Русские парижане глазами французской полиции ХVIII века - Александр Фёдорович Строев

проживала в Париже в 1787–1789 гг., она уже давно вышла из нежного возраста. Возможно, соотечественники помнили о скандальных похождениях бывшей любовницы великого князя Павла Петровича, за которые в России ее прозвали «petite-maîtresse», но полиция о них не упоминает.

Графиня Разумовская шила платья у Розы Бертен, модистки королевы Марии-Антуанетты. Русские аристократы много заказывали в кредит, поднимали престиж заведения, но платить не торопились и, увы, способствовали его разорению. Как показала Ксения Бордэриу, долги числись за 21 русским, в том числе за теми, кто появляется в донесениях полиции. Это, в частности, графиня Екатерина Строганова, графиня Прасковья Брюс, княгиня Мария Барятинская, Варвара Кошелева, баронесса Варвара Юлия фон Крюденер и Мария фон Круз. Кроме того, самые важные клиентки, такие как великая княгиня Мария Федоровна, не приходили сами, а пользовались услугами комиссионеров. Сумма, которую задолжали русские, составила 300 000 франков – 20% от всех неоплаченных долгов[96].

Лечение

Другая забота русских, мужчин и женщин, – лечение, ибо европейская медицина была намного лучше отечественной. Князь Кантемир ездил на воды в Аахен в 1741 г. и в Пломбьер в мае 1743 г. Денис Фонвизин приехал с супругой в Монпелье, дабы избавить ее от солитера, и лечение прошло удачно[97]. В 1774 г. князь Александр Белосельский отправляется не мешкая из Парижа на юг Франции лечить легочное заболевание. Так же поступили Иван Мелиссино и его жена Прасковья в 1779–1780 гг. Что до графини Софьи Разумовской, то она останавливалась в Париже между поездками в Монпелье и на воды в Бареж. Курорт в Верхних Пиренеях привлек также в 1784 г. княгиню Анну Шаховскую, князя Николая Путятина и его жену Елизавету.

Но, конечно, больше всего русских притягивает курорт в Спа. Своей славой он обязан Петру І, который пил там целебные воды (и, добавим, не только их) после своего пребывания в Париже в 1717 г. Город Спа, «европейское кафе», расположенный в нынешней Бельгии, стал светским местом во второй половине XVIII века. Там необходимо было показаться летом всем европейским знаменитостям, включая коронованных особ[98]. Там поддерживались полезные знакомства и завязывались приятные, туда в сезон приезжали картежники (в том числе Джакомо Казанова), девицы легкого поведения (как в «Игроке» Достоевского) и, отметим особо, высокопрофессиональные врачи[99].

Спа лечит, Париж калечит. Танцовщицы-чаровницы опасны не только для кошелька, но и для здоровья приезжих. Поскольку всякий знатный чужеземец обязан изведать тайные прелести галантного мира, многие русские после первого посещения Парижа возвращаются снова, уже для лечения венерических заболеваний: князь Михаил Долгорукий в 1774 г., князь Андрей Белосельский и Василий Зиновьев в 1776 г., Александр Самойлов в 1780 г.

Путешествия образовательные и мистические

Дидро уверял Екатерину ІІ, что «Париж – место погибели для всякого юнца, оставленного без присмотра»[100]. Русских недорослей посылали учиться в сопровождении наставника, нередко группами, в немецкие университеты[101], в Лейден или в Страсбург[102]. Этот город представал как удачный компромисс между немецким порядком и приятностью французской жизни. Затем юноши отправлялись в Париж, где совершенствовали знание французского, светских обычаев и мод, заводили полезные знакомства[103], а после путешествовали по Европе, прежде чем вернуться на родину. Лучшие из них стали частью европейской элиты и сделали блестящую карьеру в России.

Как мы уже отметили, к сожалению, нет полицейских донесений о жизни студентов во Франции в царствование Петра І, ни слова об учебе Василия Тредиаковского[104]. Однако известны фамилии русских гардемаринов, подготовленных в Бресте и Тулоне в 1717–1722 гг., и можно найти сведения об их жизни и об их долгах в Национальном архиве в Париже и в Портовом архиве Тулона[105].

В донесениях за 1774–1791 гг. значатся 55 юношей, прибывающих в Париж в сопровождении наставников. Обычно они не учатся официально в Сорбонне, а посещают отдельные лекции. Именно в Париже Головкины, Строгановы и Голицыны находят наставников для своих сыновей. Александр Строганов использует масонские знакомства: Жильбер Ромм так же, как он, состоит в знаменитой ложе «Девять сестер», объединявшей цвет французской культуры[106]. Другие предпочитают нанимать швейцарцев, слывущих честными и порядочными[107]. Напомним, что Фредерик-Сезар Лагарп был масоном и посвятил юного Ланского во время путешествия по Италии.

В донесениях значатся 13 прибывающих в Париж из России врачей и студентов-медиков, но обучались они в Страсбурге и Лейдене. В их числе будущие профессора Московского университета, Московского врачебного училища и Санкт-Петербургского медико-хирургической академии Александр Шумлянский, Мартын Тереховский, Феодосий Курика и Федор Политковский.

С 1760 г. Императорская академия художеств в Санкт-Петербурге, основанная Иваном Шуваловым в 1757 г., отправляла своих лучших учеников в Париж в качестве пенсионеров, начиная с Василия Баженова и Антона Лосенко. В 1767 г. Дени Дидро и князь Дмитрий Голицын, посланник России во Франции (1763–1767), взяли молодых русских художников под свою опеку. Они читали им свои статьи об искусстве[108], устраивали их в ученики к парижским живописцам, скульпторам и архитекторам, в том числе к Жану-Батисту Пигалю, Франсуа Буше, Жану-Батисту Грёзу и Франческо Казанове[109].

Князь Дмитрий Голицын ссужал пансионеров деньгами, приглашал их обедать к себе. Дидро наставлял их. После того как в 1768 г. Голицына перевели посланником в Гаагу, философа попросили ежеквартально представлять отчеты о нравах и успехах учеников.

Зиму 1773–1774 гг. в Петербурге Дидро провел в беседах с царицей и предложил ей поместить всех пансионеров в отдельный дом наподобие Французской академии в Риме и обучать их там, дабы оградить от парижских соблазнов, или напрямую отправлять их из России в Италию. В итоге наблюдение за пансионерами поручили бывшим профессорам петербургской Академии художеств архитектору Жан-Батисту Валлену де ла Моту и скульптору Николя-Франсуа Жилле. Внимание полиции они не привлекают. В донесениях за 1774–1789 гг. появляются лишь архитектор Михаил Ветошников, художник Иван Ерменёв, гравер Гавриил Скородумов и скульптор Гавриил Замараев.

Зато в донесениях упоминаются 82 студента родом из Лифляндии и Курляндии, по всей видимости реально существовавшие. Однако все донесения написаны по шаблону: молодой дворянин из хорошей чиновной семьи, обычно после обучения в Лейпциге, следует в Орлеан, где находятся его родственники и сограждане, дабы пробыть там от четырех месяцев до года, выучить лучше французский язык, попрактиковаться в фехтовании и верховой езде, а затем вернуться в Париж, чтобы набраться в обществе хороших манер, принимая участие в увеселениях. Однако ни одного упоминания об их возвращении в Париж в донесениях нет, а посему поразительное сходство донесений заставляет усомниться в добросовестности осведомителя.

В XVIII столетии образовательные путешествия по Европе зачастую соединяются с масонской инициацией. Одним из первых в масоны во Франции был посвящен Семен Нарышкин. В царствование Анны Иоанновны он уехал во Францию и жил там под чужим именем, брал частные уроки в Париже, а также был посвящен в 1737 г. в ложе «Кусто-Вильруа», куда его принял второй наблюдатель ложи, банкир, богатый финансист Кристоф-Жан Баур[110]. После многомесячного отсутствия Нарышкин возвращается в Париж из Италии в октябре 1740 г. и вновь берется за учебу. Полиция отмечает, что он усиленно занимается математикой, посещает иезуитов и часто видится с преподобным отцом Луи-Бертраном Кастелем, знаменитым ученым, изобретателем клавесина для глаз, иными словами, цветомузыки[111]. Знатность и масонские связи позволяют ему жить на широкую ногу в столице. Осведомители отмечают, что он ежедневно видится с Бауром, который также ведет денежные дела князя Кантемира. Уверяют, что банкир ссудил Нарышкину миллион. По всей видимости, именно Кристоф-Жан Баур свел Нарышкина с другим влиятельным банкиром, Пьером Корнманом[112]. После воцарения Елизаветы Петровны Нарышкин был назначен посланником в Англии (1741–1743), а по возвращению в Россию стал генерал-аншефом и обер-егермейстером.

Другие русские юноши отправляются в путешествие в сопровождении наставника, опытного масона, посредника