Олег Гусев - Древняя Русь и Великий Туран

Первый главком НРА ДВР Г.Х. Эёхе: “Анархизм Тряпицына носит декларативный характер, во всяком случае, идеологически. Другое дело — его поступки, но в них больше самоуправства, безответственности, бунтарства и всего прочего, чем идейного анархизма… По целому ряду объективных и субъективных причин вокруг Тряпицына и его действий образовался такой невероятно запутанный, противоречивый клубок мнений, суждений и даже документов, что разобраться в них надо ещё много времени и много трудов”.

С этим пожеланием будущим историкам нельзя не согласиться».

5

Креста на месте расстрела и «захоронения» Тряпицына и его товарищей давным-давно нет.

Летом 1980 г. минуло 60 лет после тех драматических событий; и я, автор этих строк, на рейсовом самолёте АН-2 прилетел в посёлок им. Полины Осипенко (бывший Керби), чтобы поклониться праху Тряпицына. Но на месте захоронения увидел большой… огород, засаженный картофелем. Но это ещё не самое ужасное. Годами ранее какой-то мужик по незнанию соорудил на могиле героев… туалет, но, узнав о своей оплошности, тем не менее, оставил туалет на месте.

В связи с этим, говорят люди, в посёлок прибыл директор Хабаровского краеведческого музея и известный на Дальнем Востоке писатель-натуралист Всеволод Петрович Сысоев. Он объяснил мужику ситуацию и полушёпотом приказал туалет — убрать. Полушёпотом потому, что в посёлке жили два «стукача» из КГБ: секретарь райисполкома и её муж — заведующий орготделом тамошнего райкома КПСС, которые, не медля, сообщали, куда надо, обо всех посторонних, интересующихся местонахождением «захоронения» и его состоянием.

Эта супружеская пара «стукнула» и на меня в хабаровское отделение КГБ. Откуда я знаю, что именно они? Потому что проводивший со мной профилактическую «беседу» работник КГБ любезно сообщил мне их имена и должности.

Почему посмертная судьба Якова Тряпицына столь необычна? Потому. что яркое проявление русского духа всегда было противно интернационалистам-ленинцам. Оно глубоко противно и пришедшим им на смену либеральным демократам. Отсюда идентичная коммунистической по своей «идейной» направленности статья в «Секретных материалах» в 2000 г., а не от недостатка архивных данных. Работая над этой главой, я, например, пользовался материалами, хранящимися в Дальневосточной книжной палате при Государственной Публичной библиотеке; и их там предостаточно.

С Юрием Васильевичем Бабанским в 1994 г. мне помог встретиться в Киеве ветеран Великой Отечественной войны, бывший офицер штаба генерала Рокоссовского, нештатный корреспондент газеты «За Русское Дело» Иван Иванович Макаренко. Я спросил у Юрия Васильевича: «Что вас побудило отдать тогда приказ?». Ответ был краток: «На моём месте это сделал бы каждый».

Несмотря на мои усилия, разговор развития не получил. Но ведь военный трибунал запросто мог осудить Бабанского за нарушение приказа «Патрон в патронник не досылать, на провокации не отвечать!». Решительность действий младшего сержанта успокоила не только границу, но и спасла его самого от дисциплинарного батальона или даже тюрьмы. Все понимали, что он отдал приказ, которого давно и с нетерпением ждали от рядового до генерала.

В книге «Белый Конь Апокалипсиса» впервые рассказано о том, кто на самом деле был «виновником» событий на острове Даманский. Я выслал книгу Ивану Ивановичу с тем, чтобы он вручил её генералу Ю.В. Бабанскому. Однако Юрий Васильевич в 1999 г. в Киеве уже не проживал. Усилия 80-летнего Ивана Ивановича — одного из членов Совета ветеранов войны Украины — найти его ни к чему не привели. И я вот уже много лет тоже ничего не знаю о местонахождении героя.

Я не думаю, что он чужд публичности. Тут дело, видимо, в другом. Юрий Васильевич тонко чувствует, что нынешние власть предержащие в ещё большей. чем их недавние предшественники-коммунисты. степени не приемлют таких ярких носителей русского духа, как он сам, как Яков Иванович Тряпицын. Поэтому он избегает бывать на каких-либо общественных собраниях, хотя его на них, может быть, и приглашают…

Глава 13. Tpeтьe пришествие Bс. H. Иванова

1

Чем значимей русский человек, тем властней тянет его к себе Великий Туран, как будто проложен вдоль его «полосы» особым образом намагниченный провод…

С молодых лет жизнь будущего писателя Всеволода Никаноровича Иванова, родившегося на Урале, невероятно и одновременно счастливо оказалась связанной с Сибирью и Дальним Востоком — русским и зарубежным. Он, выпускник историко-философского факультета Санкт-Петербургского университета (1912), участник I Мировой войны, в июне 1919 г. был приглашён в Омск членом партии кадетов, профессором Н.В. Устряловым (в 1934 г. в Харбине издал книгу «Хлеб и вера» и вскоре казнён ЧК), для работы в «Русском бюро печати» Омского правительства адмирала Колчака.

Молодой Вс. Н. Иванов, видевший, как натравливаемые друг на друга третьей силой русские с каким-то остервенением убивают друг друга в ходе Гражданской войны, видимо, часто задавал себе вопрос «Да кто же такие мы есть?!», ответом на который и станет его будущая книга «МЫ на Западе и на Востоке». Но Белая армия отступала всё дальше к берегам Тихого океана, и в мае 1921 г. Всеволод Никанорович принял должность редактора-издателя «Вечерней газеты» во Владивостоке. В октябре 1922 г. Bс. H. Иванов отправляется в вынужденную эмиграцию в Китай, изучению которого посвятит двадцать пять лет своей жизни.

Жгучая тоска по Родине заставит Всеволода Никаноровича искать контакта с СССР-Россией. Поэтому в 1931 г. он устроился на работу в советскую газету «Шанхай Геральд», которая выходила на английском и русском языках. Будучи великолепным знатоком основных европейских и восточных языков, Всеволод Никанорович, работая в китайских библиотеках с первоисточниками, оставил для научной общественности СССР огромный исторический обзор литературы Китая. С началом Великой Отечественной войны 1941-45 гг. Bс. H. Иванов, работая политическим комментатором радиостанции «Голос Советского Союза», оказывал важную и своевременную информационную помощь стране Советов. Радиостанция дислоцировалась в Шанхае.

В феврале 1945 г. Всеволод Никанорович вернулся на Родину, поселился в Хабаровске, где и написал серию романов о событиях в Китае первых десятилетий двадцатого века: «Тайфун над Янцзы», «Путь к Алмазной горе», «Дочь маршала». Там же, в Хабаровске, были написаны исторические романы и повести на русскую тематику: «Чёрные люди», «Императрица Фике», «Иван III» и другие. Веское слово сказал писатель и о А.С. Пушкине, опубликовав книгу-исследование «Александр Пушкин и его время».

Далеко не всё, созданное этим писателем, увидело свет. Досадно то, что Bс. H. Иванов оказался совершенно невостребованным, как глубокий знаток китайской цивилизации. Даже после известных событий на уссурийском острове Даманский (1969) он не признавался советскими историками. Они ему советовали накупить книг по марксистско-ленинской философии, и как следует проштудировать их. Тогда, дескать, у него откроются глаза на культуру и историю Срединного государства.

Сегодня наш читатель видит набирающего силу китайского индустриального «дракона» и хочет знать историю, быт, нравы Китая, желательно увиденные и осмысленные русским человеком. Bс. H. Иванов как раз и явил нам русский взгляд на Китай в таких книгах, как «Китай и его двадцать четвёртая революция», «Маньчжурия и КВЖД». Кроме того, как бы из «катакомб» Китая, написаны: «Философия Владимира Соловьёва», «Огни в тумане: думы о русском опыте», «Роман молодой души» и другие.

2

Такие люди, как Всеволод Никанорович Иванов, не рождаются, не приходят и не являются, а… пришествуют, потому что велики не только интеллектом, но телом и физической силой. Лично мне это видится так.

Родился он крупным и неулыбчивым ребёнком. Затем большим и неулыбчивым юношей поступил на историко-философский факультет Санкт-Петербургского университета, где его побаивались за разящее слово. Потом он бы призван на I Мировую. Серьёзно углубившись в историческую науку и журналистику, не успел разобраться в своей собственной гражданской позиции и «перетёк» к тому, кто был на определённый момент ближе к нему чисто географически: в Белую армию адмирала Колчака. Потом — эмиграция в Китай, где и жил до 1945 г.

Вот всё это и было «первым пришествием» — творческим рождением Всеволода Никаноровича, потому что, добившись разрешения на возвращение в СССР-Россию, он тем самым поставил жирную точку под китайским периодом своей писательской жизни: в СССР написанное им в эмиграции публиковать категорически отказались.

Социальный статус писателя в России всегда был высок. В стране Советов людей пера тоже сильно почитали, но при условии их верного служения коммунистическим по форме, но антирусским по содержанию «идеалам». Возвращающийся в СССР Всеволод Никанорович этот нюанс, видимо, не предусмотрел и не сразу воспринял, оказавшись в сообществе «людей новой социалистической формации». На мой вопрос, почему он до сих не опубликовал книгу о Китае, так как она была бы очень полезна, писатель ответил так: