Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №5 (2001)

Старый казак станицы Боковской Александр Данилович Красноглазов внес следующие уточнения: "Татарский хутор - он выведен из хутора Плешакова, Еланской и Каргинской, оттуда кусок, отсюда кусок - и получился хутор Татарский". То есть, по его мнению, образ хутора Татарского - собирательный.

Называются, как видите, хутора, которые хорошо знал писатель: Каргин, где Шолохов в общей сложности прожил пятнадцать лет; Плешаков, расположенный на правой стороне Дона, напротив станицы Еланской, где также жил будущий писатель. Как уже упоминалось, в Плешакове существовала мельница. И сама плешаковская мельница, и те, кто работал на ней, по мнению краеведов и исследователей творчества Шолохова, нашли отражение на страницах "Тихого Дона".

Однако, как установил каргинский краевед Г. Я. Сивоволов, в Каргине также была мельница, которая по своим характеристикам ближе к описанию, данному в "Тихом Доне". По мнению Сивоволова, именно паровая мельница в Каргине - массивное двухэтажное сооружение, с просорушкой, маслобойкой, кузницей, мощным немецким двигателем, принадлежащая богатому купцу Тимофею Андреевичу Каргину, и явилась как бы внешним прообразом описанной в "Тихом Доне" паровой мельницы в Татарском.

А вот населил Шолохов мельницу в Татарском людьми, которые, как показывает краевед, жили не в Каргине, а в Плешакове. "При некоторой схожести двух мельниц, - пишет Г. Я. Сивоволов, - не было установлено, чтобы на каргинской мельнице работали люди, похожие на Котлярова, Валета, Тимофея и Давыдку. Они оказались жителями хутора Плешакова и работали на паровой мельнице, принадлежавшей купцу Ивану Симонову: машинист Иван Алексеевич Сердинов, весовщик Валентин по прозвищу Валет и братья Бабичевы - Василий и Давид... Это были реальные лица, хорошо знакомые автору романа по тому времени, когда отец его работал на этой мельнице сначала управляющим, а потом стал ее хозяином".

Выросший в Каргине, Г. Я. Сивоволов провел тщательнейшее исследование, какие реалии облика хутора Каргина, где прошло детство писателя, Шолохов перенес в придуманный им хутор Татарский.

Правда, Г. Я. Сивоволов не мог назвать такие детали, как восьмисаженный спуск к воде и нацелованную волной гальку, поскольку хутор Каргин стоит не на берегу Дона, а на более скромном его притоке - реке Чир. Но, судя по исследованию Г. Я. Сивоволова, Шолохов и в самом деле многое в придуманный им хутор Татарский взял из Каргина, где прожил много лет.

Чтобы зримо представлять сходство хутора Татарского и хутора Каргина, Г. Я. Сивоволов обратился к документу - плану застройки дореволюционного Каргина - и сопоставил его с описанием хутора Татарского, приложив этот план с его расшифровкой к тексту книги. И действительно, на этом плане обозначены и рыночная площадь с пожарным сараем, и майдан, и церковь с караулкой, и школа, и торговый дом купца Левочкина (в романе - Мохова), магазины купцов, и мельница, и почта на главной улице, и дом, где находилось агентство фирмы "Зингер", и дома священников, прототипов и реальных героев - жителей хутора Татарского, - с такой точностью, будто это план застройки не хутора Каргина, а хутора Татарского.

Вспомним "Тихий Дон":

"На площади красовался ошелеванный пластинами, крашенный в синее домище Мохова. Против него на самой пуповине площади раскорячился магазин со сквозными дверями и слинявшей вывеской: "Торговый дом Мохов С. П. и Атепин Е. К."

К магазину примыкал низкорослый, длинный с подвалом сарай, саженях в двадцати от него кирпичный перстень церковной ограды и церковь с куполом, похожим на вызревшую зеленую луковицу. По ту сторону церкви - выбеленные, казенно-строгие стены школы и два нарядных дома: голубой с таким же палисадником - отца Панкратия, и кирпичный (чтобы не похож был) с резным забором и широким балконом - отца Виссариона. С угла на угол двухэтажный, несуразно тонкий домик Атепина, за ним почта, соломенные и железные крыши казачьих куреней, покатая спина мельницы, с жестяными ржавыми петухами на крыше" (1 - 2, 108).

Перед нами - главная площадь хутора Татарского, и она практически один к одному совпадает с планом центра хутора Каргина. Трудно предположить, что, к примеру, центральная площадь станицы Глазуновской, где жил Крюков, совпадает с центром хутора Татарский, что там также будет стоять дом "гундосого" отца Виссариона.

Не менее выразителен этот план и в отношении прилегающей к Каргину местности. Слева обозначена длинная лента Забурунного лога, - он проходит в романе. Справа - Мокрый луг с зарослями чакана, также знакомый нам по "Тихому Дону". Внизу - стрелка указывает: "К Шамилевскому пруду". Под Каргиным и сейчас сохранился пруд с таким названием.

На плане застройки хутора мы встречаемся и с обозначенным кварталом, где жили братья Ковалевы (Шамили). Обозначены дома уже знакомых нам по предыдущему повествованию жителей Каргина - героев "Тихого Дона": Михаила Копылова, Михаила Иванкова, Петра Семиглазова, каргинского атамана Федора Лиховидова, Василия Стороженко, Аникушки Антонова, Лукешки-косой... На плане виден и тот сарай, где держали Михаила Кошевого и сына грачевского попа Александрова перед поркой на майдане. Обозначены дома, где до 1917 года жил М. А. Шолохов. А чтобы дополнительно подтвердить достоверность этих сведений, - указан дом самого краеведа, уроженца и жителя Каргина Георгия Яковлевича Сивоволова, чей вклад в шолоховедение воистину бесценен.

Ибо без Г. Я. Сивоволова и таких подвижников, как он, многое в романе было бы непонятным, многое было бы утрачено навсегда. Читаем в романе, к примеру, описание базара на главной площади в Татарском: "...На квадрате площади дыбились задранные оглобли повозок, визжали лошади, сновал разный народ; около пожарного сарая болгары-огородники торговали овощной снедью, разложенной на длинных ряднах, сзади них кучились оравами ребятишки, глазея на распряженных верблюдов, надменно оглядывавших базарную площадь и толпы народа, перекипавшие краснооколыми фуражками и цветной россыпью бабьих платков" (1 - 2, 193).

Возникает недоуменный вопрос: откуда в хуторе Татарском на Дону болгары-огородники? Верблюды?

Недоумение рассеивается, когда обращаешься к книге краеведа Сивоволова. Оказывается, на левой стороне Чира землю традиционно арендовали у станичников болгары-огородники, которые разводили там овощные плантации. Рядом с пожарным сараем, почти за домом, где жил Шолохов, на лавках и ряднах болгары раскладывали свои овощи. А жители астраханских и калмыцких степей торговать на воскресных базарах приезжали на верблюдах. Так что строки эти, пишет Г. Я. Сивоволов, "навеяны детскими воспоминаниями".

Так проявляет себя "дактилоскопия" текста в действии: без учета жизненного опыта писателя и воспоминаний его детства появление на базаре в Татарском болгар-огородников и верблюдов объяснить невозможно.

Биография Шолохова помогает нам уяснить и возникновение "придуманного" писателем поселка Ягодного: за ним - поселок Ясеневка, в котором находилось имение известного на Дону помещика Попова, где жила и работала в услужении мать М. А. Шолохова, Анастасия Даниловна.

"С двенадцати лет пошла в услужение: служила у одной старой вдовы-помещицы" (8, 37), - напишет впоследствии о своей матери М. А. Шолохов.

"В имении Дмитрия Евграфовича Попова мы находим много сходного с имением Листницких, - пишет Г. Я. Сивоволов. - Расположение комнат в доме Листницких точно совпадает с расположением комнат в доме Поповых... Похожи крытые жестью панские дома, похожи рубленые и крытые красной черепицей флигеля".

Краевед Г. Я. Сивоволов считает, что именно имение Ясеневка явилось прототипом Ягодного.

Информационное поле романа "Тихий Дон", его источниковая база, питающая историко-хроникальное содержание романа, характер его главного героя Григория Мелехова, в основу которого положена судьба Харлампия Ермакова, разветвленная система прототипов, наконец, география, топография и топонимика местности, воспроизведенные в "Тихом Доне", - все это убеждает нас: роман "Тихий Дон" принадлежит Михаилу Шолохову. Только его биография, его укорененность в реальную жизнь вешенской округи времен гражданской войны и первых послереволюционных лет, а также своеобразие и мощь его дарования позволили создать это гениальное произведение. Невозможно представить себе никакого другого писателя, который в силу особенностей своей биографии имел бы возможность соприкоснуться с тем мощным народным преданием и богатейшей народной памятью о трагических событиях времен гражданской войны в Вешенской, которые легли в основу этого великого романа.

А.Беззубцев-Кондаков • Двадцатый век Игоря Фроянова (Наш современник N5 2001)