Н. Денисов - Огненный крест

Ладно.

На канадском острове Ньюфаундленд, а затем в ирландском Шенноне, где приземлялся самолёт, рыбачки вновь пополнили запасы спиртного, а в Москве, после нескольких томительных часов перелета, я с удивлением узнавал и не узнавал их хмуроватую, но уже вполне внятную ватагу, толпящуюся на выдаче багажа и нагружающую советские тележки аэропорта Шереметьево – всевозможными упаковками, коробками с нарисованными на них магнитофонами, «видиками» и прочей электроникой, конечно, купленной на валюту в загранке, электроникой, только начавшей проникать в рядовую отечественную торговлю.

Своё помню, недавнее.

Знакомое моряцкое дело.

Дома, значит...

Москва, Москва…

Катил с какой-то кодлой воровской,Такси летело с дьявольским нахрапом.И шеф довез до самой до Тверской,И три «куска» потребовал на лапу.

«Из-за бугра? – он нагло подмигнул,Такие шмотки – шкары и рубашка!»Я, не торгуясь, молча отстегнул,Он сыто взял хрустящие бумажки.

Москва, Москва! Имея рупь да грош,В былые дни дельцу не дался б в руки.Теперь вздохнешь, как лазаря споёшь:«Москва, Москва, как много в этом звуке!»

Куда же делась, словно испарясь,Родная речь, привычная для слуха?Полезло всё: распущенность и грязь,Блатной жаргон и крайняя разруха.

Вот эта с торбой – чья-нибудь жена,И этой – чей-то! – с нищей коркой хлеба.А были ж реки, полные вина,Златые горы всяких ширпотребов.

Мельчает всё. И в сутолоке дняМелькают чаще мелкие офени.Один из них и вычислил меня,Интеллигентно ботая по фене:

«Державы нет! И нам придёт хана,Коль правят бал шныри и вертухаи.Нужна РУКА! Но нет и пахана.И весь расклад. Природа отдыхает».

Москва, как и месяц назад, представала во всем своём перестроечном виде – с шумными дискуссиями помятых личностей возле газетных киосков, с разбойными «мордами» и «харями» бичей-бомжей, уже не боящихся дневного света, кучкующихся мелкими ватажками в подворотнях, в гадюшных «аппендиксах» подземных переходов, «соображая» и «скидываясь» на пузырь одеколона или на какой-нибудь спиртовый аптечный настой боярышника или чеснока. Шипением лопнувших автошин змеилась еще не смелая ругань пожилых в адрес возникшей подобием бурьяна на пепелище многостраничной желтой прессы – с голыми грудями, пупками, глянцевыми задницами. Рядом же, чаще на ступеньках тех же уличных подземных продуваемых пеналов, стояли боевые, с протестными взорами тётеньки – с пачечками газет потоньше официальных и коммерческих изданий, с листовками, уже затвержденными в народе как патриотические, перестроечными властями не поощряемые.

В одном из переходов на улице Горького Тверской – пугающее для советского взора и сознания – крупно выпирало четверостишие, «заимствованное» у поэта-декабриста Одоевского. Черным фломастером – по серому бетону:

Товарищ, верь, пройдет она,Так называемая гласность!

И вот тогда госбезопасностьПрипомнит ваши имена.

Не замазано, не стерто: гласность.

Из неглубоких, но тусклых этих подземок, заживших вдруг обновлением, доносились те же, что и месяц назад, мелодии скрипок и аккордеонов. Кто-то интеллигентно и часто вполне профессионально пел. Чаще трогательные классические романсы. Прохожие так же бросали поющим и играющим в растворенные, будто крокодильи пасти, футляры инструментов мелочь, рублевки, а то и что покрупней из бумажных купюр. Еще советские деньги, как окажется в скорый срок, доживавшие свой век.

Еще Москва была облеплена, будто засижена мухами, предвыборной агитацией. И сама она, столица, выглядела, будто раскрытый дом, где распахнуты все двери; ходят, распоряжаются в доме, кому не лень. На президентских выборах в России, ясно, победит Ельцин. Он уже не ездит напоказ в драном трамвае в Елисеевский гастроном за куском говядины, не стоит – потом это назовут «пиаром» в очереди в поликлинике. Он глава парламента, легитимен, важен и многими любим.

И у меня пока большой злости к Ельцину нет. Но голосовать, как и прежде, за Бориса не буду, хоть он вроде как земляк – родом из соседнего с Тюменью Свердловска, из какой-то там уральской деревни Бутка. Но у меня решено в представлении и предчувствии: не та «рука». В разведку бы с ним не пошел!

Интуиция, «понимаешь».

Перед старинным с колоннами особняком Союза писателей РСФСР, на Комсомольском проспекте, в Хамовниках, груды строительного мусора, кусков кирпича и бетонных кусков с торчащей гнутой арматурой. Затеян ремонт. К месту или ни к месту? Окажется, что – кстати. В августе и сентябре, после «путча» и фактической смены власти, то есть воцарения демократов, сие станет восприниматься, как протестная и защитная баррикада. Чем-то она послужит делу борьбы, когда, едва не в р-революционных кожанках, картавые деятели из районной префектуры (что-то типа новоявленного ревкома?!) внаглую заявятся отнимать собственность у русских писателей.

Не выйдет!

Я тогда прилечу в Москву опять, как раз после «путча». Какие-то события улягутся неким образом сами, а здесь еще – по коридорам и этажам Правления СП – стоять будут запахи жареной картошки и щей: оставшиеся после пленума писатели станут продолжать нести караул свой от наглых посягательств на дом новой власти, днюя и ночуя в доме (с вылазками в магазин), осваивая на ходу навыки коков и кондитеров, будто на затёртом в паковых льдах, дрейфующем судне.

Приеду я тогда с конкретным предложением по венесуэльской библиотеке госпожи Меликовой. К той поре один прогрессивный директор совхоза из Казанского района нашей Тюменщины с жаром воспримет моё предложение – принять у себя в хозяйстве сей дар бесценный! Вы, мол, только привезите эти книги в Ленинградский, скажем, морской порт, а я, мол, «хоть состав железнодорожный организую, чтоб доставить дар в библиотеку сибирского совхоза!» Директор из мужиков крепких, едва не стучал себя кулаком в грудь. И особенно занятно звучали слова про «железнодорожный состав»: вероятно, теперь это возможно?!

Все это неведомо и впереди. А книги «стоят у меня в голове» неотступно – с того еще каракасского дня в квартире Лидии Михайловны, где за окном гудели авто и сверкало зазывной рекламой интимное, для желающего народа, заведение с красным фонарём. А мы рассуждали о том, как в будущем переправить в Россию богатейшую библиотеку Лидии Михайловны Меликовой, собранную практически в течение всей её заграничной жизни.

И вот сейчас главным делом мне хочется поговорить с первым секретарем Союза писателей, в недавнем прошлом капитаном даль него плавания Борисом Романовым. О книгах этих. Обещал же Лидии Михайловне – сразу решить в Москве вопрос передачи её библиотеки – «афганцам или в какой колхоз». Борис Степанович, как старый моряк, имеющий связи в пароходствах, смог бы, наверное, договориться, чтоб первой морской «оказией» взять на борт сухогруза иль танкера венесуэльский контейнер. Но нет Степаныча. Лето. Большинство литературного начальства в отпусках. Подождем лучшие осенние времена...

Эх, не выйдет эта «затея» – потом, при демократической власти. Но пока порыв мой одобряют московские друзья – поэты Леня Вьюнник и Володя Фомичев, к которым я заявляюсь с загранконьяком, купленным в каракасском «сарае». Леня, сам моряк, как и я, обошедший полмира, соглашается, что «Борис Степаныч – может решить, надо подождать...»

Фомичев снабжает меня несколькими новыми номерами своей газеты «Пульс Тушина». Газета уже гремит по всей Руси Великой! Дает жару, что называется, редактор и его авторы! Такой гласности нет и в моей «Тюмени литературной»! Главенствует в «Пульсе» – Русский вопрос. Владимир Тимофеевич говорит, что воцарившиеся в перестроечных структурах сионисты долго не потерпят такой гласности. Уже обкладывают издание доносами, подмётными письмами. Это ОНИ умеют.

Москва, Москва... В магазинах – шаром покати. А в застольях, привычно по-советски, не столь и скудно. Всё «достаётся», всё «добывается». Значит, где-то есть ВСЁ. На складах, на базах, в распределителях. Но специально, провокационно утаивается, зажимается. Народу – фига. Как и с табаком было недавно, так и с продуктами и водкой (которая добывается в давках) сейчас. Верхняя горбачевская (и закулисная!) власть разжигает недовольство. Сознательно иль по вражьему наущению-воздействию, потеряв голову, что-то готовит! Не понимают этого только наивные, верящие любой власти полудебилы, а также зомбированные «перестроечным» телевизором, лживыми либеральными газетами. К сожалению, такой публики в стране сейчас множество...