Лев Троцкий - Наша первая революция. Часть I

Разумеется, народное восстание не одно и то же, что заговор. Разумеется, только для революционного романтика иметь план заговора значит иметь в зашифрованном виде восстание. Разумеется, французские революционеры 40-ых годов[190] были фантасты и алхимики. Но значит ли это, что теперь, в марте 1905 года, у нас в России, подготовка восстания – алхимия и фантастика? Ну, конечно же нет. Порукой тому – передовая статья и «Военные заметки» N 87 «Искры».[191] Еще лучшей порукой служит российский пролетариат, который проявил пропасть революционной энергии и революционного упорства, двумя-тремя семимильными шагами пробежал пролог Великой Русской Революции – и теперь стоит перед восстанием.

Всенародное восстание – вокруг этого предприятия должна теперь сосредоточиться наша политическая и наша техническая деятельность. Каждое частное, самопроизвольно возникающее выступление массы нужно пропитать мыслью о необходимости одновременного всероссийского выступления. Все должно бить в одну точку: прокламации, речи, кружковые занятия. Между городами должна быть живая, непрестанная связь, построенная на той мысли, что близок момент, когда всем придется одновременно подняться. Каждый комитет должен сейчас же выдвинуть новый орган: «военный». Этот орган будет быстро расти, и в дни восстания совершенно подчинит себе все остальные.

Конечно, несмотря на нашу «нетерпимость», мы отнюдь не стремимся монополизировать в своих руках подготовку и проведение восстания. Для таких претензий нужен был бы громадный избыток сил, которого у нас вовсе нет. Всякому революционеру, всякому революционному отряду, который захочет взять на себя любую часть военной работы, мы скажем: «честь и место!» Передовая статья N 87 на этот счет безусловно права. К сожалению, она забывает только добавить, что кроме нас на революционном поле никого нет. И именно этот печальный факт совершенно лишает нас возможности проявить в сколько-нибудь значительных размерах качество революционного гостеприимства. Ждать, что революционные радикалы посыпятся на нас из какого-нибудь решета, совершенно не приходится. Революция надвинулась, восстание стоит на очереди, а мы (как руководящая партия) одни. Где мы сильны, там организационно сильна революция, где мы слабы, там организационно слаба она, где нас нет, там революция лишена организации и руководящих элементов. У революции много неожиданностей, но и эти неожиданности подчинены общим законам, – у нас нет социальной почвы для самостоятельной якобинской демократии, мы это понимали всегда, сами мы являемся продуктом этого факта, им объясняется наша победоносная борьба с народовольцами, народниками,[192] эсерами и… наше почти полное революционное «одиночество». Г. Гапон явился одной из блестящих внезапностей революции, но и на него, оказывается, есть управа. Если взять его самостоятельную идею, она оказалась в буквальном смысле поденкой; теперь ему остается лишь примкнуть к «одной из социалистических партий», которые существовали до него и которые в известном смысле подготовили его появление. Выбор Георгия Гапона не труден, ибо эта партия только одна.

Может быть, с какой-нибудь абстрактной (в дурном смысле) точки зрения можно утверждать, что было бы очень хорошо, если б у нас теперь была руководящая якобинская партия с перспективой диктатуры в будущем, с обязательством выполнять черную работу революции в настоящем, – а мы сохранили бы за собой только чисто-политическое руководство пролетариатом. Но этого нет, «черная» работа должна быть выполнена, и нам необходимо – потому что мы честные революционеры – взять ее на себя, а это значит «монополизировать» ее. Выполнение этой черной работы революции, организация восстания, становится в данный момент нашей высшей политической обязанностью.

Центральным лозунгом нашей агитации является Всенародное Учредительное Собрание. Это требование, противопоставленное требованию Земского Собора, уже сыграло громадную роль. Либеральным умникам и скептикам требование Учредительного Собрания могло казаться год тому назад наивной революционной утопией, – теперь, став лозунгом народных масс, оно даже в глазах «освобожденцев» облеклось плотью. В результате: вчера еще оппозиционное требование Земского Собора становится сегодня лозунгом реакции. Пролетариат немедленно восстанет не только против царизма, но и против тех господствующих групп, которые вступят с царизмом в сделку на почве манифеста и рескрипта 18 февраля: совещаться с царем о том, как давить революцию. После 9 января мирная конституционная сделка стала реакционной утопией, революция – фактом. История поставила на очереди, притом в порядке неотложности, не вопрос о мирном компромиссе земцев с правительством, а вопрос народного восстания, которое раздавит, сотрет с лица земли царское правительство. В то время как бюрократия создает комиссии для решения поставленной ей рескриптом 18 февраля задачи: когда и как созвать анонимный Земский Собор? наша задача – разъяснить народу, которому манифест 18 февраля объявил беспощадную войну, – кто и как созовет Учредительное Собрание?

Когда наша партия со всей энергией популяризировала идею Учредительного Собрания, мы – на вопрос: к кому адресуется это требование? – отвечали: фактически – к народу, формально – к царскому правительству или, через его голову, к Временному Правительству. Сегодня такой ответ недостаточен. Сегодня уже революционный «народ», принявший наше требование, должен знать, к кому он адресует его или, точнее, где исполнительный орган народной воли – для созыва Учредительного Собрания. Теперь, после 9 января, накануне восстания, к которому мы сознательно идем, уж нельзя отвечать: или – или. Учредительное Собрание будет завоевано путем восстания, созвано – Временным Правительством. Таков наш ответ.

Нам необходимо популяризировать в народных массах мысль о Временном Правительстве, уж хотя бы для того, чтоб вооружить народные массы определенными требованиями к Временному Правительству. Реорганизация бюрократического, полицейского и военного аппарата, изгнание всех кровожадных негодяев, замена их друзьями народа, вооружение народа на государственный счет – вот меры, которые прежде всего должны быть проведены Временным Правительством и которые создадут возможность беспрепятственной работы для представителей народа. Кратко говоря, созыву Учредительного Собрания должно предшествовать разоружение реакции и вооружение революции. В Учредительном Собрании будет представлена и реакция. Временное Правительство есть правительство революционного народа, стоящего лицом к лицу с воинствующей реакцией.

Еще раз: если мы верим в неизбежность революционного обновления России, если мы верим в надвигающееся восстание и сознательно идем ему навстречу, если мы хотим победы этого восстания, – то мы хотим создания Революционного Временного Правительства. Наша прямая и неотложная обязанность: провести в сознание масс то, что несет нам «бессознательный» исторический процесс. Наша прямая и неотложная обязанность поднять лозунг – да здравствует Временное Правительство!

Кто образует Временное Правительство? Тот, кого «вознесет» масса, т.-е. тот, кто будет руководить ею в решительные дни революции. Кто верит в чудеса, кто думает, что революция способна не сегодня-завтра вытряхнуть из рукава якобинскую демократию, тот имеет право думать, что Временное Правительство будет достоянием этой последней. Но и тот может противиться лозунгу: «Да здравствует Временное Правительство!» только из анти-революционных предрассудков. Мы говорим: да здравствует демократическая республика! – хотя знаем, что она будет буржуазной. Мы говорим: да здравствует суверенитет народа! – хотя знаем, что силою исторической логики суверенитет народа будет лишь полумистическим, полуюридическим прикрытием для политического господства буржуазии. Но подобно тому, как демократическая республика и суверенитет народа являются крайне революционными лозунгами при наличности абсолютизма и суверенитета Романовых, точно так же идея временного революционного правительства, хотя бы и буржуазного, в противовес царскому правительству, означает гигантский размах революции, беспощадный разрыв с монархической традицией, – и потому должна быть выдвинута нами в настоящий решительный момент. Разумеется, когда пред нами будет уж не царское правительство, а буржуазное революционное правительство, мы будем без всякой пощады разоблачать пред народом его ограниченность, а пролетариат будет под конвоем вести его вперед, будет защищать его от ударов реакции и будет вынуждать его, в случае колебаний, к выполнению его обязанностей.

Но оглянемся и спросим себя: где те, вне пролетариата стоящие, сознательные революционные элементы, которые могли бы оказаться на гребне революции? Их нет и – не будем себя обманывать! – их не будет. Правда, каждый новый шаг пролетариата отдается приливом веры и бодрости в сердцах наших либералов и так называемых демократов. Как никак они подрастают. Но они только подрастают, а пролетариат растет. В нем развиваются самоуверенность, настойчивость, упорство, недоверие к претендентам в вожди – прекрасные политические свойства! Земские и банкетные «сессии», во время которых рабочий имел собеседование (не всегда дружеское) с земцем и с «освобожденцем», дали рабочим незаменимые политические уроки и привили им добрую долю недоверия к вождям с этой стороны. Конечно, политически самоопределились десятки тысяч пролетариев, революционно возбуждены – миллионы. Но путь к этим миллионам лежит только через эти десятки тысяч, потому что они – цвет своего класса, и влияние их в революционную эпоху растет по часам.