Алексей Колобродов - Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

Мой политкорректный редактор сайта, обрабатывая фотографии с очередного брифинга протеста, негромко подозвал меня к экрану и показал. Как школьник школьнику порнографическую карту в физкультурной раздевалке. На экране был мужик, и шел он кандидатом от «Яблока» по одному из округов, и звали его Зоря Залкинд. «З, О, Р, Я» было последовательно вытатуировано на фалангах пальцев и хорошо видно на фото, как и другой рисунок, типа «Север» или нечто североподобное с конфетной обертки, а сам партайгеноссе, с его волосатыми запястьями, надбровными дугами и лысиной в шрамах, легко мог возглавить фалангу всё той же сборной гастронома моего детства. Может, и возглавляет.

В следующей и, пожалуй, центральной моей истории суровой ниткой сплелись выборы, нравы, пьянство и еврейство — хотя последнее, как мы и договорились, совершенно ни при чем.

Григорий Семенович Зеерсон был строительным магнатом, что у нас чрезвычайно распространено; из местных стройкланов когда-то вышел и Роман Абрамович, хотя упорно и не желает знать нас и полагать С. родным городом. Впрочем, таковыми он не полагает ни Анадырь, ни Москву, а полагает Лондон. И не потому, что не патриот. А потому, что начнут просить и доставать собой, воруя время в особо крупных, а жизнь олигархическая коротка. То есть коротка всякая жизнь, но жизнь олигарха — особенно, потому что хозяину ее жальче. Григорий Семенович мыслил сходным образом про краткость жизни, например как закрепить свою близость к бюджетным средствам, принципиальную в регионе, экономика которого напоминает цыганский табор, где торгуют, воруют, гадают и крышуют, но никто ничего не производит.

И Григорий Семенович вслед за многими коллегами из других кланов решил сделать новый бизнес — пойти в депутаты. Зеерсон, при своих делах с бюджетом, неофитом не был и политикой интересовался, дабы она не занялась когда-нибудь им — даже в щадящей миссионерской позе. Знал: группировок, облизывающихся на мандаты, в С. много, поскольку бюджета мало, но имеет смысл предварительно говорить о своих планах только с теми, кто реально рулит процессом. Вернее, реально рулил процессом один человек в Москве, но к нему можно было попасть, пребывая уже в депутатском звании, по рекомендации, на пару минут и только через год. Правда, у этого одного человека имелись в С. комиссары, которые, изматывая всех колхозным византийством, вели меж собой борьбу не на живот, а на всё тело, вернее, за близость к нему. Воевали они по-взрослому, но загадочным образом война была им мать родна: ибо «заносить» приходилось всем комиссарам сразу, а не в единое окошко.

Был еще губернатор, но Григорию Семеновичу заранее сообщили: главе региона кинут, как кость, два-три депутатских места, из которых он уже продал все пять, а за поддержку на выборах дерет он круто, при этом в контрах с комиссарами одного человека да лютый имеет антирейтинг… Был также мэр, но его Зеерсон оставил на потом. А к влиятельным людям, имевшим, как писали газетчики, тревожное прошлое, из которого в настоящее перенеслись кликухи, повадки и прочные связи с силовыми органами, он ходить поостерегся.

Впрочем, один влиятельный, про которого говорили, будто на киллера ему собирал весь город, но всегда не хватало какой-то мелочи, проявился сам.

Он позвонил плюс-минус полночь, явно зная, что делает. На экране мобильного высветились сплошные семерки, как отряд с томагавками:

— Гриш, мне тут электронят, ты в депутаты собрался? А чего, дело нужное. Я вот тоже иду. По списку партийному — что я, живность какая-то, в округе топтаться? Так есть тема? Зайди — обсудим…

И отключился, не дав произнести вспотевшему во лбу и под мышками Зеерсону ничего.

Уловив смысл слова «электронят», Григорий Семенович припомнил, что грядущее депутатство не обсуждал покуда даже с семьей.

Практически следом позвонил Натан Фламингуэйер. Также одобрил парламентские планы Зеерсона и пообещал «дать людей» — пиарщиков, политтехнологов и каких-то медийщиков. Григорий Семенович знал его манеру говорить — медленно, оставляя между фразами и отдельными словами долгие, беспокойные паузы. Куда странным образом нельзя было вставить ни согласия, ни возражений. Даже когда он спрашивал о впечатлениях, производимых его газетой. Впрочем, о своем недруге Кванто Натан заговорил быстрее и злее. А закончил так:

— В общем, я тебе пришлю людей, а ты, как отберешь штаб и пехоту, мне пришлешь за услугу десяточку. Грина.

Здесь Зеерсон сумел-таки вставить:

— А если не отберу из твоих, Натанчик?

— Отберешь, — пообещал Фламингуэйер и отключился. Всё это было зловеще и головокружительно перспективно.

Двум самым важным комиссарам одного человека Зеерсон утром позвонил сам. Первый возглавлял в области партию, второй — фракцию, первый был чисто, с галстуком, одет и лысоват, второй под серым пиджачком с депутатским знаком имел фланелевую рубашку в бордовую клетку и был хронически несвеж и нестрижен, демонстрируя, как горит на работе. Первый происходил из раскольничьих деревень севера С-кой губернии, второй — из нечерноземных колхозов соседней области. Оба полагали себя земляками шефа, первыми соратниками и правыми руками.

Оба тоже оказались в курсе, говорили с Зеерсоном с какой-то деловитой лаской, быстро назначили встречи и напомнили о «партийных проектах». Сам знаешь — благоустройство районов, помощь нашим ветеранам и молодым специалистам, обучение сельских ребят языкам по Интернету.

Григорий Семенович не знал и обратился к опытным людям. Те объяснили: партийные проекты — это деньги, которых Зеерсону не должно быть жаль на хорошие дела. Но самому никаких ветеранов и врачей с воспитателями искать не надо, тем более ехать в деревню за Интернетом. Достаточно «занести» комиссарам, а там определят, где нужнее.

Первый комиссар принимал в своем кабинете среди оргтехники и под портретами президента, премьера и одного человека. Предложил кофе и отвечал на звонки по мобильному. Второй — на диванах в переговорной (попросил не соединять), с зеленым чаем и конфетными вазочками. Портрет там был единственный — один человек, широко улыбающийся, на просторах областного ландшафта.

Разговор между тем получился совершенно одинаковым.

— В депутаты собрался? А чего, дело нужное. Давно к тебе присматриваемся (в этом месте оба комиссара покосились на портрет одного человека, чтобы стало понятно — с кем вместе присматривались). Сами предложить хотели, ждали, пока созреешь… Лучше с муниципальных, конечно, начинать, но и тебе три года тоже терять неправильно, раз загорелся. Обстановка сложная. Мне вон аналитику принесли, оппозиция аж выпрыгивает со своими криминальными спонсорами. Никаких денег не жалеют, чтоб пилить потом бюджет дефицитный… У тебя как с ними, Семеныч?

— Никак… Так, здоров-привет.

— Что-то неделю назад аж два часа и семнадцать минут здоровался с… (прозвучала кликуха одного из влиятельных). В ресторане «Старый Баку», в летнике.

— Да по бизнесу, — повинился Зеерсон. — Они Савватеевский песчаный карьер взяли за долги, зовут в долю…

— Не надо тебе этого. Ни карьера, ни доли… Ты человек наш, местный, всю жизнь, еще с СССР, на стройке. Свой бизнес имеешь, с бюджетными деньгами работаешь. Тут аккуратнее… Кстати, по последнему году и прибыль, Семеныч, неплохая у тебя. А у нас партийные проекты — сам знаешь — благоустройство районов, помощь ветеранам и т. д.

— Знаю, знаю, — понял намек Зеерсон и засуетился рукой в портфеле.

— Это да. Это конечно. Для первого раза, чтобы было понятно — наш человек. А вот выборы пойдут — опять без тебя никак. Агитаторы от двери к двери, медийка, билборды, комиссии, наблюдатели. Мероприятия, концерты ко Дню губернии. Юбилей ветеринарной академии. Николай Баксов приедет и Жасминова-Семендуева. Сатирики, юмористы…

А расклад, Семеныч, такой. В партийный список ты не успеваешь. Там уже шесть человек на место, несут и несут. К тому же, извини, список еще заслужить надо. К бабке не ходи… И к губернатору не ходи — кинет всенепременно. С такими, как он, друзьями и оппозиции не надо. Сельский округ тоже не советую. Там кой-где избраться, конечно, полегче, вон судьи областного племяш в Малининском районе на прошлых выборах всего за лимон взял восемьдесят процентов. Но ты же сам себя уважать перестанешь, да и разошлись уже сельские по старым партийцам. А вот в городе есть еще места, есть… Где тут бумага у нас? Без очков не вижу… Ага, вот — Пролетарский район, N-ский округ. Там тебе и борьба, и опыт, и, как его, адреналин. Там победа трех сельских дороже. Соглашайся и начинай работать. Поддержим.

— А с мэром согласовано? — спросил Зеерсон, знавший, что мэр города, спортсмен, автогонщик и стремительно растущий политик, полагает Пролетарский, откуда вышел и состоялся в самые трудные годы, прочно своим.