Николай Страхов - Исторические взгляды Г. Рюккерта и Н. Я. Данилевского

А потом, в той же книге сказано:

«Странствующие греческие монахи в отплату за московское жалованье подарили Москве титул третьего Рима с притязаниями на исключительное значение в христианском мире»[25].

Сперва у автора было что-то похожее на Божье соизволение, а потом это самое стало простой лестью забредших в Москву лукавых греков!

Еще пример. Сперва автор говорил:

«Россия XVI века, крепкая религиозным чувством, богатая государственным смыслом, нуждалась до крайности и во внешней цивилизации, и в умственном просвещении»[26].

А потом эта Россия изображается так: «Сложился в Московском государстве духовный и жизненный строй, который никак нельзя назвать истинно-христианским. Этот строй имел религиозную основу, но вся религия сводилась здесь исключительно к правоверию и обрядовому благочестию, которые ни на кого никаких нравственных обязанностей не налагали. Эта формальная религиозность могла случайно соединиться в том или другом лице с добродетелью, но столь же удобно мирилась и с крайним злодейством». В доказательство чего приводится Иван IV, будто бы вполне миривший свои злодейства со своей религиозностью[27].

Вот какова была эта Россия, «крепкая религиозным чувством!» Хорошо чувство!

Выпишем еще из первых статей место о человечестве:

«Что такое это человечество? Что вы под ним разумеете, я не знаю. Я же имел в виду вовсе не какое-то отвлеченное человечество, вовсе не имею в виду какое-то неведомое общечеловеческое дело, а указываю на истинное и святое дело соединения христианского Востока с христианским Западом, не на основах натурального человечества, которое само есть лишь рассыпанная храмина без всякой нравственной солидарности и единства, а на основах человечества духовного, возрожденного под знаменем единого истинного вселенского христианства»[28].

Это писано тем же автором и поставлено им в той же книге, как и ревностная защита единства человечества, образчик которой мы привели выше.

Как видно, наш автор не боится противоречить самому себе; бывают у него даже случаи, когда, начиная свою фразу с одной мысли, он уже в конце этой фразы переходит в мысль противоположную. При такой свободе в движении мыслей он очень затрудняет того, кто вздумал бы его оспаривать.

Полемика против славянофилов ведется преимущественно тремя способами. Во-первых, часто указывается, что свои мысли они будто бы заимствовали у европейских писателей, у Борда-Демулена, Capтopиyca, де Местра и пр. Это пристрастие нашего автора к обвинениям в заимствовании поразительно. Он, по-видимому, не знает, что такие обвинения составлять очень легко, а доказывать как следует — очень трудно. Читатели могли убедиться в этом и из настоящей нашей статьи.

Во-вторых, автор опровергает славянофилов тем, что не верит их словам, отвергает их искренность. Например:

«Хотя славянофилы и утверждали на словах, что русские начала суть вместе с тем и вселенские, — на самом деле они дорожили этими началами только как русскими»[29].

Это проникновение в чужую душу есть прием полемики, опять-таки, до чрезвычайности легкий и до неприличия бездоказательный. Будто бы одно говорят, а другое думают! Перед таким судом какой же писатель окажется правым?

В «Национальном вопросе» есть десять превосходных страниц[30], на которых подлинными словами славянофилов — Хомякова, Киреевского, Аксакова, Самарина — излагаются высшие начала их учения. Эти страницы г. Вл. Соловьев не сам составил, а взял их целиком у Д. Ф. Самарина, и кто прочтет их, тот увидит с полнейшей ясностью, что вся критика г. Соловьева, все его обвинения славянофилов в «исключительном национализме» не имеет никаких оснований. На первый взгляд невозможно понять того бесстрашия перед противоречиями, с которыми автор поместил эти страницы в своей книге. Но он отделывается от них очень кратко и очень просто. Он называет их только «прекрасными заявлениями»[31], «прекрасными словами»[32], как будто говоря, что писатели должны были дать еще что-нибудь кроме слов. А что же именно? «Все эти прекрасные славянофильские заявленья, — пишет он, — не помешали славянофильству перейти на деле без остатка в нынешний антихристианский и безыдейный национализм». И он с пафосом восклицает: «Твоими словами сужу тебя!»[33].

Вот оборот критики, который кажется автору победоносным. Не помешали! Хомяков, Киреевский, Аксаков, Самарин хотя и высказывали прекрасные мысли, виноваты в том, что не помешали всем тем глупостям, которые иногда говорятся теперь. А следовательно, и учение их — только слова.

Таков третий прием полемики, самый сильный, по мнению автора, и потому господствующий в целой книге. Со славянофильством приводятся в связь и ставятся ему в вину самые дикие и противные явления народного эгоизма, где бы и как бы они ни обнаружились. При этом автор уже свободно рисует порицаемое направление самыми черными красками. По его словам, у нас теперь существуют люди, которые «прямо проповедуют покорение и уничтожение чужих народов»[34]. Другие пришли к «отрицанию всяких объективных начал правды и добра»[35].

«Принципиальное отрицание истины как таковой во имя национальных вкусов, отвержение справедливости как таковой во имя национального своекорыстия, — это отречение от истинного Бога, от разума и совести человеческой сделалось теперь господствующим догматом нашего общественного мнения»[36].

«Представители темных сил… договорились, наконец, до принципиального отрицания добра, правды и всяких общечеловеческих идеалов и вместо имени Христа, которым столько злоупотребляли, откровенно клянутся именем Ивана Грозного»[37].

Кажется, довольно? Понятно негодованье против такого ужасного направления, если только оно существует, если только наш автор не слишком злоупотребляет словом принципиально: понятно, что нам следует всячески клеймить такое направление во имя правды и добра. Но я уже замечал моему противнику, что тут нужно быть осторожным, что если дело идет о совершенно определенных явлениях, например, о каких-нибудь книгах, то уже нельзя довольствоваться общими фразами и восклицаниями, а нужна строгая осмотрительность. Нехорошо возводить тяжкие обвинения на людей чистых, заподазривать невинных, казнить одних за других, распускать всякую напраслину на непричастных к чему-либо дурному. Особенно нехорошо делать такие несправедливости во имя правды, Христа и человечества. Нехорошо, да и небезопасно, потому что каждая книга говорит сама за себя и может уличить нас в том, что наши нападения злостны и неверны.

Славянофилов не только нельзя обвинять в низменных и диких явлениях нашего народного себялюбия, а нужно восхвалять именно за то, что они стремились поднять это естественное себялюбие до высших начал, до каких только могли додуматься эти чистые и глубоко образованные люди; они стремились одухотворить наш патриотизм и очистить его от всего низменного и дикого. Таков смысл их деятельности, и его нельзя затемнить никакими уловками.

Большие несправедливости совершил автор «Национального вопроса» и «Относительно книги „Россия и Европа“». Он нашел в ней — «проповедь насилия и обмана»[38], он возвел эту вопиющую напраслину на книгу, которая проникнута чистейшей гуманностью, чистейшим либерализмом, негодованием на всякое насилие, исканием истины и любовью к правде. Затемнить такое направление книги Данилевского тоже никак и никому невозможно.

13 июля 1894 г. Ясная Поляна[39]

КОММЕНТАРИИ

В конце 80-х — середине 90-х г г. XIX в. Николай Николаевич Страхов выпустил в свет трехтомное сочинение под названием «Борьба с Западом в нашей литературе. Исторические и критические очерки». Третья, последняя глава этого сочинения открывается статьей о Герцене, которая названа им «Борьба с идеями Запада. Вера в Россию». Здесь подробно излагается духовный переворот, совершившийся в мыслях и чувствах Герцена после того как он покинул Родину, его разочарование в Европе, пробуждение в нем веры в Россию. А так как переворот, случившийся с таким известным писателем, как Герцен, все-таки есть общее явление, то Страхов посчитал возможным назвать весь трехтомник «Борьба с Западом в нашей литературе. Исторические и критические очерки». Первая книга увидела свет в 1882 году (второе издание — спустя пять лет); вторая книга — в 1883 году (второе издание — в 1890); третья книга — также в 1883 году, а ее второе издание было напечатано в 1895 году. В ХХ столетии работа Н. Н. Страхова «Борьба с Западом…» не переиздавалась.

В этой книге самым главным и существенным вопросом выступает вопрос о духовной самобытности России. Русские люди, с сожалением констатировал Страхов, не научились «жить своим умом», а вся совершаемая у нас духовная работа лишена прямой связи с духовными инстинктами нашей жизни. Мы — подражатели; иначе говоря, мы думаем и делаем не то, что нам хочется, а то, что думают и делают другие, и прежде всего — на Западе. Влияние Европы постоянно отрывает нас от нашей почвы.