Колокол Нагасаки - Такаси Нагаи

Мы похоронили Ямаситу и четверых ее подруг. Но можно ли, правильно ли прощаться с людьми вот так, без подобающих ритуалов? У нас не было цветов, которыми можно было бы украсить их могилы. Я сделал небольшую надпись карандашом на деревянной дощечке и положил рядом.

Вокруг нас ходили родственники сотрудников и студентов университета, которые поспешили сюда отовсюду, как только узнали о трагедии. Они бродили и звали своих близких. Всякий раз они бросались ко всем, кто хотя бы немного походил на тех, кого они отчаянно искали. Иногда они наталкивались на выжившего однокурсника сына или дочери, и тогда слезы и горе обрушивались на них. Я присоединялся к ним в поисках и разделял их горе. Большинство из них так и не нашли тел своих близких. Услышав, что их сын или дочь, должно быть, погибли в такой-то аудитории, они отправлялись туда, подбирали разбросанные обугленные кости и молились. Иногда они находили тела настолько обезображенные, что их невозможно опознать. Только по какой-то незначительной детали они понимали, кто это мог быть. В состоянии ступора они стояли над обретенными останками, не в силах даже плакать.

8. Центр помощи на горе Мицу

К северу от Нагасаки возвышалась красивая гора. На карте она обозначалась как Куродакэ, но местные называли ее Мицуяма, что значило «Гора с тремя вершинами». За хребтом расположилась долина с источником, который еще с древних времен славился своими целебными свойствами для лечения ожогов. Местность вокруг источника жители именовали «Шесть тарелок Коба-Рокумайита», и в эпоху Тайсё[55] там открылась небольшая гостиница.

Полагая, что источник пригодится для лечения бесчисленных раненых и пострадавших от атомной бомбардировки, мы решили создать пункт медицинской помощи именно там.

* * *

Утром 12 августа с разбитыми сердцами мы покинули Ураками и направились в долину «трех гор». Попрощавшись с миром пепла, мы переместились в мир совершенно иной. Какое разительное изменение! Небо здесь было голубым, как драгоценный камень, а в окружающей нас природе пульсировала жизнь. Временами мы устраивали привалы, чтобы вдохнуть полной грудью и с глубоким выдохом изгнать из легких пыль войны. Добравшись до места, мы были приглашены хозяевами в один из домов, который стал временным пунктом медицинской помощи. Но прежде, чем приступить к работе, мы пробрались через лес и спустились к горному потоку, который шумел в долине. Оставив одежду на камнях, мы погрузились в кристально чистую воду и вверили наши уставшие тела живой воде. Камни нам стали подушками, вода – одеялом. Наше блаженство охраняли берега, круто поднимавшиеся с обеих сторон, а над нами деревья скрестили зеленые ветви. Пение цикад напоминало звуки дождя, в то время как по узкой полосе синего неба дрейфовали белые облака.

Я вспомнил стихотворение, которое сочинил на фронте[56]:

Я сегодня жив,

Ощущаю всем телом

Драгоценность – жизнь.

Я повторял эти строчки снова и снова.

Выйдя из воды и вытершись, я, к своему удивлению, увидел, что правая сторона моего тела покрыта многочисленными мелкими порезами. Скорее всего, они были нанесены разлетевшимися от взрыва осколками стекла. Теперь, когда я обнаружил эти раны, пришла боль. Постирав запачканную кровью одежду, я расстелил ее на камнях, а сам лег спать в тени зеленого дерева. Впервые с момента взрыва я наслаждался глубоким сном.

Проснувшись, услышал, как посапывают медсестры. Должно быть, они исчерпали весь запас сил за эти дни. В тот вечер мы ходили по домам, навещали больных и лечили их раны. Сначала мы посетили Окамуру, деревенского старосту, и нашли его лежащим в кровати с серьезными травмами. Он сообщил, что количество раненых, бежавших из города и пришедших в деревню, не поддается исчислению.

Затем мы направились в дом трудолюбивого фермера Таками. «Более ста человек, спасаясь бегством из Нагасаки, останавливались в нашем доме», – сказала его жена, вытирая пот со лба и нарезая десять или одиннадцать тыкв нам на ужин.

Один за другим тяжелораненые умирали. Сегодня, как и каждый день после взрыва, Таками вышел из дома рано утром, чтобы выкопать свежие могилы.

Было много раненых из средней школы для девочек, вместе с ними был и директор школы. Мы видели, как они спали под противомоскитными сетками.

Многих пострадавших принесли сюда с места взрыва, не оказав никакой медицинской помощи. Кто-то просто прикрыл раны кусочками ткани, оказавшимися под рукой. У многих порезы и ожоги гноились, и, когда мы снимали самодельные повязки, прилипшие к плоти, гной лился с тошнотворным зловонием. Обрабатывая края ран лизолом, чего только мы не находили в самих ранах: кусочки штукатурки, осколки, щепки от раздвижных дверей. Хотя мы уже привыкали к таким повреждениям, все равно каждый раз вздрагивали от их вида.

У меня была лишь одна серьезная рана. У многих – по десять или двадцать. Но у некоторых несчастных насчитывалось сто и более повреждений. Работа с одним пациентом – обработка раны, удаление осколков, нанесение лекарства, наложение швов, перевязка – занимала много времени. Ожоговые поверхности также были в ужасном состоянии. Большие лоскуты кожи отслаивались, обнажая дрожащую плоть, причиняя невыносимую боль. Чаще всего бывали обожжены лица, грудь или руки. Иногда лицо настолько опухало, что человек едва мог говорить.

В некоторых случаях, не дождавшись медицинской помощи, пациенты занимались самолечением и прибегали к народным средствам. Те, кто использовал масло, часто шли на поправку. Однако во многих случаях люди прибегали к помощи измельченного картофеля или кожуры тыквы, а иногда просто присыпали раны землей. Последствия такого лечения приводили в ужас. Мы дезинфицировали такие раны особенно тщательно и настоятельно рекомендовали пациентам использовать горячие компрессы с водой из источника.

Разобравшись с пострадавшими в одном доме, мы пробирались через поле к следующему. Издалека видя москитную сетку, мы понимали, что за ней ожидает нашей помощи очередной несчастный, и это знание придавало нам стойкости и выносливости.

К десяти часам вечера мы завершили работу в районе Инуцуги и, стараясь избежать опасных встреч с ядовитыми змеями, отправились по горной тропе обратно в наш центр в Фудзи-ноо. Трава уже покрылась росой, и повсюду стрекотали насекомые. В небе бродила Большая Медведица, а над горой Мицуяма во всем великолепии блистало созвездие Скорпиона. Прошлой ночью, когда я видел Антарес из своего укрытия в Ураками, он дрожал в зловеще-красном свете; а сегодня, когда я наблюдал за звездой из долины покоя, я ощутил чувство близкого родства.

Все растворилось в тишине. Перед глазами один за другим мелькали лица погибших коллег. С