Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы)

Как видно из бумаг, найденных у одного убитого красноармейца, призывы Эренбурга в 1942 г. действительно давно уже стали в Красной Армии общим местом. Так, этот красноармеец имел при себе рукопись «Тема доклада для политруков», в основе которой лежали уже процитированные слова Эренбурга: «Если ты убил одного немца, убей другого, третьего… Убей немца! — это просит старуха мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля… Не пропусти. Убей…» «Уничтожим фашистских извергов до последнего, — совершенно в том же духе говорилось и в передовой статье ежедневной армейской газеты “Ленинский путь” от 30 ноября 1941 г. — Каждый из нас должен с честью выполнять приказ товарища Сталина и уничтожать всех немецких оккупантов до единого. Убить десять, двадцать, сто фашистских негодяев — это требуется сейчас от каждого бойца, офицера и политработника.» С декларациями Эренбурга и Главного политуправления во всех отношениях совпадали во мнении высокие командные структуры Красной Армии.

Приказ командующего Западным фронтом генерала армии Жукова, изданный совместно с членом Военного совета, заместителем председателя Совета Народных Комиссаров СССР Булганиным 14 декабря 1941 г., содержит, например, такие формулировки: «Ни один гитлеровский бандит, вторгшийся в нашу страну, не должен уйти живым. Наш священный долг состоит в том, чтобы жестоко мстить… и уничтожить всех немецких оккупантов до единого». Военный совет Ленинградского фронта 1 января 1942 г. призвал население в немецком тылу не дать никуда уйти «кроме как в землю, в могилу» солдатам противника, которые названы «гитлеровскими собаками», «фашистскими людоедами».6 Мол, в этой «беспощадной истребительной войне» годится любое средство: «ружье, граната, топор, коса, лом». Генерал-майор Федюнинский, командующий 54-й армией, члены Военного совета бригадный комиссар Сычев и бригадный комиссар Бумагин, а также начальник штаба генерал-майор Сухомлин потребовали в «приказе частям 54-й армии» по случаю Нового 1942 года «уничтожить немецкое двуногое зверье на подступах к великому городу Ленинграду», а в еще одном приказе, на сей раз совместно с членом Военного совета бригадным комиссаром Холостовым и начальником штаба генерал-майором Березинским, — «уничтожить всех фашистских бандитов до единого». Сталинский лозунг от 6 ноября 1941 г. был и девизом генерал-полковника Еременко, назначенного 30 декабря 1941 г. командующим 4-й ударной армией. «Призываю всех военнослужащих армии, — говорится в приказе частям 4-й ударной армии по случаю принятия командования, который Еременко издал совместно с членом Военного совета бригадным комиссаром Рудаковым и начальником штаба генерал-майором Курасовым, — с честью выполнить приказы великого вождя и полководца товарища Сталина и уничтожить и истребить всех оккупантов до единого.»

Согласно выводам генерала для особых поручений при Главном командовании сухопутных войск, призыв Сталина был в Красной Армии повсеместно «понят и истолкован так… что следует убить каждого немецкого военнослужащего Вермахта — воююет ли он или ранен или пленен». Трофейные документы и показания пленных действительно не оставляют сомнения в приказном характере сталинского требования. Так, по показаниям одного пленного полкового комиссара, при обращении с немецкими военнопленными решающим был «приказ Сталина от ноября 1941 г.», согласно которому «всех военнопленных… нужно расстреливать», хотя этот комиссар в то же время оговорился, что перебежчиков отправляют в тыл в качестве пленных. Однако этому противоречило показание военнослужащего Кисилева из 406-го стрелкового полка. Его командир взвода, младший лейтенант Колесниченко перед наступлением на Лески 17 января 1942 г. объявил следующий приказ комиссара полка: «Пленных не брать, всех немцев убивать. В живых не должен остаться никто». И среди бумаг одного погибшего советского офицера нашлось указание на соответствующее освещение вопроса на предстоящем партийном собрании 8-й батареи 28 декабря 1941 г. Согласно ему, устная пропаганда и агитация, стоящая в центре партийной работы, «распространялась в особенности на выполнение приказа товарища Сталина: всех немцев… уничтожать до единого».

Темой для политучебы 10 февраля 1942 г. в 5-й роте 2-го батальона 870-го стрелкового полка 287-й стрелковой дивизии, гласит запись в записной книжке политрука, также являлась «поставленная Сталиным задача уничтожения фашистов, вторгшихся на нашу территорию». Согласно показанию лейтенанта Парамонова, на основе сталинского приказа уничтожались и раненые, «так как они все равно не могут работать и приносить пользу». Старший сержант Марущак из 28-го мотострелкового полка и другие военнопленные единодушно занесли в протокол, что приказ Сталина «больше нельзя брать немецких пленных, всех немецких пленных и попавших в плен немецких раненых нужно расстреливать немедленно» с 6 ноября 1941 г. каждый день зачитывался в частях политруками, а иногда и офицерами. Согласно красноармейцу Сейбелю из 337-й стрелковой дивизии, каждому солдату даже вручалась «копия приказа Сталина» об уничтожении всех немецких солдат. «Приказ Сталина, — сказал старший сержант Щербатюк, командир отдельного батальона связи 351-й стрелковой дивизии, — по которому всех немцев надо уничтожать, стал известен всем.» Сам Щербатюк, как он засвидетельствовал, «слышал о многих расстрелах и жестоких расправах».

Уже 15 ноября 1941 г. проведенное дивизионным врачом 20-й пехотной дивизии подполковником медицинской службы д-ром Маусом и батальонным врачом капитаном медицинской службы д-ром Бухардом обследование тел 70 солдат 90-го пехотного полка, попавших в руки противника под Боровиком, привело к выводу, что бульшая часть из них была убита в раненом состоянии. Как отметил в справке начальник разведотдела штаба 33-й армии капитан Потапов, по приказу комиссаров 1-й гвардейской мотострелковой дивизии с 1 по 6 декабря 1941 г. на ее участке под Наро-Фоминском было расстреляно 100, а другими частями, например, 222-й стрелковой дивизией, еще некоторое число [15] немецких военнопленных. В середине декабря под Будогощем, западнее Тихвина, были изувечены, убиты и ограблены 72 частично раненых военнослужащих 76-го пехотного полка (20-я моторизованная пехотная дивизия). Военнослужащий 250-й испанской пехотной дивизии Амадео Казанова сообщил на своем военно-судебном допросе под присягой об убийстве раненого испанского лейтенанта и четырех раненых испанских солдат 27 декабря 1941 г. севернее Новгорода. Раненые солдаты «Голубой дивизии» были убиты и изувечены и в другом месте.

«Одной из худших жестокостей этой ужасной войны», писал сэр Реджинальд Т. Паджет (Paget), британский адвокат обвиненного перед британским военным судом фельдмаршала фон Манштейна, явилось — по крайней мере, что касается мерзости убийства — систематическое убийство немецких военнопленных, особенно раненых, попавших в советские руки при десантной операции в Феодосии в последние дни декабря 1941 г. Только в госпиталях Феодосии советскими солдатами и частично краснофлотцами были расстреляны, выброшены из окна, забиты железными прутьями, обречены на смерть от обморожения в волнах морского прибоя или убиты иным жестоким способом около 160 оставленных тяжелораненых, среди которых оставшийся с ними, проявив «высочайший дух самопожертвования», лейтенант медицинской службы и 6 солдат-санитаров 715-й моторизованной санитарной роты сухопутных войск, а также несколько русских санитаров. Совпадающие показания русских и немецких свидетелей, среди которых капитан медицинской службы Буркгардт, воссоздают однозначную картину жуткого события и одновременно указывают на некоторых ответственных.

Так, русский санитар (видимо, татарин) Калафатов под присягой сообщил об убийстве раненых, находившихся в госпитале напротив виллы Стамболи, 6 января 1942 г., после того, как еще корректного советского армейского офицера сменил исполненный ненависти старший лейтенант Черноморского флота по фамилии Айданов. В другом месте татарский санитар Бурсуд, который сам боялся расстрела, мог наблюдать из укрытия убийство немецких раненых рубящим и колющим оружием и слышать «ужасные крики немцев». Один тяжело раненый в бедро немецкий солдат, лежавший на улице с отмороженными тем временем конечностями, «который день и ночь жалобно стонал», как сообщила потрясенная русская супружеская пара, был убит выстрелами в лицо по распоряжению советской женщины в униформе («врача или комиссара») подозванными краснофлотцами.

Когда русский врач Дмитриев осторожно спросил комиссара 9-го стрелкового корпуса (имелась в виду, видимо, 9-я стрелковая дивизия) в присутствии других комиссаров, на каком основании расстреливают раненых, он получил ответ, что данное ими (комиссарами) указание о расстреле основано «на речи Сталина от 6 ноября 1941 г., в которой Сталин заявил, что все немцы… должны быть уничтожены». Поэтому комиссар «считал вполне нормальным, что немецких раненых уничтожили». Советские солдаты «жестоко увечили» немецких раненых и при попытке десанта под Евпаторией 5 января 1942 г.