Россия между дикостью и произволом. Заметки русского писателя - Максим Горький


Россия между дикостью и произволом. Заметки русского писателя читать книгу онлайн
«Русское правительство есть только политическая партия, лишенная моральной связи с русским народом и враждебная ему по своим задачам. Под давлением необходимости русские власти устраивают гнуснейшую комедию народного представительства. Народ понял эту грубую комедию, он не хочет Думы, в которую желают посадить на роли представителей его желании каких-то темных людей, не известных ему», – писал Максим Горький в начале прошлого века.
Он хорошо знал Россию, с 11 лет Алексей Пешков (будущий Максим Горький) вынужден был сам зарабатывать себе на жизнь и сменил много профессий, странствуя «по Руси». Впечатления от этого он позже отразил в своих произведениях, в которых утверждал, что человек в России «дешев и никому не нужен», а существование его проходит среди «людей безграмотных, бессовестных, одичавших от волчьей жизни в зависти и жадности».
Неоднозначным было отношение Максима Горького к революции: с одной стороны, он надеялся, что под ее влиянием в русском человеке «разгорятся ярким огнем силы его разума и воли, подавленные гнетом полицейского строя жизни». С другой стороны, Горький опасался, что «живя среди отравлявших душу безобразий старого режима, мы заразились всеми пагубными свойствами людей, презиравших нас, издевавшихся над нами… Старый порядок разрушен физически, но духовно он остается жить».
В данную книгу вошли очерки и рассказы Максима Горького, показывающие Россию первых десятилетий XX века, какой он ее видел.
В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Неподалёку стояла кучка людей, человек десять, и среди них оборванный, встрёпанный Кулугуров, отирая большой ладонью разбитое лицо, громко говорил:
– Попало ему, кривому дьяволу, довольно-таки!
На пёстрых главах церкви Николы Мирликийского собралась стая галок и оглушительно кричала. Бурмистров взглянул на них, глубоко вздыхая.
Он как будто засыпал, его давила усталость, он тупо смотрел в землю и двигал ногой, растирая о камни чью-то измятую шапку.
– Всех разогнали, пока что! – кричал бондарь. – Так-то вот! Ну, айда!
Он высморкался пальцами и пошёл к Вавиле, сопровождаемый товарищами.
– Куда меня теперь? – тихо и угрюмо спросил Бурмистров, когда они подошли и окружили его.
– Что – ушибли тебя? – не отвечая, осведомился бондарь.
– Куда меня?
Но раньше, чем кончить свой вопрос, Вавила почувствовал, что его крепко держат за руки, поднимают с земли.
– А вот, значит, – серьёзно говорил Кулугуров, – как ты – первое – повинился нам в убийстве, а второе – драку эту начал, – ну, отведём мы тебя в полицию…
Кто-то добавил:
– Мы тебе, друг, не потатчики, нет!
Вавила взглянул на него и промолчал.
Пошли. Бурмистров смотрел в землю, видел под ногами у себя лоскутья одежды, изломанные палки, потерянные галоши. Когда эти вещи были близко – он старался тяжело наступить на них ногой, точно хотел вдавить их в мёрзлую землю; ему всё казалось, что земля сверкает сотнями взглядов и что он идёт по лицам людей.
И как сквозь сон слышал гудение встревоженного города и солидную речь бондаря:
– А бой в сём году рано начали – до михайлова-то дня ещё недели две время…
Как-то вдруг повалил снег, и всё скрылось, утонуло в его тяжёлой, ровной кисее.
– Удавлюсь я там, в полиции! – глухо и задумчиво сказал Вавила.
– Еретик – всегда еретиком останется! – ответили ему откуда-то со стороны.
– Не хочу, не пойду! – вдруг остановясь, крикнул Бурмистров, пытаясь стряхнуть уцепившихся за него людей и чувствуя, что не удастся это ему, не сладит он с ними.
Они начали злобно дёргать, рвать, бить его, точно псы отсталого волка, выли, кричали, катались по земле тёмною кучею, а на них густо падали хлопья снега, покрывая весь город белым покровом долгой и скучной зимы.
Во мгле снежной пурги чёрными пятнами мелькали галки.
И всё работал неутомимый человек, – где-то на Петуховой горке, должно быть; он точно на весь город набивал тесный, крепкий обруч, упрямо и уверенно выстукивая:
– Тум-тум-тум… Тум-тум…