился за лицо. Ружейная пуля поразила его в щеку… Он даже успел пошутить, пожурив принца: «Что заставило тебя подозвать меня к этому месту в сию минуту?». Многие тогда похоронили Кутузова. Его быстрое исцеление стало медицинской загадкой. Наиболее реалистично описал то ранение Филипп Синельников — первый биограф Кутузова: «Пуля прошла навылет из виска в висок позади обоих глаз. Сей опасный сквозной порыв нежнейших частей и самых важных по положению височных костей, глазных мышц, зрительных нервов, мимо которых на волосок чаятельно расстоянием прошла пуля и мимо самого мозга — после излечения не оставил других последствий, как только что один глаз несколько искосило».

После двух опасных ранений в голову правый глаз полководца видел слабо, веко его не двигалось. Но никакими повязками он глаз не прикрывал. В повязке фельдмаршал появился только в кинофильме Владимира Петрова «Кутузов» (1944). Актёры Алексей Дикий создал колоритный образ одноглазого полководца, который принялись тиражировать и художники. На самом деле, до 1805 года повреждённый глаз сохранял зрение. А потом стало хуже. И Кутузов приказал приготовить ему мазь точь-в-точь по какому-то старинному рецепту из лечебника. Доктора отговаривали его, но переспорить не могли. После употребления мази правый глаз вовсе перестал видеть. Но Кутузов не пал духом, а произнес глубокомысленно: «Тем лучше, я только ускорил то, что со временем последовало бы неминуемо».

Дипломат

С 1793-го Кутузов год служил по дипломатической линии: русским послом в Константинополе. Екатерина не ошиблась, разглядев в Кутузове дипломата. Кстати, Кутузов, ещё чуть ли не под Измаилом, по примеру Суворова, стал изучать турецкий язык, «дабы в переговорах с крымцами и турками по охране побережья Крыма все наивозможнейшие пользы извлечь».

Не в последний раз Кутузов последовал русской пословице: «Тише едешь, дальше будешь». Путешествие в Константинополь затянулось на долгие месяцы — и за это время Кутузов успел получить сведения о состоянии турецких крепостей, о настроениях местного населения. Ему еще не раз предстоит воевать в этих краях. Столь многочисленного посольства история русско-турецких отношений не знала. Среди сотен разодетых офицеров легко могли затеряться военные разведчики.

Миссия русского дипломата в Османской империи — дело опасное. Не раз оно оборачивалось тюрьмой, случались и расправы. В то же время не было более ответственной дипломатической задачи, чем подтверждение недавних завоеваний. Поэтому назначение в Константинополь храброго и расторопного генерала не выглядело авантюрой.

Сразу после прибытия Кутузова в турецкую столицу визирь преподнес ему подарков на 10 тысяч пиастров. Кофейная чашка, украшенная алмазами и яхонтами, табакерка с бриллиантами — неслыханная щедрость… Михаил Илларионович демонстрировал туркам восхищение: казалось, что для него и впрямь нет ничего важнее дорогих безделушек! Это входило в его замысел: усыпить переговорщиков, представить себя легкомысленным барином. Османы не позволили себе никакой мстительности по отношению к недавнему врагу на поле брани, который превратил в руины неприступный Измаил. Если прежнему послу князю Николаю Репнину, выделялось на содержание 400 пиастров, то Кутуз-паша получил 600 пиастров. Из дома открывался прекрасный вид на Босфор: «увидя, не рассмеёшься, а заплачешь от чувства и нежности».

Тут-то и пригодились его артистические способности. Кутузов показал себя мастером непринужденного притворства. Ему быстро удалось отвоевать несколько позиций. «Дипломатическая кариера сколь ни плутовата, но, ей-богу, не так мудрена, как военная, ежели ее делать как надобно» — сообщал Кутузов жене. Ему легко давались политические игры. Дипломаты не едят мясо сырым и не открывают истинных намерений. Политика состоит из полутонов и компромиссов. В Стамбуле посол, производивший впечатление сибарита, стал всеобщим любимцем. И министры, и великий визирь, и даже султан Селим III любили проводить время в его компании. Рейс-эффенди (по нашему — министр иностранных дел) Рашид-Мустафа считался неисправимым скептиком с вечной маской желчного недовольства на лице. Но в обществе Кутузова и он оттаивал.

В турецкой верхушке таилось немало «подводных камней», в которых Кутузов видел свою потенциальную опору. Матерью султана Селима III была Михри-шах (1745–1805), дочь православного священника из Грузии, похищенная и проданная в султанский дворец. Одно из ее прозвищ в Турции — Гюрджю Гюзели, грузинская красавица. Она оказывала заметное влияние на политику, считалась покровительницей исламского просвещения, строили мечети и медресе, но русский генерал рассчитывал, что в ее душе сохранилась и любовь к утраченной родине. К тому же, Михри-шах говорила по-русски. Кутузов послал ей щедрые подарки, и «султан внимание сие к его матери принял с чувствительностью», то есть — благосклонно. Возникла даже легенда о визитах

Кутузова в султанский гарем… А он обходился без опасных авантюр и умел действовать на расстоянии.

Немалую роль в экономической жизни Османской империи играли купцы-армяне. Как правило, они принимали Ислам, но — с разной степенью искренности. Кутузов использовал и их. В результате даже в стамбульских кофейнях (а они в те времена замещали туркам радио и интернет!) ощущалось влияние русского посла. Главное, что Кутузов подготовил почву для военного союза с турками против революционной Франции.

«Иди, спасай!» Ты встал и спас…

В эпоху «дней Александровых» Кутузов знавал и взлёты, и падения. То столичный губернатор, то опальный помещик, то главнокомандующий, знававший и победы — как при Амштеттене в 1805-м или в турецкой кампании 1811 года, так и поражения — как при Аустерлице, когда Наполеон показал себя неотразимым тактиком. Но главное испытание ожидало его на закате жизни.

В первые дни Наполеоновского нашествия Кутузова избрали начальником Петербургского, а затем и Московского ополчения. А 17 (29) августа 1812-го в селе Царёво-Займище Смоленской губернии он принял армию от Михаила Барклая де Толли и стал главнокомандующим. Пушкин разгадал суть того исторического жребия:

Когда народной веры глас Воззвал к святой твоей седине: «Иди, спасай!» Ты встал — и спас.

Народная вера! «Старый лис Севера» продолжил «скифскую войну», продолжил отступательную тактику Барклая. Но народное восприятие Кутузова заслоняло реальный характер фельдмаршала: сам его образ вдохновлял на бой. “Кутузов приехал!. солдаты, офицеры, генералы — все в восхищении. Спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством”, - вспоминала об этом дне Надежда Дурова, легендарная кавалерист-девица. Когда тучный седой генерал верхом выехал к армии — над его головой пролетел орёл. Кутузов обнажил голову и поприветствовал воинственную птицу. «Ура!», — грянуло до самого неба. Армия увидела в орлином полёте предзнаменование победы. «С такими молодцами — и отступать?» — громогласно воскликнул