Двадцатые (СИ) - Нестеров Вадим

Иван Михайлович не просто занимался добычей сланцев – он создавал стратегию развития советской «нефтянки» и советской геологии.

Он работал с интенсивностью впряженного в плуг носорога. Он не просто набирал должностей в погоне за пайками – он «тянул», давал результат везде, где впрягался. Никто не знал, как это ему удается, но он успевал везде.

Неудивительно, что карьера Губкина в первые годы Советской власти не просто успешно развивалась – она взлетела ракетой, ушла вверх практически вертикально.

Войдя в 1918 г. по указанию В. И. Ленина в комиссию Главного нефтяного комитета, Губкин до конца жизни занимал руководящие посты в центральных учреждениях, ведавших нефтяной промышленностью и геологической службой СССР.

В анкете для Московской горной академии в середине 20-х годов ректор МГА Губкин сообщил, что он одновременно является:

- членом Госплана,

- заместителем директора Геолкома,

- заместителем начальника Главного геологического управления,

- председателем Совета нефтяной промышленности,

- председателем Особой комиссии по Курской магнитной аномалии,

- председателем Главного сланцевого комитета

- директором правления сланцевой промышленности.

В Московском отделении Геолкома Губкин состоял членом Совета и председателем секции прикладной геологии.

В Главном нефтяном комитете был заведующим тремя отделами:

- заводским,

- геологоразведочным

- и статистическим.

12 должностей. Плюс руководство созданным им журналом «Нефтяное и сланцевое хозяйство» (с 1925 г. «Нефтяное хозяйство»), плюс руководство Государственным исследовательским нефтяным институтом.

Думаю, теперь вы не удивитесь, узнав, что на предложение Ключанского пригласить для работы в МГА Губкина Н.М. Федоровский в декабре 1919 года убежденно заявил, что Губкин «занят во многих советских учреждениях и потому не в состоянии принять участие в работах Академии».

"Охотники"

Ключанский и Губкин познакомились на заседаниях Особой комиссии по Курской магнитной аномалии. Поскольку рассказывать о Губкине и хотя бы тезисно не упомянуть Курскую магнитную аномалию – поступок как минимум странный, я очень коротко расскажу об этом проекте.

Экспозиция Музея Курской магнитной аномалии в г. Губкин.

Но это будет именно что пара слов. Поскольку про историю открытия самого мощного железорудного бассейна на планете Земля можно (и нужно) писать отдельную книгу. Причем в жанре детектива.

Потому что и есть остросюжетный геологический детектив, написанный самой жизнью.

В этой книге будет о том, что по совести Курская магнитная аномалия должна называться «Белгородской магнитной аномалией». Именно в окрестностях города Белгорода во второй половине XVIIIвека известный ученый-астроном, академик Петербургской Академии наук Петр Борисович Иноходцев обнаружил любопытный феномен – стрелка компаса вместо севера показывала куда-то в сторону албанской столицы.

Петр Иноходцев

Это открытие, правда, быстро забылось, никого толком не заинтересовав, но там же, в пригороде Белгорода произошло и второе открытие аномалии. Примерно столетие спустя, в 1874 году приват-доцент Казанского университета И.Н. Смирнов на юго-восточной окраине города, на холме близ дороги на Харьков обнаружил поразительные величины отклонения магнитной стрелки.

Но аномалию назвали по имени не города, а губернии. Ну и где справедливость?

В этой книге будет и о первом исследователе Курской магнитной аномалии, приват-доценте, а позже профессоре Харьковского университета Николае Дмитриевиче Пильчикове. Который не только первым начал проводить систематические исследования феномена, но и первым дал правильный ответ, утверждая, что причина аномалии – залегающие под землей огромные пласты железной руды.

Николай Пильчиков

Подозреваю, что Пильчиков, совершенно забытый ныне на родине, был гением. Достаточно сказать, что КМА лишь одно из его исследований - и не самое громкое. К примеру, он был одним из пионеров исследования радиоволн, и 25 марта 1898 года в Одессе профессор Пильчиков демонстрировал совершенно поразительные результаты своей работы в этом направлении. Не покидая стен демонстрационной аудитории, он с помощью направленных радиоволн зажигал огни маяка, заставлял пушку стрелять, подорвал небольшую яхту и даже перевел семафор на железной дороге.

Именно тогда профессор предложил военному ведомству финансировать работы над прибором, дающим «возможность взрывать заложенные мины на значительном расстоянии, не имея с ними никакого сообщения кабелем или проволокою». Однако работы над изобретением радиомин были прерваны самым ужасным образом - ученый застрелился, проходя лечение в клинике у известного харьковского психиатра Ивана Платонова. Но исследования Пильчикова были продолжены, в 1925 году в Советском Союзе была создана первая беспроводная мина, а во время войны, в 1943 году из Воронежа по радио подорвали штаб генерала фон Брауна, находившийся за линией фронта, в том самом родном для изобретателя Харькове, пребывающем под немецкой оккупацией.

В этой ненаписанной книге обязательно бы рассказывалось и про приезд командированного Парижской академией наук научного светила первой величины, ведущего магнитолога мира, директора Парижской обсерватории профессора Муро. И про срочную телеграмму, отправленную им по итогу визита в Парижскую Академию наук с сообщением о том, что наблюденные им аномалии переворачивают «кверху дном теорию земного магнетизма».

И про сопровождающего француза профессора Московского университета Эрнеста Егоровича Лейста, «заболевшего» после этого Курской аномалией и ставшего главным «сыщиком» этого длинного дела.

Человеком, положившим много лет на загадку Курской магнитной аномалии, работавшим «из интереса» и принципиально не берущим денег. Заказчики исследований оплачивали материалы, оборудование, тратились на жалование помощников, но ни копейки не ушло на оплату труда профессора.

Эрнест Лейст

Там будет и про Великую Научную Дискуссию со взаимными оскорблениями между магнитологами и геологами. Дискуссию, в которой первые обещали 225 миллиардов (миллиардов!) пудов железа, а вторые ошалело таращили глаза и крутили пальцем у виска. Признаюсь честно, столь высоким накалом производимой исследователями полемики российская наука не часто могла похвастаться.

Разумеется, не обошлось бы и без описания «железной лихорадки», начавшейся в Курске, Орле и Белгороде. Как писал современник, крупный российский промышленник и предприниматель Николай Федорович фон Дитмар:

Николай фон Дитмар

«Ненормальное возбуждение проглядывало во всем... Было вполне очевидно, что в Курской губернии в то время, кроме аномалии магнитной, появилась более сильная и вместе с тем более опасная аномалия — душевная. Говорили про одного помещика, что он прежнюю скромную жизнь внезапно переменил на широкую и безумно расточительную, объясняя, что все расходы ему вознаградит магнитный железняк. Другой помещик, будучи доставлен в больницу душевнобольных, беспрерывно падал на пол или на землю, утверждая, что земля его притягивает».

Именно фирма Дитмара, кстати, и вела буровые работы, которыми руководил Лейст, а оплачивала Курская земская губернская управа. Работы, завершившиеся полным и звучным фиаско, злорадным смехом геологов и конфузом магнитологов. Поражение «железячников» было настолько громким, что тема «курского железа» была жирно вычеркнута из повестки дня, причем надолго – на четверть века.